Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая
— Какое землетрясение? — округлила глаза Ника.
— Разве ты ничего не почувствовала? Ведь папа тебя спасал.
— Почувствовала, — насупилась она. — Очень хорошо почувствовала. И вовсе он меня не спасал, а просто тащил из комнаты.
Она страшно обиделась на папу. Пока он ее тащил, землетрясение кончилось.
Прибежала Верочка. Глаза круглые, руки прижаты к груди.
— Ой, мамочки мои, как я перепугалась. Стою, мою посуду, а оно, как грохнет! Как тряханет!
Следом шел Алеша-электрик, уговаривал жену:
— Да все уже кончилось, все в порядке, не наводи панику!
И, правда, все кончилось. Светило солнце, синело море. В листве безмятежно перекликались воробьи. Под руку Ники подставлял голову Дымок, вежливо вертел хвостом, требуя ласки. Со стороны ближнего виноградника донесся высокий женский голос.
— Нюра! Нюра! Нюра!
В стороне отозвались.
— Ау!
— Тебя тряхануло?
— Тряхануло. А тебя?
— Меня тоже тряхануло. Спроси Женю, ее тряхануло?
Нюра принялась выкликать Женю.
— Женя! Женя!
Эта отозвалась вовсе издалека, еле слышно было.
— Чего тебе?
— Тебя тряхануло?
— А ты как думала? Одну тебя, что ли?
Во дворе засмеялись, даже Верочка не выдержала, расхохоталась. Правда, немного нервно.
Сергей Николаевич бросил взгляд на стену дома.
— Смотрите!
Над их дверью, по белой штукатурке, образовалась черная змейка неширокой, но длинной трещины.
Долго собираться на пляж не пришлось. Наталья Александровна подхватила приготовленную сумку, закрыла дверь. Мужчины с Никой ушли вперед. Переполох с землетрясением кончился.
Перед уходом все посмотрели на Верочку. Та с горестным видом сидела у стола под палящим солнцем. Алеша виновато топтался возле нее, уговаривал войти в дом.
— Так и будешь сидеть, да? Жарко же, идем домой.
— Боюсь.
— Да все уже, больше ничего не будет.
— Не будет, не будет, — подтвердила Наталья Александровна, — а если боитесь, идемте с нами на пляж.
Возможно, Верочка ухватилась бы за это предложение, но чтобы идти на море, ей необходимо было совершить омовение, навести красоту и нарядиться в крепдешиновое платье.
— Пускай я еще немного здесь посижу, — прошептала она. Вы идите.
По морю шла невысокая веселая волна.
Кое-как кинув на подстилку вещи, взрослые разделись и бросились в воду. На берегу остались Дымок и Ника. Им обоим волны казались огромными, выше человеческого роста. Ника с завистью смотрела, как отец, мать и Арсеньев взлетают на гребни, исчезают в провалах между ними, возникают, взметнувшись вверх, но уже гораздо дальше от берега. Нике очень хотелось покататься на волнах, она дивилась маминому бесстрашию, но к линии прибоя ближе, чем на шаг подойти не осмеливалась. Дымок припадал на передние лапы, облаивал каждую волну, но в отличие от Ники, порывался в море.
Он бросался вслед за отступающим языком кружевной пены, но тут перед ним возникала новая зеленая стена, грозя накрыть с головой. Он вскидывался и разворачивался назад, поджав под себя мокрый хвост.
Но вот мама вернулась на берег, сходила к вещам и принесла кусок стирального мыла. Она втащила Дымка чуть глубже и стала намыливать его, приговаривая:
— Сколько времени прошло, а до сих пор от мазута не избавился, это что такое?
Дымок стоически сносил процедуру, кося белым от страха глазом. О купании в мазутном бассейне он давно позабыл.
— Не бойся, Дымок, не бойся, — уговаривала его Ника, — зато будешь чистенький.
Наконец Наталья Александровна несколько раз окунула пса и отпустила.
Он вырвался и помчался, как сумасшедший, по самой кромке воды и суши в дальний конец пляжа. Там резко затормозил, проехавшись всеми четырьмя лапами по мокрой гальке, и рванул обратно. Наталья Александровна стала уговаривать Нику войти глубже и окунуться.
Сергей Николаевич и Арсеньев отдыхали после заплыва. Глядя, как Ника не решается войти в море, хохочет, набирает полные пригоршни воды, подбрасывает вверх и подставляет мордашку под сверкающие брызги, Сергей Николаевич вдруг сказал, не глядя на Алексея Алексеевича:
— Я о нашем вчерашнем разговоре. Я не хочу терзаться всю жизнь о том, что мы не на тот поезд сели. Посмотрите на них, как они счастливы. Что еще человеку нужно? Нам природа подсунула сегодня, знаете, такое небольшое предупреждение. Качнула слегка. А если бы посильней? Я не за то, чтобы жить единственно сегодняшним днем, нет. Я хочу, не знаю, смогу ли я правильно высказать свою мысль, я хочу остаться в жизни довольным тем, что мне отпущено, и не требовать от судьбы больше, чем она в состоянии дать.
Арсеньев бросил на него быстрый взгляд. И снова, как тогда, в ночи, показалось Сергею Николаевичу, будто Алексей Алексеевич знает какой-то важный секрет. Знает, и не решается сказать. А, может быть, просто не хочет.
— А как же в отношении большевиков? Вместе с ними без одной масти, друг мой, собираетесь играть?
— Ну, уж нет, — взвился Сергей Николаевич, — от меня этого никто не дождется. Не в моих правилах передергивать.
— Так иначе ведь не получится.
— Ну, это уже казуистика какая-то.
Возникшую неловкую паузу разрядила Ника. Прибежала, схватила полотенце, закуталась, села, пожав коленки, выбила зубами дробь.
— Прекрати, — усмехнулся Сергей Николаевич, — тебе совершенно не холодно.
— А вот и холодно, — ежилась и плотнее куталась Ника.
Через час они оделись, собрали вещи, и вышли на шоссе. Настала пора расставаться, хотя никому этого не хотелось. Алексей Алексеевич, как он сам сказал, с удовольствием погрелся бы еще пару дней у чужого камелька. Сергею Николаевичу было немного досадно из-за незавершенного спора. Наталье Александровне жаль было так скоро терять хорошего человека. Ника та и вовсе упала духом, смотрела на Арсеньева печальными умоляющими глазами.
На дороге уже не было солнца. Оно закатилось за мохнатый горб дальней безымянной горы, и только часть пляжа и внезапно присмиревшее море озаряемы были прощальным, ласковым светом.
Перед расставанием говорили о пустяках. Алексей Алексеевич часто обращался к Нике, спрашивал, хочет ли она в школу, и как собирается учиться. Ника больше кивала головой или отвечала коротко, шепотом, все крепче стискивала руку Арсеньева.
Но вот подъехал идущий в сторону Ялты грузовичок. Алексей Алексеевич расцеловал Нику, нежно простился с Натальей Александровной, крепко сжал руку Сергея Николаевича.
Он сел в кабину, шофер попросил крепче стукнуть дверцей, чтобы закрылась. После нескольких попыток все уладилось, машина тронулась, Ника всхлипнула.
— Какая ты глупая, — стала утешать мама, — не навсегда же мы расстались. Ты же слышала, Алексей Алексеевич обещал приехать в сентябре.
И они стали гуськом подниматься по крутой тропинке, уводившей через поселок, домой, на электростанцию.
Арсеньев ехал в кабине грузовика, смотрел прямо перед собой и радовался, что ему попался молчаливый шофер, не мешает думать. Думы были печальны. Алексей Алексеевич не мог понять самого себя, не мог решить, правильно ли он поступил, не сказав Улановым о недавних арестах среди бывших эмигрантов.
Одними из первых, Арсеньев узнал об этом во время своей последней поездки в Москву, были арестованы и канули в неизвестность Игорь Кривошеин и Александр Угримов. За спиной обоих было Сопротивление, а на долю Игоря Александровича выпали страшные допросы в гестапо и Бухенвальд.
Где-то далеко от совхоза «Кастель», проехав большую часть пути, Арсеньев дал себе слово, все рассказать Сергею Николаевичу при первой же будущей встрече.
11
За лето Ника выросла и окрепла. Она продолжала ходить в детский сад, но стала ужасно задирать нос перед другими детьми. Приближалось первое сентября. Оказалось, что она единственная из всей группы в этом году идет в школу. А еще у Ники выпал передний зуб, и она стала очень смешная со своей щербинкой.
В конце августа на электростанцию пришла учительница, принесла для Ники новенькие учебники. Ника бережно приняла из ее рук книжки, широко открыла глаза и восторженно прошептала:
— И это все мне!?
В тот же день села и прочитала «Букварь» и «Родную речь» от корки до корки.
Вскоре Ника забастовала и отказалась ходить в детский сад.
— Там одни малыши, мама, мне там не интересно. Ну, можно я теперь буду дома. Ну, пожалуйста.
Наталья Александровна подумала и согласилась. Работы на плантации было немного. Лимоны дружно росли, и почти не требовали ухода, Сергей Николаевич справлялся сам.
Ника вырвалась на волю и стала надолго убегать из дому. Подружилась со старшими детьми, те увлекали ее в путешествия по окрестностям маленького поселка. Наталья Александровна не волновалась. Далеко уйти Ника все равно не могла, ей только запретили бегать без взрослых на море.
