Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы
Кто–то положил на плечо Диора тяжелую руку. Перед ним стоял его отец. Возле его ног была корзина, прикрытая свежим лопухом. Диор на мгновение испытал сыновью привязанность. Юргут ласково потерся щекой о его щеку. Блестя безумными глазами, Фока упал перед старым гунном на колени, стукнулся головой об пол и возопил:
— О Старший Брат, я угощал Диора жирной крысой, но он отказался! Прикажешь ли раздобыть змей?
— Он не ест ни змей, ни крыс, брат Фока, — отозвался чем–то озабоченный Юргут. — Возьми корзину, испеки лепешек и репу.
Фока схватил корзину и убежал с филином на плече. Юргут ласково спросил:
— Как ты разыскал меня, сынок?
Видимо, он решил, что Диор отправился на его поиски. Советник Аттилы не стал разубеждать отца и обстоятельно рассказал, что произошло с ним после нападения сарматов на Маргус.
Юргут изумленно воскликнул:
— О Небо, ты стал советником самого Аттилы! И отомстил Алатею за мою смерть! Я всегда верил в тебя, сынок! Всевышний внял моим молитвам! Велики его милости! — От возбуждения остатки его ноздрей шевелились, единственный глаз сверкал, как у циклопа. Более безобразного и страшного лица Диор еще не видел. Его радость увяла.
— Это ты привел сюда воинов? — спросил старый гунн.
— Да, отец. Аттила послал их со мной!
— Чтобы разыскать меня?
— Да, отец! Но там, в Маргусе, я решил, что ты убит. Ты лежал весь залитый кровью и без движения.
— Редкий выдержит два удара мечом! Но я убил четверых! Четыре трупа за две раны — неплохой бой для гунна! — Юргут горделиво выпятил грудь, — Значит, ты командуешь этой тысячей?
— Нет, командует Силхан Сеченый. Ты должен его помнить.
Юргут изумленно крякнул, что–то досадливо пробормотал. Видимо, подумал, что если простой воин из его бывшего десятка стал тысячником, то Юргут мог быть темник–тарханом.
Вбежал Фока, неся на золотом подносе еду, а в серебряных кубках вино.
— Как видишь, сынок, я достиг того, о чем мечтал! — утешился старый гунн. — Пью теперь только из серебряных сосудов, ем на золотых блюдах. У меня есть слуги и подданные! — Юргут улыбнулся, и улыбка его была ужасна.
Но тут он что–то вспомнил, лицо его помрачнело, тревога мелькнула в его единственном глазу. Диор спросил, что его обеспокоило.
— Сегодня я случайно наткнулся на Ардариха! С ним пятеро готов. Они ищут вход в подземный дворец! Как ты попал к нам? — неожиданно спросил старый гунн.
Так вот чью коновязь воины Силхана обнаружили на поляне неподалеку от дворца. Явился Ардарих. И ясно зачем. Но вход в потайную долину засыпан, башня разрушена. Диор решил, что Юргуту не стоит говорить о секрете железной двери, ответил, вспомнив сказанное Фокой:
— По подземному ручью, отец.
— Как ты узнал про него? — удивился старый гунн. Но тут же забыл о вопросе и с еще большей тревогой поинтересовался: — Аттила знает о золотом кресле?
— Я говорил ему, отец, — не солгал Диор.
— Зачем ты выдал нашу тайну! — взревел Юргут, вскакивая на ноги и взмахивая руками.
От этого движения испуганный филин снялся с плеча Фоки и вылетел в дверь зала.
— Я не отдам его Аттиле! — кричал Юргут, подбегая к золотому креслу. — Оно мое! Повелитель подземного дворца я, а не Аттила! Ты слышишь? О мой народ, ты слышишь?
Неизвестно, к кому он обращался в пустом зале, усаживаясь на царский трон.
3
Но Диору тотчас все стало ясно. До того, как опуститься в кресло, Юргут вел себя как благоразумный человек. Но стоило ему положить руки на разукрашенные подлокотники и принять горделивую позу, как в глазах его появился тот же безумный блеск, что и у Фоки. Юргут вперил лихорадочный взгляд в пустоту зала, надменно вскинул седую обезображенную голову и стал пронзительно кричать:
— Я Великий, Милосердный, Могущественный, Победоносный, Грозный, Солнцеподобный Юргут Первый, властитель подземного дворца и неисчислимого народа! Слушайте меня! Отныне царь гуннов Аттила мой враг! Я объявляю ему войну! О мои храбрецы, отправляйтесь в поход! А ты, простой народ, слушай меня! Кто смеет сомневаться в моем величии, будет тотчас лишен головы! Повторяйте все дружно: о Великий, Милосердный, Солнцеподобный, владей золотым креслом, но сохрани нам наши жалкие жизни!..
К возвышению тотчас подскочил Фока, гримасничая, упал на колени, стукаясь головой об пол, завопил:
— О Милосердный, владей золотым креслом, но сохрани наши жалкие жизни…
Диор слушал со все возрастающим изумлением. Видимо, пребывание под землей не проходит бесследно. Старый гунн и Фока походили на двух ужасных мимов, разыгрывающих неизвестно перед кем безумное представление.
Сколько бы оно продолжалось и чем бы закончилось, осталось неизвестным. В зал влетел филин. Огромная ушастая птица заметалась над возвышением, держа в клюве здоровенную крысу. Крыса дергалась и визжала. Пролетая над креслом, птица выронила крысу на голову Юргута. Злобная тварь вцепилась острыми зубами Старшему Брату в затылок. Тот от неожиданности и боли свалился с кресла. Вскочил, взревел, отодрал мерзкое животное, отшвырнул. Крыса метнулась к выходу. Но филин налетел на нее и стал долбить клювом.
Юргут как ни в чем не бывало спустился с возвышенности, грозно обратился к Диору:
— Дворец тоже мой! Помни об этом и скажи Аттиле! Если он попробует его отнять, на него обрушатся все кары небесные. Уж я об этом похлопочу перед Небом! Я хочу на старости лет пожить в довольстве и почете!
— Не отдавай никому свой народ! — в ужасе вопил Фока, ползая вслед за гунном на коленях. — Объяви им войну! Я наточу твой меч, сам разожгу в пыточной келье костер под котлом, и мы изжарим всех наших врагов, как крыс!
Диор терпеливо дождался, когда Юргут и Фока устали и притихли, спросил:
— А обо мне ты подумал, отец?
— Да, подумал, — отозвался тот, — Ты останешься со мной. Мы будем по очереди сидеть в золотом кресле! Когда я умру, тебе достанутся неисчислимые богатства. Будешь есть и пить на золоте! В потайной долине пасется стадо. В амфорах осталось много вина. Твоей жизни будут завидовать!
Диор горько рассмеялся. Зачем человеку золото, если его не на что употребить и не перед кем похвалиться? И что это за повелитель, который имеет подданных только в безумном бреду?
А Фоке тем временем вздумалось изображать филина, он подпрыгивал на корточках, таращился, махал руками, как крыльями, вопил:
— Я серый ушастик, ха–ха! Мне подвластны все крысы подземелья. — Вдруг он замолчал, уселся на пол, судорожно дергаясь и почесываясь. Хорош подданный!
— Ты согласен? — нетерпеливо спросил Юргут сына, тоже принимаясь почесываться. Значит, и Диора ожидает та же судьба.
— Согласен, отец. Но мне хотелось бы удостовериться, большое ли у нас стадо, хватит ли пищи всем подданным!
Юргут подозрительно уставился на него. Диор принял самый безмятежный вид. Старый гунн обрадованно воскликнул:
— Мы славно заживем, сынок! В трех днях пути отсюда пасут свои стада гепиды. Мы украдем у них женщин. Наконец–то мое сердце успокоилось. Фока, повелеваю показать моему соправителю Диору дорогу в потайную долину!
Когда Диор и Фока вернулись от лаза, Юргут уже приготовил славный ужин: вареную репу и вино. Перстенек с ядом у Диора был на пальце. Выбрать время и незаметно бросить в кубки Юргута и Фоки крупинки яда не составило труда, они вели себя беспокойно, То и дело отвлекаясь и почесываясь.
Выпив вина, Юргут и Фока стали сонно щуриться, зевать, жаловаться на усталость. Видимо, на безумных яд действует несколько дольше. Наконец оба улеглись прямо на коврах и захрапели. В этом мире они уже не проснулись. Диор холодно наблюдал, как сначала Фока, потом жилистый Юргут вдруг застонали, заскребли пальцами, борясь с удушьем, и замерли навечно.
Убедившись, что тела их похолодели, Диор взял десяток факелов, отнес к лазу. Вернувшись, подошел к неподвижно лежащему отцу, снял с его плеча походную сумку, вытряхнул из нее грязную репу. Больше в сумке ничего не было. Набил сумку золотом, тоже отнес к лазу. В каморке Юлия на крюке висела связка ржавых ключей. Диор снял ее и отправился осматривать соседние кельи.
В огромном помещении со сводчатыми колоннами стояли гигантские амфоры. Многие запечатанные. С потолка свисали истлевшие туши. Одна из келий была занята оружием. Груды тяжелых копий, мечей, ворохи наконечников, боевые шлемы и пояса — тут было отчего разбежаться глазам. В следующем оказалась одежда. Римские тоги, туники, галльские плащи–сагумы, шелковые рубашки, сарматские кафтаны, готские штаны и множество других вещей. Четвертая келья была заполнена посудой — золотой, серебряной, оловянной.
Вдоль подземного коридора чернели еще двери. Диор не стал их открывать, вернулся в зал. Уселся в золотое кресло и задумался. Увиденное свидетельствовало: подземный дворец — превосходный подарок предусмотрительному Аттиле. Угрызений совести Диор не испытывал, ибо выполнял волю правителя. Можно ли было оставить этих безумцев в живых? Холодный логичный ум Диора отвергал это. Еще древние греки считали, что из дилеммы: святость или цель — следует выбирать цель. Доверие Аттилы к советнику оказалось бы подорванным. Правда, гунны с почтением относятся к тем, кого боги на время лишили рассудка, считая подобное полезным при прорицании и в бою, ибо делает воина сверхотважным. Но Аттила не нуждается в храбрецах. Ему нужен тайник. И этим все сказано. Принять же совет Юргута остаться в подземелье означало быть заживо погребенным. Нет, Диору не в чем винить себя!
