Степан Злобин - Степан Разин (Книга 2)
– Батька, пора ведь и мне в поход! – сказал он, когда устроил спать челобитчиков и вернулся к Степану.
Разин взглянул с усмешкой на юного казака.
– Куда тебе в путь, кашевар женатый?
Тимошке шел уже двадцатый год, но борода все еще не росла на его щеках и черные торчащие усики по-прежнему казались в шутку наклеенными на детское, простодушное, лукавое лицо, по-детски лежали гладкие, расчесанные, прямые темные волосы, по-детски задорно глядел слегка вздернутый нос, и твердая взрослая решимость его речи всегда вызывала усмешку Разина.
– В Астрахань ты обещал меня выслать, как станешь сбираться, – сказал Тимошка.
– А кто же сказал тебе, что я туды собираюсь? – спросил атаман.
– Я и сам ведь знаю! – дерзко ответил Тимошка.
– Чего же ты знаешь, скажи?
– А того и знаю: Черкасск ныне наш – стало, Волгу пора забирать, чтоб велико казацкое войско строить.
– Ишь ты! А потом? – поддразнивал Разин.
– Потом щи с котом! Всю Волгу возьмешь – и на Яик!.. Ты ныне на Яик письма послал, в Царицын, в Саратов. А в Астрахань я понесу. Ты стрельцам обещался меня прислать. Уж небось поджидают!..
– Ну что же, сынок, собирайся. Только казачка твоя мне станет пенять. Как ты Настю-то кинешь? Вишь, в Черкасск ведь и то не хотела пускать!..
– А ты ей поклон от меня отдай, – спокойно сказал Тимошка. – Скажи: по век жизни ее не забуду за любовь да за ласку. Жив буду – назад ворочусь, привезу ей гостинцев.
– Ладно. А ты мой поклон отдай астраханским стрельцам да посадским.
Разин дал Тимошке письмо к астраханцам, ожидая, что слух о его предстоящем походе на Волгу сам сделает дело и настроит умы стрельцов и посадских в его пользу.
– Скажи им, что наскоре в Астрахань буду. Стречали бы да воеводу навстречу вели под уздцы, – сказал Разин.
– Я сам с ними выйду тебя стречать, в покорность тебе приведу стрельцов, – обещал Тимошка, уверенно тряхнув головой.
Степан усмехнулся:
– Ты прыткий, сынок! Что ж, воеводы градские ключи тебе поднесут?
– Мы и сами возьмем! Астраханцы меня признают – ить сыном твоим все зовут!
– Сын-то сын, а ты казацкую шапку смени да зипун, – сказал Разин. – Воеводские сыщики не признали бы тебя раньше всех, а то схватят под пытку... За тем ли к ним лезть!.. Ты не моим, а купеческим сыном оденься: шелков кафтан да пухову шляпу. Таких молодцов на торгу немало гуляет – орехи грызут да армянские вина пьют. Кошель полон денег, сапожки – сафьян, ворот козырем, а в башке – дыра... Гребцов подбери себе на дорогу из астраханцев, а так-то купецкому сыну не гоже.
Тимошка нашел в таборе у войсковой избы бывшего астраханского стрельца, это был старый приятель его – Никита Петух. И наутро в легком челне они отплыли в верховья Дона, в обычный казацкий путь к низовьям Волги, через Царицын...
– Кошачьи усы, ты куды? – расспрашивали его знакомцы казаки.
– Про то мне да батьке ведать, – с гордостью отвечал молодой казак...
Уже третью неделю сидел Степан Тимофеевич в Черкасске, когда его брат Фрол Разин явился к нему в войсковую избу.
– Здорово, Степан Тимофеич! Поздравствовать на атаманстве тебя приехал! – сказал он с искренней радостью.
Степан ласково посмотрел на брата.
«Ишь, возрос!» – подумал он, словно видел его в последний раз не взрослым, женатым казаком, а малым парубком.
– Ну, как там у вас в верховых станицах? – спросил он.
– Шумят казаки. В станичных избах перетрясли, атаманов новых много обрали, к тебе собираются, – громко ответил Фрол и тихо добавил: – Вести есть тайные.
Степан позвал брата в малую горенку, притворил поплотней дверь.
– Ну, сказывай, что там.
– Перво, приказные через станицу ехали в Москву да грозились, что за твое своевольство ныне придут на Дон государевы ратные люди, весь Дон разорять.
– Привез ты их?
– Кого?
– Да приказных. Отколе они?
– Ты пустил на Москву, чего я их стану держать! Проходную глядели – все ладно, печать приставлена к месту...
– Какая печать?
– Войсковой избы Войска Донского, как надо. Сережка мне молвит: «Башку бы им своротить!» Я баю: «Степан пустил – нам в то не вступаться, не то осерчает!»
– Постой, погоди, что за люди? Какие приказные, толком скажи.
– Да с дворянином, коего ты убил, сюды прискакали – дьяк да двое подьячих.
– Да кто же их пустил назад в Москву?! Ну посто-ой!.. У кого же теперь печать? – покачал головой Степан. – Эх, попался я, брат! – Степан сдвинул шапку на лоб. – Митя-ай! – крикнул он.
Вошел Еремеев.
– Иди забери у Корнея войсковую печать. Измену творят! И мы-то ведь дурни: брусь и бунчук забрали, а печать у них! Да в рожу Корнею дай, а за что – то он ведает сам. Не дадут печать, то веди самого!
Еремеев ушел.
– Лазутчики из Воронежа приезжали. На лодке по Дону прошли недалече, повернули с ладьей – да назад на верха, – продолжал свой рассказ Фролка.
– И тоже их не держали?
– Ночью с Сережкой нагнали – да в Дон...
– Ну и ладно, – одобрил Степан.
– Заставы надо поставить, Степан Тимофеич, а так все равно пролезут. Народу беглого тьма идет – с Тулы, с Орла, с Рязани – поди-ка узнай! Пролезут – не сыщешь! Дон-то широк!
– И то, надо поставить заставы, – согласился Степан.
– Да с крепким наказом, – добавил Фролка.
Степан по-отечески усмехнулся.
– Ты сам так мыслишь али Кривой подсказал? – ласково спросил он.
– С Сережкой-то мы в совете... Да ныне и на него у меня извет... хоть друг большой... – Фрол замялся.
– Ну, чего? – Степан поднял голову.
Фрол потупился. Говорить на Сергея брату он не хотел, но Сергей нарушил обычай и заводил измену казацким порядкам. Фрол теребил свою узкую бородку длинными пальцами.
– Замахнулся, так бей. Что ты, баба?! – прикрикнул Степан.
– Сергей за станицей, у кладбища, кузниц наставил, набрал кузнецов, куют в день и ночь... сохи да бороны... Я к нему: ты, мол, что своеволишь?! А он говорит: «Ныне наша воля: мужики одолели в Черкасске – знать, Дону распахану быть, а мне быть богату. Я, баит, ныне на все станицы борон да сох наготовлю, пойду торговать, как иным и не снилось...»
– Купец! – со злостью воскликнул Степан. – Что же, Фролка, придется ему отрубить башку.
– Брату?! Да что ты, Степан Тимофеич! – испугался Фролка. – Ты ярлык ему напиши, что ковать не велишь. Он меня не послушал, а тебя забоится, отстанет...
– Кого-то он сроду страшился! – прервал Степан. – А ты ему так и скажи, что разом снесу башку и всем ковалям и каждому, что за россошки возьмется... Бояр накликать на казачьи земли не дам!..
– Крови не было б, Стенька! – задумчиво сказал Фрол, гордясь в душе, что он брат такому великому атаману. Вначале у него с языка просто не шло даже имя Степана. В гордости братом он не мог его называть без величания по отцу. А теперь вдруг братняя теплота и заботливость залила все его существо, и захотелось сказать ласково, как когда-то давно-давно. – Крови не было б, Стенька! – сказал он. – Сергей мужиков скопляет. Там беглых к нему прибралось уж с два ста человек.
– Упрямый козел все ладит свое! Скажи ему: пахотны земли – на Волге. Пусть Волгу идет воевать, а у нас на Дону за такие дела – без пощады... Да кузнецам скажи то же. Да ты им вели, чтобы шли ко мне в городок в Кагальницкий, там много работы, а то и сюда – и в Черкасске им дела хватит. Нам ныне сабли ковать!..
– Знамо, сабли! – кивнул понимающе Фролка.
– Разумный ты взрос казак. Я не чаял, что ты столь разумен, – сказал Степан. – Вот что, Фролушка, я в поход. Ты тут без меня остаешься. Вестей прознавай. Чуть что – посылай гонцов.
– А ты где же будешь?
– Найдут, не иголка! – с усмешкой ответил Степан. – Так ты, брат, в Черкасске жить не ходи, да не сиди и в верховьях. Кто на Дон какими путями пойдет к Корниле – и ты бы все ведал. А для того ты садись в моем городке... Да кто будут беглые разных земель – и ты их принимай, пусть живут... И семью мою береги, – добавил Степан. Он знал, что вернее Фрола никто не сумеет сберечь Алену с детьми.
Повелительный тон атамана снова заставил Фролку почувствовать расстояние между собою и им.
– Степан Тимофеич, а ты, не во гнев, куды же в поход? На Азов?
– По братню завету, – ответил Степан. – В станицу прискачешь – вели там казачке своей пекчи пироги. И я за тобою как раз к горячим поспею!
На Волгу
Разин покинул войсковую избу и Черкасск. Войско его оставило Кагальник – все ушли на север, лишь немного людей осталось на острове для сторожевых служб.
Был слух, что на Дон и на Волгу царь из Москвы послал войско, чтобы чинить над Разиным промысел.
– Неужто наш кагальницкий пошел государевой рати навстречу?! – размышляли оставшиеся в Черкасске сторонники Корнилы Ходнева.
– Погубят донскую казачью вольность. Разгневается на весь Дон государь за продерзость, нагонит к нам воевод! – говорил Корнила Логину Семенову. – Нам бы, Логин, ныне отречься от них, наскоро войско свое собрать, верное государю, да Разину в тыл ударить.
