Эдвард Радзинский - Николай II
Действующие лица: товарищ Яков
Из многодетной нищей еврейской семьи. Отец – стекольщик, мать – швея.
В 1938 году, ровно через 20 лет после убийства Романовых, в Кремлевской больнице Яков Юровский будет умирать от мучительной язвы. В своем предсмертном письме детям он сам расскажет о себе:
«Дорогие Женя и Шура! 3 июля по новому стилю мне минет шестьдесят лет. Так сложилось, что я вам почти ничего не рассказывал о себе, особенно о моем детстве и молодости…
В семье отца росли 10 детей и вместе с ними росла бедность, граничившая с нищетой, вырваться из нее не удавалось, хотя дети начинали работать у хозяев с 10-летнего возраста, а отец и мать трудились до изнеможения…»
От портного он ушел в ученики к часовщику.
«Хозяин-часовщик нажил богатство на страданиях рабочих-подростков – я работал у него до девятнадцати лет, не ведая, что значит сытно поесть. Зато меня сытно „накормили“ после забастовки – выкинули как зачинщика без права поступления в часовые и ювелирные мастерские города».
Какая ярость, темперамент, ненависть… А ведь это написано старым человеком, измученным смертельной болезнью…
«С 1905 года ни на день я не прерывал работы в партии». Да, вся его дальнейшая жизнь – часовое и ювелирное дело, в котором он преуспел, странный отъезд за границу, принятие там католичества – все это было прикрытием его главного, тайного занятия. Преуспевающий часовщик, ювелир, фотограф, он на самом деле содержал конспиративные квартиры большевиков. В 1912 году его арестовали, но он – прекрасный конспиратор, полиция смогла предъявить лишь косвенные улики. И его выслали в Екатеринбург, где он открыл фотографию. В 1915 году Яков Юровский был призван в армию, но от фронта освободился, окончил фельдшерскую школу и устроился в хирургическое отделение в местном госпитале.
Наступил Февраль 1917 года, госпиталь избрал его в Совет. Вместе с Голощекиным он готовил захват города большевиками. А потом – Октябрь: Совет стал правительством Урала, а он – заместителем комиссара юстиции. Это был обычный путь большевистских руководителей. И, конечно же, с начала 1918 года он в ЧК (Председатель грозной следственной комиссии при Революционном Трибунале).
Таков он – бывший екатеринбургский фельдшер и фотограф, а ныне вершитель человеческих судеб – Яков Юровский.
ЧК заняла «Американскую гостиницу». Юровский расположился в самом роскошном третьем номере: зеркала, ковры, ушедшая роскошь уральских купцов. Внизу был знаменитый ресторан, где еще так недавно кутили эти купцы.
Все мигом исчезло при новой власти: купцы, еда. Но восхитительные запахи богатого ресторана странно оставались и тревожили чекистов.
В третьем номере Юровский, видимо, и принял Федора Лукоянова, тогда молодого заместителя председателя Пермского Исполкома, которого прочили назначить руководителем Пермской ЧК…
Я стараюсь услышать их разговор:
– Рад тебя видеть, сынок. – Да-да, именно так должен был начать Юровский, ибо так он называл всех молодых чекистов. Беседу, конечно же, он начал с поучения:
– Когда Ленин назначал Дзержинского руководителем ЧК, он сказал: «Нам нужен на этот пост хороший пролетарский якобинец…» И образованный якобинец… Вот и мы подыскиваем такого председателя всей Уральской ЧК… Как ты знаешь, товарищ Финн (партийная кличка тогдашнего главы ЧК Ефремова. – Э.Р.) университетов не кончал… И у меня образования никакого… А в Петрограде в правительстве профессора сидят… Ты в университете учился, да еще на юриста… Во главе комиссии нам вот такой нужен… чтоб всю нашу «публику» (любимое слово Юровского. – Э.Р.) успокоить. В общем, вопрос с тобой решен… Нечего тебе в Перми делать – станешь всеуральским руководителем. Но испытание, сынок, мы тебе дадим…
Как все не очень грамотные люди, он обожал рассуждения. И только после приступил к заданию.
– Товарищ Филипп (Голощекин. – Э.Р.) сейчас в Москве. Будет делать доклад на Президиуме ВЦИКа о вольной жизни Романовых в Тобольске. Собирается предложить: ввиду наличия в Тобольске монархического заговора – перевести Романовых к нам, в Екатеринбург. Само собой, нужны доказательства заговора. – Он помолчал и добавил раздельно: – Вот их ты нам и добудешь… Ты и по-английски, и по-немецки можешь… так что поймешь, о чем они там говорят… И еще есть важное дело: драгоценности. Выяснишь – что и сколько. Все должно быть возвращено трудовому народу.Брестский мир
Но вернемся в Тобольск. Пока где-то решается их судьба, в засыпанном снегом тихом доме идет прежняя монотонная жизнь. Только страшно стало читать газеты.
Николай получает русские газеты и иностранные журналы (французские журналы с весьма легкомысленными карикатурами очень занимали охрану и оттого поступали к царю с большим опозданием). Но газеты он получал вовремя и внимательно следил за происходящим.
Так он узнал о короткой судьбе Учредительного собрания. Большевистское правительство именовалось «Временным рабочим и крестьянским правительством» и должно было править только до созыва парламента – Учредительного собрания. Об этом большевики объявили в своем декрете в дни Октябрьского переворота.
В январе 1918 года должно было состояться открытие этого Учредительного собрания – первого свободно избранного русского парламента.
Но власть большевики отдавать не собирались. К открытию парламента большевистское правительство готовилось, как к сражению. Был создан чрезвычайный военный штаб, город разбит на участки, и патрули из матросов и солдат контролировали улицы. В Таврический дворец, где должно было открыться Учредительное собрание, был назначен комендантом большевик Урицкий. Когда Учредительное собрание открылось, в зал были введены матросы с броненосца «Республика» под командованием Железнякова-младшего. Им и выпала честь прекратить историю русского парламентаризма. На рассвете первого дня заседаний Железняков-младший подошел к председательствующему и сказал свои исторические слова: «Караул устал, мы не можем больше охранять вас. Закрывайте собрание».
Так Ленин избавил свое правительство от прибавки «временное». Но эта сила большевистской власти удивительно сочеталась с полным бессилием. Когда Урицкий явился разгонять Учредительное собрание – он выглядел очень несчастным и сильно замерз, ибо по дороге с грозного коменданта на улице (патрулировавшейся большевистскими матросами) попросту сняли шубу! И когда глава Совнаркома Ленин гордо покидал разогнанное им Учредительное собрание, он обнаружил, что карманы его пальто… обчищены и украден «браунинг»! О чем обворованный Ильич с негодованием поведал обворованному коменданту Урицкому… И этот дележ власти с разбойной улицей отнюдь не закончился в 1917 году. В марте 1918-го ленинское правительство переехало из Петрограда в Москву. В Москве – все продолжалось. В декабре 1919 года в Сокольниках супруга Ильича ждала своего мужа на детскую елку. Но руководитель страны прибыл в Сокольники очень сконфуженный, ибо по дороге его автомобиль был остановлен грабителями. Злодеи отобрали оружие и бумажники – и у Ильича, и у охраны, и у шофера. Заодно отняли автомобиль. Когда вождь мирового пролетариата заявил нападавшим: «Я Ленин. Вот мои документы», ответ был неожиданным: «А нам все равно, кто ты!»Отголоски этих ужасов, все эти разбойные анекдоты Смутного времени аккуратно доходили до Николая из газет и писем (несмотря на разруху и хаос, почта работала). Но, если разгон парламента еще мог вызвать усмешку у того, кто столько лет боролся с Думой, деяния новой власти в феврале – марте 1918 года воистину потрясли бывшего Верховного Главнокомандующего. В марте был заключен Брестский мир с немцами. Россия признала свое поражение в войне.
В это время он ведет дневник с двойной нумерацией дней: с 1 февраля страна перешла на «новый стиль». И он саркастически записал: «Узнали, что по почте получено распоряжение изменить стиль и подравняться под иностранный, считая с 1 февраля… Недоразумениям и путаницам не будет конца…»
Из дневника: «12(25) февраля, понедельник. Сегодня пришли телеграммы, извещавшие, что большевики, или как они себя называют Совнарком, должны согласиться на мир на унизительных условиях Германского правительства ввиду того, что неприятельские войска движутся вперед и задержать их нечем! Кошмар!…»
Это действительно был кошмар, наваждение!
Прибалтика, Польша, часть Белоруссии, часть Кавказа – все это уходило из России. Империя, полученная от отца, более не существовала.
Николай был типичный «телец» со всеми свойствами этого астрологического знака. Медлительный, упрямый и скрытный, малоразговорчивый, обожавший детей, семью. Но два свойства «тельца» у него будто отняты: сила и способность впадать в бешенство. «Да рассердитесь вы наконец, Ваше Величество!» – тщетно умолял его один из министров.
Да, он был особый «телец», «телец-жертва», «телец», рожденный на заклание, Иов Многострадальный.
