Исай Калашников - Гонимые
— Ну как тут у нас?
— Все хорошо. Правда, в урочище Хара-гол на табунщиков напали меркиты. Но все обошлось. Табунщики сумели уйти, не потеряв ни одного коня.
— Сколько меркитов? Куда они направились? — встревожился Джамуха.
— Меркитов было сотни три. А шли они в свои кочевья. Видимо, воевали с тайчиутами.
— А-а… — успокоился он. — Кто те табунщики?
— Сыновья нашего агтачи Тобухая. И еще одна новость. Приехал человек от хана Тогорила. Со вчерашнего дня ждет тебя.
— Пусть подождет еще.
Подошел агтачи Тобухай, кривоногий старик в халате с подоткнутыми под пояс полами.
— Звал меня, Джамуха-сэчен?
— Звал, Тобухай-эбуген. Уржэнэ говорит: твои сыновья спасли табун.
Так ли это?
— Так.
— Скажи им: каждому дарю по юртовому войлоку из белой шерсти.
— Твоя щедрость подобна полноводной реке — все из нее черпают, а она не убывает. — Тобухай с достоинством поклонился.
— Но звал я тебя по другому делу. Посмотри на моего коня. У него обвисло брюхо и прогнулась спина. Он верно служил мне многие годы. Пусть теперь отдыхает.
— В твоем табуне есть беломордый жеребец. Он легок, как дзерен, силен, как лось. Но он не объезжен.
— Приведите его мне.
Агтачи ушел. Вскоре табунщики подогнали к юртам коней. Джамуха сел в седло, взял из рук подъехавшего Тобухая ургу. Лошади, сбитые табунщиками в плотный круг, пугаясь юрт, людей, кидались из стороны в сторону. Жеребец, на которого указал агтачи, понравился Джамухе. Вороной, длинногривый и длиннохвостый, он выгибал тонкую шею, носился вокруг табуна, кося злым глазом.
Улучив момент, Джамуха накинул петлю на его голову. Жеребец прянул в сторону, петля затянулась на шее. Табунщики, попрыгав с коней, вцепились в гриву, в хвост, накинули на спину седло, взнуздали. Джамуха слез со своего коня, как и агтачи, подоткнул под пояс полы халата. Подбежал Тайчар.
— Брат, разреши объездить этого коня мне! Ух, какой хороший!
Тайчар, бесшабашный удалец и большой любитель лошадей, не мог стоять на одном месте от возбуждения. Джамуха рассмеялся:
— Думаешь, ты это сделаешь лучше меня? Нет, братишка, своего коня я всегда объезжаю сам.
Жеребец вздрагивал всем телом, храпел, скреб копытом землю. Джамуха потрепал его по шее, взял в руки поводья и взлетел в седло. Табунщики отскочили в сторону. Жеребец потряс головой, приходя в себя, выгнул спину, словно хотел таким способом освободиться от непривычной тяжести. Вдруг заржал, встал на дыбы. Джамуха ожег его плетью. Жеребец прыгнул, высоко вскинув зад, помчался, то бешено кидаясь в стороны, то вздыбливаясь.
Джамуху мотало так, что казалось, оторвется голова. Но он уже знал: беломордый не вышибет его из седла.
Измучившись, весь в мыльной пене, жеребец пошел ровным галопом.
Натягивая поводья, Джамуха перевел его на рысь и, огибая озеро, повернул к куреню. Солнце уже село. И там, где оно село, край неба пылал золотисто-малиновым светом. Мелкая рябь озера тоже была малиновой. Утка с выводком, оглядываясь на него и испуганно крякая, отплывала от берега.
Джамуха чувствовал себя счастливым. Но, вспомнив о посланце хана Тогорила, нахмурился. Что нужно беспокойному владыке кэрэитов? Вечно он затевает что-нибудь.
У коновязи передал жеребца агтачи, не стал слушать похвал его умению подчинять себе коня, сразу прошел в свою юрту. Там уже сидели, ожидая ужина, Тайчар и ближние друзья.
— Пригласите к ужину посланца хана Тогорила, — попросил он.
Посланцем хана оказался молодой нойон Хулабри. Скрывая досаду и озабоченность, Джамуха шутил, улыбался, его лицо с мягкими ямочками на щеках было приветливым.
Баурчи принес молочное вино и мясо.
— Гость, наверное, не обидится за такое простое угощение? У нас нет китайского вина, лепешек из найманского проса и каши из тангутского риса… — Вздохнул. — Мы люди бедные. Все, что у нас есть, дает наша земля, покрытая травами.
Он не жаловался, напротив, ему хотелось, чтобы нойон понял: его племя не велико, но оно ни у кого ничего не просит, никому ничего не должно.
— А наш повелитель думает, что ты соскучился по иной пище, и приглашает тебя в гости.
— И когда хан-отец хочет видеть меня своим гостем? — уже без улыбки спросил Джамуха.
— Завтра.
— Почему такая спешка?
— Остальные гости в сборе. Нет только тебя.
Джамуха помолчал. Он очень нужен хану. А для чего? Что хочет получить от него Тогорил? Воинов? Лошадей? А может быть, проведал про его тайные дела?
— Я был бы счастлив отпить глоток вина из чаши хана-отца. Но, на горе мне, в последние дни разболелся живот, я ничего не могу принимать, кроме нашей пищи и нашего вина.
— У хана есть люди, умеющие лечить любые недуги… Мне не велено возвращаться без тебя.
Джамуха вздохнул. На этот раз не притворно. Придется ехать…
Разговаривал с ним хан с глазу на глаз. На прокопыченном оспой лице его лежала тень тяжелых дум, подозрительный взгляд ощупывал Джамуху, и тому было не по себе под этим взглядом.
— Ты не хотел ко мне ехать?
— Хан-отец! — с укором вскрикнул Джамуха. — По первому слову лечу к тебе птицей…
— Ладно, верю, — хан махнул рукой, останавливая его. — Осенью у меня был твой анда Тэмуджин.
— Тэмуджин? Он жив?
— Жив. Он женился, подарил мне соболью доху.
— Мой анда такой богатый?! — все больше изумлялся Джамуха.
— Да нет… Владения отца у него отняли. Он просил меня вернуть улус своего отца. А сейчас прибыли ею братья. На Тэмуджина случайно наехали меркиты, увели молодую жену. Я рассудил так: ты — его клятвенный брат, я брат его отца. Кто же, если не мы, поможет Тэмуджину?
— Хан-отец, моя мысль пряма, как древко копья: Тэмуджину надо дать все, что он просит. — Он был рад и этой новости, и тому, что хан не знает, кто разрушил мир кэрэитов с найманами, хотя, кажется, что-то и заподозрил.
Вовремя объявился анда Тэмуджин…
— Он просит отбить его жену у меркитов.
— Надо ли нам связываться с меркитами? Жена не улус, ее найти не трудно…
— А ты терял жену? — сердито перебил его хан.
Джамуха подумал о своей Уржэнэ. Как часто, измученный заботами и тревогами, он, слушая ее голос и небесные звуки хура, обретал успокоение, находил просвет там, где все, казалось, было затянуто мраком.
Но война с меркитами. А почему бы и нет? Тогорил сейчас в силе, да и его воины кое-что стоят.
— Я готов идти с тобой, хан-отец.
Хан угрюмо кивнул головой. Напоминание о жене увело его думы к прошлому. Он, кажется, даже забыл о Джамухе.
— Братья Тэмуджина здесь? — спросил Джамуха.
— Да.
— Могу я поговорить с ними?
Окликнув нукера из дверной стражи, хан послал его за Хасаром и Бэлгутэем. Того и другого Джамуха помнил мальчиками и, когда увидел перед собой взрослых мужчин, остро почувствовал, как много прошло времени.
Кряжистый, низкорослый Бэлгутэй почти все время молчал, больше говорил Хасар — высокий, худощавый парень с неробким взглядом черных глаз. Из его слов Джамуха понял, что анда не сидел без дела, что в куренях тайчиутов у него немало верных людей, но их надо расшевелить, подтолкнуть.
— Передайте моему брату Тэмуджину: я помню и люблю его. Все, что у меня есть, принадлежит ему.
Проводив братьев, он сказал Тогорилу:
— Хан отец, нам нельзя медлить.
— Веди своих воинов сюда. Я позову своего брата Джагамбу с его воинами, и, как только соберемся, пойдем на кочевья меркитов.
— Мудрый хан, если мы начнем стягиваться со всех сторон, как рыба в глубокий затон, всем станет понятно — что-то затеваем. Всполошатся тайчиуты, заседлают боевых коней найманы, недремлющим оком уставятся в нашу сторону меркиты.
Подумав, хан согласился с ним, похвалил:
— Твой ум становится острым, как хорошо закаленный клинок.
— Он — слабое эхо твоей всепостигающей мудрости, — скромно потупился Джамуха.
— Мы соберемся в верховьях Онона, в урочище Ботоган-борджи. Знаешь, где это?
— Знаю. — Джамуха мысленно прикинул путь войск к урочищу, и ему пришел в голову интересный замысел. Надо уговорить хана зайти за Тэмуджином. Если он завернет на его стоянку, дальше принужден будет идти через кочевья тайчиутов, и тайные доброжелатели Тэмуджина без помех присоединятся к анде. На одну стрелу можно насадить гуся и куропатку.
Конечно, тайчиуты могут потрепать хана. И это неплохо. Сил у хана-отца убавится не много, а спеси станет меньше. Но как сказать об этом Тогорилу?
Захочет ли он рисковать? Не в его правилах, идучи на одного врага, задирать другого. Сказал, как о деле малозначимом, само собой понятном:
— Ты, конечно, зайдешь за Тэмуджином и захватишь его с собой?
Хан строго и сосредоточенно рассматривал под ногами желтое пятно на белом войлоке. Подняв голову, остановил взгляд на лице Джамухи.
— Слишком острый клинок плох тем, что иногда режет собственные ножны.
Не думай, сын, что умнее других, — это плохо кончится.
