Валентин Тарасов - Чеслав. Ловец тени
А волхв, нахмурив брови, заговорил строго и назидательно:
— Не следовало тебе заходить в ту избу. Черная смерть там уже хозяйка. Язвы те, что на телах ты видел, на пошесть страшную схожи. То и есть Зло нещадное! И слышал я, что от такой гнилой напасти целые селения погибали. Правда, в наших краях давно такого не было, но старики тоже подтвердили, что слышали от своих дедов о такой погибели. И Великие об опасности большой предупреждают..
— Отчего же она семью Кудряша сразила? — перебил его Чеслав. — Аль прогневили они чем Великих?
Жрец Колобор взглянул в сторону идолов и лишь после многозначительно произнес:
— Про то ведомо лишь самим Великим.
Чеславу показалось, что волхв сказал меньше, чем знал на самом деле.
— Откуда же гниль-то к нам пришла? — не унимался Чеслав.
Но ответить мудрый старец не успел, потому как в этот момент к ним неслышно подошел Миролюб. Скользнув взглядом по Чеславу, младший жрец, склонившись к уху Колобора, сообщил:
— Из селения мужи пришли. Хотят с тобой говорить, верховный. Волю богов знать желают.
Колобор на те слова помощника кивнул, выражая согласие, а Чеславу велел:
— Поди омойся в реке, молодец. Потом договорим.
После чего направился встречать пришедших из городища мужей.
А молодой охотник, повернувшись, чтобы идти к реке, неожиданно покачнулся и ступил неровно, очевидно, еще не избавившись полностью от обильного обкуривания.
— Что, Чеслав, наглотался дыма сизого?
Только теперь Чеслав заметил Горазда, который сидел на корточках у одного из костров, перекидывая из руки в руку кусочек тлеющей головешки и играя ею, словно камешком. На тонких устах младшего жреца блуждала сочувственная улыбка.
— И поделом. Верховного нашего слушаться надо, меньше дурмана в голове будет, — убежденно заявил помощник волхва. — А ему мудрость та от Великих ведается, для которых нет ничего тайного.
Из-за столбов дыма от костров с ведром в руках появился Миролюб.
— Великие об опасности, грозящей племени, зря предупреждать не будут. Мы для них что чада малые, неразумные часом, да любимые, — словно услышав, о чем до того говорил товарищ, добавил он, глядя озабоченно на Чеслава. — Пойдем, Горазд, подсобишь мне, — позвал он и, плеснув в костер воды, чтобы погасить его, пошел прочь.
Горазд подбросил уголек повыше, а после, подбив его на лету, отправил снова в костер.
Оставшись один, нагой Чеслав огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда подевалось его одеяние. Долго искать не пришлось. Незаметно возникший рядом отрок Благ молча протянул ему еще теплые от огня и пахнущие дымом сорочку и штаны. Взяв их, Чеслав, слегка пошатываясь, пошел к реке.
Искупавшись и очистившись теперь еще и водой, Чеслав вернулся в городище, давно уже проснувшееся и до краев наполнившееся кипучей деятельностью, словно котел с густой кашей, висящий над сильным огнем.
Что бы ни происходило в их селении, какие бы беды и невзгоды ни обрушивались на головы его сородичей, какие бы потери они ни несли, повседневные заботы брали верх над всем остальным и заставляли их, несмотря ни на что, жить дальше.
Подойдя к своему дому, Чеслав услышал голос Болеславы, которая ласково уговаривала их норовистую корову стоять смирно. Эти уговоры повторялись каждое утро и вечер, когда женщина пыталась подоить упрямую скотину. А та внимательно слушала, помахивая хвостом, косила преданным глазом, вроде бы соглашалась, но все равно время от времени взбрыкивала, норовя попасть по горшку и пролить уже надоенное молоко. Зачем она это делала и чего этим добивалась, ответить было трудно. А уж получить ответ от самой строптивицы — и подавно!
Войдя в дом, Чеслав заметил, что Кудряш по-прежнему неподвижно лежит в углу. Стараясь не разбудить друга, он подошел к лавке у очага и, достав из-под рушника хлеб, хотел уже надломить краюху.
— Что стряслось-то с ними? — донесся до него осипший от переживаний, с трудом узнаваемый голос друга.
Чеслав замер и положил хлеб на место.
— Отчего их не стало? — вновь послышалось из угла. — Ты ведь затем до зари со двора подался?
Чеслав подошел ближе и увидел, что Кудряш лежит с открытыми глазами и не мигая смотрит в потолок.
«Да он, получается, и не спал вовсе. Вон лицом бел весь… А глаза-то, глаза! Словно и не его вовсе!»
— Ты был там? — шевельнулись губы друга.
— Был…
Чеслав больше всего опасался, что Кудряш начнет расспрашивать об увиденном в доме.
— Колобор запрет наложил входить туда… Огнем Сварожичем очиститься меня заставил… — Молодой охотник говорил осторожно, боясь словом своим неловким еще больше растревожить кровоточащую рану друга. Но правду не утаишь. — Говорит… говорит, пошесть сразила их…
— Отчего же их-то?
Голос Кудряша едва можно было различить, а потому непонятно было, кого он спрашивает — себя или Чеслава.
— Оченята попродирали уже, соколики? — прервал разговор певучий женский голос.
Парни и не заметили, как в дом вошла Болеслава.
— Вот, молочком парным вас сейчас напою.
И она принялась разливать молоко из горшка по глиняным крынкам.
Чеслав про себя поблагодарил Болеславу, что появилась так кстати, прервав их тяжкий разговор с Кудряшом. Он бы и рад был утешить друга, да чем?
Поставив две крынки, полные еще теплого молока, на стол, Болеслава отломила несколько ломтей хлеба и положила их рядом. А ко всему этому достала горшок с весенним медом и, сунув в него ложку, поставила между ними.
— Вот, побалуйтесь! — с любовью позвала она парней к столу.
Чеслав, проснувшийся давно и успевший уже порядком набегаться и проголодаться, без уговоров присел к угощению, на место, где когда-то сидел его отец. Но теперь он, Чеслав, был главой дома, а потому и место во главе стола было его. Взяв один из кусков хлеба, он щедро обмакнул его в мед и бросил в очаг — пусть предки разделят с ними эту трапезу.
Кудряш же не двинулся с места.
— Дитятко, ты чего? — участливо спросила Болеслава.
— Нет охоты, тетенька… Ком у меня в горле… — отвернулся к стене Кудряш, пряча глаза.
Болеслава с пониманием покачала головой и, смахнув набежавшую слезу, слабо возразила:
— Охлянешь ведь!
Возле дома раздался шум быстрых шагов, и почти сразу порог переступил дядька Сбыслав.
— Здравия дому вашему, духу Домовому и вам, хозяевам-родичам! — приложил он руку к груди, приветствуя присутствующих.
— И тебе, Сбыславушка, здравия! — ответила за всех хозяйка, так как Чеслав с набитым ртом смог только кивнуть.
Болеслава поспешила вытереть рушником и без того чистую лавку для уважаемого гостя.
— Присаживайся к столу. Чем богаты… Попотчуйся молочком да медком, — придвинула ближе к гостю угощение хозяйка.
— Благодарствую сердечно, не голоден я. — Сбыслав за стол садиться не стал и смущенно переступил с ноги на ногу. Видно, что-то тревожило его, а оттого лишало обычной уверенности. — Да вот зашел Кудряша повидать. Знал, что здесь застану… Да и где ж еще?
Кудряш даже не пошевелился, хотя речь шла именно о нем. Болеслава выразительными жестами да лицом показала гостю, что «тяжко, мол, парню».
— Да и я не с радостными вестями, — пробормотал хмуро Сбыслав и, передумав, все же примостился с краю лавки.
Болеслава и Чеслав, который тут же забыл о еде, прикипели к гостю взглядами, ожидая, что он скажет.
— Да и какие уж тут… радости, когда смерть в селении кровь нашу губит? — с большой озабоченностью и оттого, наверное, с неменьшей тяжестью развел руками глава селения. — Волхв Колобор у богов о погибели внезапной спрашивал. Скверная болячка сразила их — таков ответ Великих. — Помолчав, почтенный муж обратился к неподвижному Кудряшу и говорил, что камни неподъемные ворочал, вздыхая и с трудом подбирая слова: — Твоих-то, Кудряш, обрядить следовало бы… Думали о том, как сопроводить их к предкам. Да тут случай особый… Волхв говорит, что пошесть та заразной может быть. А потому, поразмыслив да с Колобором посоветовавшись, мы решили, что кострищем им погребальным ваша хата станет.
Это известие заставило Кудряша привскочить на лежаке. Он резко поднялся, но вынужден был сесть, потому как почувствовал, что стены перед глазами заходили ходуном.
Отроки споро носили солому, сухие прутья да поленья, обкладывая дом со всех сторон, — так, как обычно сооружают погребальное кострище.
Бабы да девки руками прикрывали рты, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, рукавами сорочек да краями платков утирали глаза, из которых то и дело росились слезы. Понурые мужики да парни лишь тяжело вздыхали и качали головами. Обычно неугомонная детвора, жмущаяся к матерям, и та притихла. Все жители городища, от мала до велика, собрались у хаты семьи Кудряша.
На лицах людей блуждали растерянность и любопытство, смешанное с немалым испугом. Внезапная и непонятная смерть целого семейства соплеменников взбудоражила их, лишила покоя. Конечно, и раньше случалось, что смерть забирала сразу нескольких соплеменников, и даже семьями. Но никогда еще не бывало такого, чтобы умерших не возлагали на погребальный костер, а им становился их родной дом.
