Александр Чаковский - У нас уже утро
Среди людей он сразу почувствовал себя увереннее. Это чувство было знакомо ему ещё по фронтовым временам.
Общежитие было построено недавно и предназначено для рыбаков, приданных комбинату на время путины, и шахтёров, присланных Висляковым. Оно состояло из двух больших комнат. В первой комнате, куда вошёл Доронин, стояли двадцать кроватей местного производства. Половина их пустовала. Люди были заняты на берегу и в море. На других сидели и лежали свободные от работы рыбаки.
Когда Доронин вошёл, все головы повернулись к нему.
А он вспомнил, как давно-давно, вскоре после своего приезда, прошёлся по затхлым японским лачугам, где ютились небритые, злые, изнывающие от безделья рыбаки.
Теперь люди жили в хороших, чистых, русского типа комнатах. Даже тем рыбакам, которые приехали сюда только на время, комбинат смог предоставить отличное жилье. Что же касается «кадровых» рыбаков, то они уже давно жили не в общежитиях, а в отдельных комнатах, не больше чем по два человека в каждой.
– Ну как, товарищ директор, ушли люди в разведку? – спросил Доронина совсем молодой белокурый парень; он сидел на постели и, видимо, собирался ложиться: один сапог его был снят, другой наполовину стянут.
– Ушли, – ответил Доронин; он мгновенно ощутил, что здесь, так же как и на всём комбинате, люди живут в напряжённом, тревожном ожидании. – Откуда к нам? – спросил он, глядя на парня, но обращаясь ко всем присутствующим.
– С Анивы, – ответил за всех парень. – Да вы присядьте, товарищ директор. – Он подвинулся, давая Доронину место на кровати.
Доронин сел.
Рыбаки с Анивы были направлены сюда по инициативе Русанова. На восточном берегу путина начиналась позже, и это давало возможность маневрировать людьми и техникой. «Великое дело – единый государственный план», – подумал Доронин.
– А с материка давно? – спросил он.
– Да мы уже местные, – отозвался парень, – считай, второй год здесь воюем.
Доронину понравилось это слово.
«Да, именно «воюем», – подумал он. – С природой, с японской кустарщиной, с отсталыми людьми. На этой земле уже появились первые постоянные жители».
Доронин вспомнил свою первую ночёвку в тайге, под брезентом, бок о бок с рыбаками, которых он тогда назвал пионерами. Как изменились люди с тех пор!…
Сейнер Дмитрия Весельчакова – один из тех, что вышли на поиски косяков, – бороздил неспокойное ночное море.
Было очень темно. Дул восточный ветер. Медленно надвигался туман. Сейнер шёл на юг. Волны расходились за ним двумя расширяющимися полосами. В них то вспыхивали, то гасли голубые и зелёные огоньки. Казалось, что где-то в глубине зажигаются крошечные лампочки и горят холодным, меркнущим светом.
На корме разговаривали два рыбака: молодой парень и старик.
Перегнувшись через борт, парень зачарованно смотрел на подводные огни.
– Вот чудо какое! Сказали бы раньше – не поверил! – поволжски окая, тихо проговорил он.
– Никакого нет чуда, – равнодушно ответил старик. – Фосфорное свечение от мелких рачков.
– Вот бы выловить, а? Должно, вроде наших светлячков?
– Не сделано ещё такого крючка, чтобы этого рака поймать, – снисходительно ответил старик, – инфузория он, понял? Рак-черноглазка, называется «эуфазида». Ясно?
Сейнер мелко вздрагивал и покачивался на ходу. Иногда откуда-то из темноты налетала невидимая шипящая волна, и тогда туча брызг обрушивалась на палубу.
– Трудное дело в такую темь судно водить, – боязливо сказал парень, – то ли дело река! Фарватер известен, берега видать, все тебе ясно как на ладони.
– Река! – с пренебрежением повторил старик. – Детская забава! Настоящий рыбак на реке жить не может. На реке люди без размаха живут.
– Ну, это ты брось! – неожиданно оборвал его парень. – Размах от человека зависит, а не от… воды. Мы на Волге такие путины проводили… Я, правду сказать, реку больше люблю. Река – определённое дело. Всё понятно, куда течёт и откуда. А в море разума нет. Разлилось вот так миллионы лет назад и лежит, переваливается…
– Это ты про море!… – возмущённо начал старик.
– Эй, на корме, разговорчики! – крикнул из рубки Весельчаков. – Смотреть надо!
Дмитрий стоял у штурвала. Тускло светила укреплённая на потолке маленькая лампочка. Он внимательно вглядывался в темноту. Справа по борту ещё были видны далёкие огоньки комбината, а слева и впереди простиралась непроницаемая ночная тьма.
Сельди не было. Ветер переменился. Теперь он дул с юга. Огни комбината удалялись. А сельди всё не было.
Дмитрий напряжённо всмотрелся в темноту. Может быть, они рано вышли на разведку? Может быть, сельдь кочует ещё на большой глубине или медленно идёт где-нибудь в сотне километров от берега?
Он взглянул на компас и повернул штурвал, уходя мористее.
И вдруг ему показалось… Он перегнулся через штурвал, высунулся в смотровое окно. Может быть, ему только показалось?
Но впереди в самом деле появилось нечто смутно-белесое, похожее на Млечный Путь в далёком безлунном небе.
Дмитрий почувствовал, как дрожь прошла по всему его телу. Теперь он уже не сомневался, что видит косяк сельди.
Прижав рот к переговорной трубе и едва сдерживаясь, чтобы не закричать, Дмитрий сказал:
– Вижу косяк. На корме, приготовиться! Ход самый полный!
Содрогаясь и вздымая за собой водопад брызг, сейнер ринулся навстречу косяку. Но в этот момент Дмитрий увидел справа по борту ещё один косяк сельди.
Колесо штурвала тотчас завертелось в противоположную сторону.
Теперь нужно было сманеврировать и соединить косяки друг с другом. Сейнер, словно хищный ястреб, стал описывать круги, в центре которых находилась рыба. С каждым разом круги все сужались. Когда сейнер слишком близко подходил к косяку и задевал его край, в воде вспыхивали тысячи отблесков.
– Приготовить шлюпку! – скомандовал Дмитрий.
На корме сразу засуетились люди, что-то загремело, и шлюпка тяжело опустилась в невидимую воду.
Вскоре косяки сомкнулись. Чуть фосфоресцировал след погружающегося в море невода.
– Стоп! – скомандовал Весельчаков.
Мгновенно всё стихло. Сейнер перестал вздрагивать. Качка усилилась. Рыбаки с баграми в руках бежали к носу. Застучала лебёдка.
Оставалось сделать самое главное: вплотную соединить концы выметанного невода и потянуть нижнюю подбору. Тогда рыба окажется в глухом мешке.
Из рубки вынесли электрическую лампу. На палубе стало светло. Чёрная морская вода засветилась яркими бликами. Снова застучала лебёдка, и из-за борта потянулись наматываемые канаты. Светлое пятно словно закипело: рыба металась, почувствовав движение стенки невода.
Наконец невод выбрали. В нём трепетали тысячи, десятки тысяч небольших сине-чёрных рыбок. При ярком электрическом свете их чешуя играла миллионами маленьких огоньков.
ГЛАВА XIX
Сельдь приближалась к берегу. По плану, со всей тщательностью разработанному заранее, рыбаки устанавливали ставные невода. Чтобы установить их, требовались сноровка и знание моря. Нужно было тщательно выбрать место, промерить дно, убедившись, что на нём нет впадин и кочек, проследить за течениями и, наконец, организовать круглосуточное дежурство.
Устанавливать невода совсем у берегов запрещалось, – это было бы хищничеством. Но и далеко поставленный невод не достиг бы цели: всё время натыкаясь на стенки невода, рыба в конце концов повернула бы обратно.
Путина началась в конце марта.
Ещё ранним утром люди увидели, что вода у берега побелела и над ней закружились тучи морских птиц.
Сельдь шла густыми косяками; направляясь к берегам, рыба наталкивалась на крылья ставных неводов и, стараясь обойти их, двигалась вдоль крыльев в море. Подойдя к входному отверстию ловушки, она принимала его за конец сети и устремлялась в него.
Ночью на ставных неводах зажглись огни. Сотни судов вышли на переборку неводов. Под своими килями суда буксировали транспортные мешки из толстой пеньковой или хлопчатобумажной дели.
Сельдь перегонялась из неводов в эти мешки и отводилась на якорь.
Пирс стал неузнаваемым. Огромные переплёты гидрожелобов, установленных на эстакадах, придавали ему вид новостройки. С элеваторных вышек ползли ленты гидротранспортеров, тянулись шланги, громоздились бочки, мешки с солью.
Огромные хоботы рыбонасосов накидывались на подведённые к берегу транспортные мешки, жадно глотали сельдь, и рыба вместе с водой мощной струёй выливалась в рыбоприёмный бункер.
Подхваченная транспортёром, она мчалась на непрерывно движущейся ленте ввысь, к вершинам элеваторов, и дальше, по гидрожелобам, прямо к чанам засольного цеха.
Один за другим в ковш входили сейнеры и дрифтеры. Их палубы были завалены сетями, в которых трепетала серебрившаяся на солнце рыба. Рыбаки отгружали сети на приёмные площадки. Каждую сеть они раскладывали вдоль, чтобы отцепщикам было удобнее выбирать рыбу в носилки.
