Виталий Полупуднев - Митридат
Но щеголя пугало как будто что-то другое. Он увидел, как из боковой улицы показалась группа людей в белых хитонах, со странными щитами в руках, прикрепленными к шестам.
– Это хозяин, – прошептал он, сразу теряя самоуверенный вид, – он не внял голосу разума, не послушал меня и полез в самое пекло!.. Он будет схвачен на горе себе и… мне! Не иначе как пора бежать!
И, надвинув шляпу на глаза, поспешно устремился в противоположную сторону.
V
Махар искусно управлял четверкой заморских жеребцов, не давая им пуститься вскачь, но заставляя их упруго плясать и круто изгибать лебединые шеи. Они грызли удила, роняя на мостовую пену, окрашенную кровью.
И как только он миновал пестрое скопление «лучших» граждан, которые приветствовали его, как странное молчание воцарилось вокруг.
За спинами угрюмых воинов, охраняющих широкий проезд, уже не возглашали славу Митридату и его сыну Махару, там стояла настороженная толпа простого люда, мелких ремесленников и земледельцев.
Чем дальше он продвигался в глубь городских улиц, тем это молчание становилось враждебнее. Простой народ, носитель огня свободы и независимости, неприязненно встретил заморских хозяев, зная, что ему придется гнуть спину на них, не получая за свой труд заслуженной оплаты и отдыха. Не столь давно народ шел с оружием в руках против власти Митридата, а теперь встречал его ставленника тысячами холодных взоров и красноречивым молчанием.
«Хмуро смотрят, исподлобья… Проклинают в душе и меня, и моего царственного отца, – раздраженно думал царевич, бросая по сторонам надменные взгляды. – Ничего, я заставлю их если не смеяться, то служить делу Митридата, платить ему дань хлебом и золотом! И великий царь не будет гневаться на своего сына-наместника за то, что он взнуздал строптивых эллинов!.. Я запрягу их в колесницу понтийских дел и интересов, как впряжены вот эти лошади, и столь же твердо и умело буду держать в руках бразды власти!»
Дорога пошла в гору. Уже высятся впереди неприступные и несокрушимые стены и башни акрополя, вон и царские ворота, ведущие в жилище Спартокидов – царей боспорских, династия которых угасла в страшную ночь рабского восстания. Вот уже более тридцати лет дворец пуст. Но что это?
Царевич натянул вожжи, взор его стал вопросительно-строгим. Или Неоптолем и преданные граждане устроили ему еще одно неожиданное зрелище?.. Кони остановились и в нетерпении перебирали ногами.
Навстречу по живому коридору медленно двигалась процессия, состоящая из мужчин в белых одеяниях, с венками на головах. Некоторые несли в руках амфоры с вином, другие высоко поднимали на длинных шестах круглые щиты-монеты с изображением Митридата Диониса и надписями, которые ясно говорили о сущности этого нового представления. Это было шествие фиаситов-евпатористов, хорошо известных Махару там, в Синопе, где давно уже существовали общества, поклоняющиеся Митридату, как богу.
– Вот это для меня новость! – произнес изумленный Махар, не зная еще как ему держаться с этими людьми. – Выходит, на Боспоре есть фиас, поклоняющийся батюшке, а я никогда не слыхал об этом! И это после боспорского мятежа, направленного против власти Митридата!.. Странно!
Крепче натянув вожжи, царевич оглянулся все с той же вопросительной миной. Обеспокоенный Неоптолем пожал недоуменно плечами и затряс головой, не понимая, что, собственно, произошло. Он положил руку на плечо смуглого возницы и, когда тот остановил четверку, соскочил с колесницы, причем упал на левое колено и почувствовал боль в суставе. Прихрамывая, преисполненный нарастающего гнева, он кинулся вперед, спеша преградить дорогу незваным и неизвестным ему евпатористам. Следом бежал Фрасибул, делая какие-то знаки царевичу, видимо опасаясь за его безопасность.
Неоптолем поднял руку, воины справа и слева устремились в проход и отгородили царевича копьями от странного шествия, дабы предупредить возможное покушение на его жизнь.
– Кто такие? – вскричал глухим, скрипучим голосом Неоптолем и сразу же закашлялся от сухости в горле. – Кто повелел?..
И еще более изумился, увидев перед собою знакомое лицо Асандра, обедневшего, но претендующего на знатное происхождение боспорца, который отличился в битве с варварами на льду пролива, стоя во главе пешей фаланги. А потом чуть не потерял голову, обвиненный своими же в неуважении к мертвым.
– Это ты, Асандр? – вскричал он, обливаясь потом. – Или демоны затемнили тебе голову, или ты неумеренно предаешься пьянству в обществе гетер, что не сознаешь, на чью дорогу вышел, кому преградил путь?..
Фиаситы было смутились, видя, что их окружают острия копий, а вместо торжественной встречи царевича получился скандал.
– Ну, теперь мы пропали! Это будет похуже, чем битва на льду, – не удержался от замечания сомневающийся Флегонт. – Вот она, черная сирена!
– Полно! – повернулся к нему Асандр. – Мне кажется, что я не знал тебя раньше, Флегонт! Ты каркаешь, как ворона! Вот если мы струсим, то действительно навлечем на себя беду!.. Не робейте, ребята, как зайцы в облаве! Вы же воины!.. А ну, запевайте гимн!
Друзья приободрились. Флегонт замолк. И хотя хмель быстро улетучивался из голов, фиаситы еще выше подняли шесты с изображением царя и запели, правда, не очень стройно:
Митридата Евпатория славим!
Митридата Диониса славим!
Как бога живого и близкого.
Мощью и мудростью всех превосходящего!
И когда дошли до слов: «Да низвергнешь ты в Аид врагов своих», то с грохотом разбили о камни мостовой пустые, заранее заготовленные амфоры. Кони шарахнулись, но были усмирены сильной рукой Махара.
Все совершилось так, как бывало и в Синопе. Рассказы бывалого Панталеона о шествиях евпатористов в столице Понтийского царства были претворены в явь. Даже гимн фиаситов звучал так же, как в Синопе. Только слова немного разнились. Царевич не мог знать, что гимн этот сочинил досужий раб и слуга Асандра Гиерон, большой выдумщик и сочинитель, неплохой кифарист и песенник, одаренный приятным голосом.
Совсем смущенный, Неоптолем растерялся. Славили Митридата, того самого, которому служил и он, которому подчинился Боспор и от имени которого будет править Боспором его сын и наследник Махар!.. Допустимо ли творить насилие над «евпатористами»?
Подумав, сделал знак воинам. Те расступились. Царевич выплюнул полуразжеванный лавровый лист и почувствовал жажду.
– Что такое? – спросил он ломаным греческим языком, однако без гнева, скорее благожелательно. И в то же время держался настороже, как бы опасаясь подвоха.
Асандр в одежде жреца выступил вперед и с поклоном протянул наместнику амфору сладкого вина с печатями.
– Прими этот символический дар, справедливейший правитель, сын и наместник великого и непобедимого царя понтийского! Тебя приветствует фиас евпатористов!..
– Фиас евпатористов?.. Разве в городе есть такой?
– Теперь есть и всегда будет! Ранее он существовал тайно, под видом братства эранистов. Хотя в тайных молениях обращался к Митридату, нашему покровителю и земному богу!
– Слушай, Асандр, – не утерпел Неоптолем, считая все это выдумкой, недопустимой вольностью, – да ведь покровителем эранистов был оглашен Дионис! Я это хорошо помню!
– Верно, великий наварх, верно – Дионис!.. А кто же такой Митридат, как не Дионис?.. Его и зовут Митридат Евпатор Дионис! Конечно, есть еще Дионис небесный, но он самый близкий покровитель и сподвижник Митридата! И под именем Диониса мы разумели сразу двух богов – земного и небесного!
Неоптолем не был искушен в хитроумных спорах, привык действовать силой. И сейчас не знал, что сказать в ответ. Утверждения Асандра звучали правдоподобно, возразить на них было трудно. Очевидно, хитрый боспорец все продумал заранее.
Махар был рад этой затяжке, ибо получил возможность сообразить, подумать. В любом случае – существовал ли раньше фиас евпатористов, или он только что образовался – его возникновение следовало признать вполне уместным, даже желательным, как проявление преданности Митридату какой-то части населения Пантикапея. Через фиас можно влиять на умы горожан, с его помощью, возможно, удастся создать ядро людей, фанатически верящих в дело понтийского царя. И было бы нелепо, даже ошибочно сейчас, среди опущенных голов и враждебных взглядов, отвергнуть такое благое начинание. Появление фиаситов именно в самый момент въезда его, Махара, в акрополь нужно считать добрым предзнаменованием. К тому же Митридат покровительствует синопским и всем прочим евпатористам, так как любит, когда его сравнивают с богом.
Махар принял из рук Асандра амфору. Углы его рта дрогнули, шевельнулись смоляные усы, блеснули крупные зубы.
– И ты, Асандр, как назвали тебя, жрец и глава этого фиаса?
– Я только пастух этих овечек, что преградили тебе путь! – ответил тот с поклоном. – А хозяин этого преданного стада и жрец бога живого Митридата Диониса – другой! Ему мы подчиняемся, он наш благодетель и судья во всех случаях! Если он пожелает, фиас будет расти, действовать и славить земного бога Митридата, если нет – может и распустить нас!