Александр Зонин - Жизнь адмирала Нахимова
– Поживем – увидим, – уклоняется от разговора о Меншикове Павел Степанович. – Во всяком случае, я не отчаиваюсь в судьбах флота, пока вы трудитесь, любезный друг. Самый страшный враг – рутина в общем смысле. Берх только ее порождение.
Попав в русло своих важнейших мыслей, Павел Степанович не может беседовать сидя. Он ходит большими шагами, то останавливаясь перед Корниловым, то кружа вокруг стола с моделью "Владимира".
– Я посмотрел ваши черновые соображения о корабельном комплекте. Вот где основа всему. Разве может быть большее дело! Через головы дурных советников вы ясно указали на необходимость отныне строить лишь винтовые корабли. Правда, с опозданием приступаем. Но мы – русские, мы постоянной армией и флотом обзавелись тоже позднее других держав, а это не помешало нам сделать их лучшими в мире. Авось из упадка выведем. Или другое ваше дело заказ Мальцеву паровых машин для винтовых шлюпов и шхун. Превосходно! Давно пора поощрять своих предприимчивых людей, развязаться с услугами англичан и вообще иностранцев…
– Это была ваша мысль. Я ее урезал, Павел Степанович, для верности своих машин для больших кораблей не сделать.
– Возможно, я и не корю. По нынешним обстоятельствам лучше маленькое дело, чем большие мысли без дела. Но заметьте, Владимир Алексеевич, что русский человек все может. "Азов" и "Палладу" Ершов строил не по чужим образцам. Мы не хуже других просвещенных народов.
Корнилов не любит общих рассуждений и хочет вернуть беседу в русло флотских дел.
– Это крайность, Павел Степанович. Нам еще долго в учениках у Европы быть. Я сочувствую патриотизму славянофилов, но не их презрению к иностранному.
– А по мне, и патриотизм господ Аксаковых чаще смешон. Но, принимая взгляд, что от ученического положения нам не избавиться, мы себе учителей не вырастим. Суворов на Фридриха не оглядывался. Покойный Ми-~хаил Петрович практически служил опровержением этой идеи подражания. Помните, как подсказал, что английская метода обучения по артиллерии для нас чересчур педантична. Да вот, пожалуйста, еще пример. Вы из Англии привезли громоотводы. А почему их у нас нет? Приказу не дали сверху!
– Экий вы сегодня полемист, – принужденно смеется Корнилов. – Вернемся лучше на нашу грешную землю.
– Вернемся, – остывает Нахимов, – какой пункт для рандеву?
– На верфи наши в тишайшем Николаеве. В будущем году мы будем иметь на плаву "Императрицу Марию". Чтобы не удлинять этот стапель для двухдечного винтового корабля, не лучше ли заложить винтовой фрегат?
– Фрегатов у нас мало, а для крейсерств они нужны. Пожалуй, полезно так решить вопрос, если на новое строительство стапеля по берегу Ингула в Петербурге согласятся. Выгодно перейти на постройку трехдечных кораблей стопушечных. Но тогда полный комплект двух дивизий образуется к какому году? Позвольте, Владимир Алексеевич, карандаш и бумагу.
– Лизанька, прикажи дать нам лампу! – кричит, оживляясь, Корнилов.
На зиму дела флота вынуждают Владимира Алексеевича уехать с семьею в Николаев. Опять Нахимов одинок в холостяцкой квартире. В его маленьком садике на изрытых дождями клумбах отцвели самые поздние осенние цветы. Перевезенная из Редут-Кале магнолия укутана в солому от ветров с моря. Капризные ветры атакуют море за мысом Лукулл и катят волны мимо Херсонеса на Александровскую и Константиновскую батареи либо взбаламучивают Большой рейд, мчась через пологие холмы Северной стороны. Частая сетка дождя закрывает Сапун-гору и протягивается к Инкерману до Дуванки на севастопольской дороге. Снег не выпадает, но оттого город кажется особенно мрачным. Оголенные деревья скучны и неестественны, как голые мачты. Листва должна одевать акации, каштаны и тополя, как паруса корабельное дерево. Тогда жизнь становится полнее, и прочь уходят грустные мысли о старости, и не беспокоит застарелый ревматизм.
Трудно в эту зиму соблюдать свои привычки, регулярно посещать доки с разоруженными кораблями и казармы, подниматься на гору в Библиотеку. Но отказаться от дел еще труднее. Становиться на мертвый якорь в спальне или в кабинете Павел Степанович не хочет. Чем тогда он будет отличаться от развалины Юрьева или николаевского главнокомандующего, расслабленного Верха? Командиры бригад Вукотич, Вульф и Панфилов, старый его лейтенант с "Наварина", должны видеть пример в исполнении служебного долга и ваботы об экипажах.
В одно февральское утро, кашляя и пряча руки в карманы верблюжьего пальто, Нахимов сходит с крыльца, но звон бубенцов за спиною заставляет его повернуть голову. Из коляски выпрыгивает офицер и бежит к нему. Кажется, Платон, племянник. В самом деле, это капитан-лейтенант Воеводский, лихой командир шхуны "Ласточка", и с ним Скоробогатов, вновь назначенный командир фрегата "Флора", и Керн, командир корвета "Андромаха". Все трое имели отпуск в столицу.
– Откуда вы, молодые люди?
– Сейчас прямо из Симферополя, а вообще из Петербурга, ваше превосходительство, – басит Скоробогатов. – Честь имею явиться и прошу разрешения вернуться к исполнению обязанностей.
– Я, дядя, уговорил их ехать прямо к вам. Ведь иначе искать весь день пришлось бы или отложить новости до вечера.
– Новости чьи?
– Общие и домашние. Тетушка Александра Семеновна шлет вам привет. От нее, от Сергея Степановича и маленькой Саши письма вам.
– Так-с. Ну что же, я вижу, господа, вы рассчитываете на мое гостеприимство.
– Нет, как можно, мы затем в гостиницу, – вместе опровергают Керн и Скоробогатов, но покоряются доброму жесту хозяина, уже распахнувшего дверь.
– Платон, ты займись, устраивай друзей. Комната лейтенанта Острено свободна. А потом прошу в кабинет.
Семейная почта, полная нежных чувств, не передает никаких новостей, кроме короткого сообщения брата, что Меншиков нынче собирается в путешествие и опять будет на Черноморском флоте. Прочитав это, Павел Степанович ходит по кабинету, прислушиваясь к возне в умывальной молодых офицеров. Какие же общие новости? Или приезд Меншикова для капитан-лейтенантов значительное событие?
– Ну-с, – шутливо спрашивает он, когда раскрасневшиеся, обожженные ледяной водою офицеры входят в кабинет. – Ну-с, какие новости оправдывают нарушение моего рабочего дня? Может быть, приспело десант на Босфор вести?
Капитан-лейтенант Воеводский прищуривается, словно разглядывает предмет, который сейчас продемонстрирует адмиралу, и нарочито медлит с ответом. Хочется поинтриговать дядюшку.
– Ты что, Платон, играешь? – в тон ему спрашивает Павел Степанович, но племянник чует, что за мирным вопросом может последовать и гроза.
– Так как сказать, дядя. Пока о войне прямой речи нет, но к Босфору наша новость имеет отношение. Вот Керн будет вестовщиком. У него в придворных кругах знакомства, из первых рук слышал.
Федор Керн успел побриться и надеть свежую тужурку. Встретив взгляд Павла Степановича, почтительно наклоняет голову.
– Ну-с, чего стоит передача дворцовых кумушек? Керн не смущается.
– Судите сами, ваше превосходительство. Государь разговаривал с английским послом и приказал Нессельроду сделать запись. Она будто и озаглавлена: "Предложение российского императора о дележе Турции".
Недоверие и отвращение так явно проявляются в лице адмирала, что Федор Керн разводит руками:
– Именно так повествовал мне доверительно чиновник Нессельрода. Его величество заявил британскому представителю, что турецкое государство дальше существовать не может и самое время договариваться великим державам. Государь согласился, что английские интересы распространяются на Египет, Крит и Кипр, а в русских интересах поставить в зависимость от нас дунайские княжества, Болгарию и Сербию. Что касается Константинополя, то государь прямо заявил, что он никому не позволит водвориться там и даже возьмет на себя роль временного охранителя.
Павел Степанович сидит, прикрыв глаза рукой. Потом глухо спрашивает:
– Конечно, англичанин ничего не ответил?
– Многие говорят, что он казался очень взволнованным. Ведь издали беседующих наблюдали. Это было на рауте у великой княгини Елены Павловны.
– Подходящее место решать вопрос о мире и войне, – раздраженно цедит адмирал. – Да-с, это вроде камня в осиное гнездо. Зажужжат теперь…
Неясно, кто, по мнению Нахимова, должен зажужжать, но офицеры догадываются, что адмирал имеет в виду отнюдь не друзей России.
– Ведь армия наша сильная, Павел Степанович. С армией победителей Наполеона все державы должны считаться? – робко спрашивает Скоробогатов.
– Россия благодаря военной силе занимает важное место. Нас боятся… Нахимов опять не кончает фразы, потому что вспоминаются чьи-то рассказы о генерале Сухозанете, выразившемся недавно в тон с верховным вождем армии: "Наука в военном деле не более как пуговица к мундиру… Без науки побеждать возможно, но без дисциплины – никогда". А дисциплина у таких генералов есть муштра с палкою… Что, если такие мысли утвердились в генералитете? Тогда есть солдаты, но нет войска.
