Василий Ян - Чингисхан
– Поднесем Чингисхану золотого коня! – воскликнули монголы.
– У урусов много ханов; называются они по-ихнему «коназь». И все эти ханы – «конази» – между собой грызутся, как собаки из разных кочевий. Поэтому разгромить их будет нетрудно. Никто не собрал этих «коназей» в один колчан, и нет у них своего Чингисхана.
– Такого другого вождя, как наш Чингисхан, нигде во всем мире не найдешь!
– Я говорю вам: мы должны налететь на русскую землю быстро, поджечь ее со всех концов и захватить Киев, пока… – И Джебэ остановился.
– Пока что? – спросили тысячники.
– Пока не пришел еще ответ на донесение наше единственному и величайшему.
– Чингисхан прикажет ждать его прихода! Чингисхан захочет сам войти в Киев! – говорили монголы. – Мы уже брали такие большие города, как Бухара, Самарканд, Гургандж, и нам взять Киев нетрудно. Мы должны поскорее взять Киев.
Все косились на Субудая и ждали, что скажет этот хитрый и осторожный «барс с отгрызенной лапой». Он сидел, изогнувшись вбок, и поочередно колючим глазом всматривался в каждого.
– Не так-то легко будет разбить урусов, как думает Джебэ-нойон, – сказал тысячник Гемябек. – Урусов и кипчаков много – сто тысяч, а нас мало – двадцать тысяч, да еще один тумен всяких бродяг; они разлетятся, как стая воробьев, если мы начнем отступать. Опасно нам войти в русские земли, где много, очень много сильного войска. Нам нельзя идти на Киев… Отсюда нам нужно идти обратно, под могучую руку Чингисхана…
– А не вспомнишь ли ты, храбрый багатур Гемябек, – сказал Джебэ, – что цзиньцев[166] было еще больше, чем урусов, когда мы вместе с тобой и другими багатурами ворвались в их распахнутые равнины за большой китайской стеной?
Субудай задвигался и замахал рукой. Все притихли и наклонились в его сторону.
– Начиная дело, надо вспомнить, как раньше поступал «единственный». И затем надо подумать, что бы он сделал на нашем месте, – медленно говорил Субудай. – Сперва надо перехитрить врага, погладить его по щетинке, чтобы он зажмурился и, раскинув лапы, растянулся на спине… А тогда бросайтесь на него и перегрызайте ему глотку!
Все выпрямились и переглянулись. Теперь стало ясно, что придется делать. Нечего и думать о возвращении назад, под защиту могучей руки великого кагана…
Субудай продолжал:
– Урусов много! Они так сильны, что могли бы нас раздавить, как давит нога верблюда спящую на дороге саранчу. Но у них нет порядка! Их «конази» всегда между собой грызутся. Их войско – это стадо сильных быков, которые бредут по степи в разные стороны… Однако у урусов есть свой Джебэ! Его зовут «багатур Мастисляб»… Говорят, что этот Мастисляб много воевал и до сих пор видел только победы, но у них нет своего Субудай-багатура, чтобы, когда Мастисляб зарвется вперед в опасное место, его поддержать и выручить!..
– Мы его поймаем, это Мастисляба, и отвезем к Чингисхану! – воскликнули монголы.
– Я обещаю, – добавил Субудай, – что тот, кто поймает Мастисляба и снимет его золотой шлем, тот сам отвезет его к Чингисхану.
Совещание продолжалось долго. Все говорили шепотом, чтобы часовые-нукеры не услыхали решений монгольских полководцев.
На другой день Джебэ выступил на запад со своим туменом всадников, а Субудай с другим туменом остался на берегах реки Калки, для того чтобы подкормить коней и подготовить их к решительной схватке.
Глава девятая
Монголы на берегах Днепра
Весна была необычайно жаркая. Много дней дули суховеи. Буйно поднявшаяся трава начала вянуть и свертываться. Солнце беспощадно жгло и казалось сверлящим на небе глазом Субудая, подгонявшим всех.
Джебэ-нойон разделил свой тумен на пять частей. С одной частью в две тысячи коней он ускакал вперед к Днепру, а четыре отряда остальных всадников расставил вдоль вьющегося по степи, протоптанного веками шляха.
Несколько татарских сотен поскакали в стороны, в степные просторы, и всюду, где находили кипчакских кочевников со стадами, сгоняли их к шляху.
Джебэ, во главе сотни запыленных нукеров, подъезжал к широкому, сверкающему в лучах солнца Днепру. Черные осмоленные лодки передвигались по синей глади реки.
– Гляди, вот русские ратники! – сказал переводчик.
На бугре около берега стояли русские воины в железных шлемах, с короткими копьями. Закрываясь рукой от солнца, они всматривались в степную даль. Увидев, что приближаются не кипчаки, а всадники иного племени, русские сбежали к реке и в лодках отъехали от берега.
Джебэ в остроконечном шлеме, угрюмый и бронзовый от зноя, сдержал коня над береговым обрывом и узкими неморгающими глазами долго рассматривал холмистую равнину противоположного берега. Там чернел многолюдный лагерь, рядами стояли повозки с поднятыми кверху оглоблями. Паслись табуны разношерстных лошадей. Пешие и конные воины передвигались по равнине, и ярко вспыхивали солнечные искры на металлических частях оружия.
Несколько лодок кружились близ берега. Гребцы усердно гребли, борясь с течением многоводной реки. С одной закричали:
– Эй вы, гости незваные! Что вы у нас ищете? Какой нечистый ветер вас принес?
Два бродника, сопровождавшие Джебэ, переводили ему слова, долетавшие с лодок.
– Мы идем не на вас, а на кипчаков! – зычным голосом ответил бродник. – Кипчаки наши холопы и конюхи. Бейте их, а обозы и скот берите себе. Кипчаки нам много зла сотворили, да и вам вредят издавна. А мы с вами хотим мира. Войны с вами у нас нет.
С лодки кричали:
– Посылайте ваших послов, а мы с ними поговорим!
– А с кем говорить? Есть ли у вас тут большой начальник?
– Здесь князей много. Они с вашими послами ужо договорятся!
Джебэ выбрал четырех нукеров и одного бродника как переводчика и приказал им отправиться на тот берег. Они должны повидать главного киевского князя и сказать ему: пусть урусы гонят от себя кипчаков, отнимая у них скот и богатства, а здесь, в степи, татары их прикончат.
Выбранные нукеры переминались с ноги на ногу, чесали плетьми за спиной и говорил:
– О чем нам с урусами говорить? Лучше начнем с ними драку.
Джебэ сказал:
– Тогда поеду я один с переводчиком.
Нукеры закричали:
– Нет! Не езди к ним! Что без тебя станет с нашим войском? Что будут делать волчата без матерого волка? Там с тебя сдерут шкуру. Оставайся! Мы поедем.
Четыре нукера и бродник спустились к реке и подозвали разъезжавших близ берега русских. Одна лодка пристала и забрала монгольских послов.
Джебэ долго оставался на высоком берегу, осматривая другую сторону. Там в туманной дымке далеко раскинулись луга, рощи и голубые заводи; всюду по дорогам ветер нес тучи пыли, поднятой подходившими отрядами.
Ночью, завернувшись в баранью шубу, Джебэ лежал на кургане около костра. Он поджидал посланных к русским нукеров. Они больше не вернулись. Кипчаки их зарезали.
Кругом в степи мерцали далекие огоньки костров. Всюду равнина жила неведомой жизнью. Какие-то встревоженные всадники пробирались логами через степь, и ночью вспыхивали огоньки далеких костров…
Джебэ не мог заснуть всю ночь. Тяжелые думы, обрывки речей, знакомые лица проплывали перед ним, и он то загорался бешенством, то начинал дремать… И вновь перед ним показывались то железный шлем с черными лисьими хвостами страшного старика Чингисхана и его зеленоватые, кошачьи, немигающие глаза, то сверлящее открытое око Субудая, то взмахи сверкающих мечей…
Теперь предстоят битвы с урусами, сильными воинами, которые не бегут, а сами ищут боя. Победа над ними будет очень трудна!.. Теперь наступают такие дни, когда может померкнуть вся слава Джебэ, завоеванная победами его в Китае.
Или он сложит в этих степях свою голову, или имя Джебэ будет опять повторяться всеми в золотой юрте кагана, как великого победителя урусов и кипчаков, отнявшего золотой шлем у Мастисляба.
Утром нукеры разбудили Джебэ.
– Смотри, что делается на той стороне… Урусы пригнали сверху столько лодок, что вяжут мост через реку. Их повозки уже спустились к самой воде. Там скопилось много конницы и пеших воинов.[167] Скоро они начнут переходить на эту сторону. Что делать?
– Не мешайте урусам! – приказал Джебэ. – Наблюдайте издали и отступайте в степь.
Глава десятая
Урусы и кипчаки двинулись в степь
…И возгорелось в урусах и кипчаках желание разбить татар: они думали, что те отступили, из страха и по слабости не желая сражаться с ними, и потому стремительно преследовали татар. Татары все отступали, а те гнались по следам двенадцать дней.
Ибн ал-Асир, XIII в.Поджарый рыжий конь Джебэ-нойона легко взлетел на одинокий курган и остановился около высокой каменной фигуры степного богатыря. Его широкие сутулые плечи, плоское лицо, короткий меч на бедре, остроконечная шапка и даже чашка в руках были в далекой древности старательно высечены из цельного камня молотком кочевого мастера… Прошли века, и многолюдная страна обратилась в пустынную степь, а каменный богатырь по-прежнему прочно стоял, глубоко вкопанный, на вершине кургана и угрюмо смотрел выпуклыми слепыми глазами в ту сторону, куда он когда-то делал свои набеги.
