Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы
— Всемогущий Аллах. Чудны и неисповедимы пути, коими Ты открываешь истину смертным! Ныне вижу: путь мой прям и ясен, как полет стрелы.
И пот ручейками потек по всему его телу.
На следующее утро султан смог самостоятельно сесть на коня.
Действительно, путь его теперь был прям и ясен: пред грозными очами Аллаха и на глазах всех правоверных ему уже ничего не оставалось делать, как взять под свое начало мосульское войско и с великой армией двинуться на Аль-Кудс, священный город Иерусалим. Препятствием могло показаться только перемирие, недавно заключенное с франками.
Когда я рассказал благородным рыцарям о том, что Назир ад-Дин ибн Ширку, оставил султана, отправился в Хомс и через два месяца умер от перепоя, в их взглядах отразилось глубокое сомнение. Однако я сообщил им только то, что знал.
Потом я напомнил им, что происходило в эти годы во франкских королевствах Востока, а происходил там, по воле Всевышнего, немалый разброд.
Когда в Багдаде начал властвовать новый халиф, аль-Назир, сестра короля Бальдуэна Сибилла наконец «выудила» себе из Франции мужа. Им стал вспыльчивый, вздорный красавец Ги де Лузиньян. Многие бароны были против этого брака, но Сибилла настояла на своем. Медовый месяц был ознаменован ссорой между этим бойким выскочкой и терявшим силы королем Бальдуэном. Однако по воле Бога он прожил еще целых пять лет и на смертном одре передал престол своему малолетнему племяннику, сыну Сибиллы от первого брака. Король Бальдуэн Четвертый скончался в марте 1185-го года, незадолго до того дня, когда султан Юсуф двинулся на Мосул. Все христианские графы, князи и бароны утвердили регентом при Бальдуэне Пятом Раймонда Триполийского, который и обратился с просьбой к султану заключить с ним перемирие сроком на четыре года. Тогда султан Юсуф еще не ведал, как и когда завершиться его противостояние с Зенгидами, и потому охотно согласился на мирный договор. Срок его тоже вполне устраивал.
Вскоре после того, как Салах ад-Дин с почетом и славой вернулся в Дамаск от стен Мосула, отрок Бальдуэн умер, и Сибилла, согласно правилам наследования, стала королевой, разделив трон с Ги Лузиньяном.
Султан никогда не нарушал данное им слово, и теперь длительное перемирие связывало ему руки. Однако тот же барон-разбойник Рейнальд де Шатильон оказал султану «добрую» услугу. Он терпеть не мог никаких перемирий, и в конце года вновь напал на караван, пересекавший заиорданские земли. Султан немедля отправил королю Ги Лузиньяну письмо с жалобой на его подданного, и вскоре получил весть о новом королевском позоре, которого и ожидал с нетерпением. Иерусалимский король не смог унять наглого буяна. Повод к войне теперь сиял, как зловещая хвостатая звезда.
Боэмунд Антиохийский и Раймонд Триполийский, не питавшие к новому Иерусалимскому королю, никакого уважения, поспешили подтвердить свой мирный договор с султаном. Граф Раймонд даже позволил большому отряду мамлюков пройти через его земли и совершить нападение на северные пределы соседнего королевства. Однако он ужаснулся, когда увидел на копьях возвращавшихся мамлюков головы рыцарей-тамплиеров. Вскоре он узнал о том, что тамплиеры первыми напали на воинов султана, сделавших привал у реки. Однако численный перевес был не менее одного к десяти в пользу мусульман.
Доблесть рыцарей Соломонова Храма сокрушила сердце графа. Он поехал в Иерусалим, покаялся перед королем за свой поступок и дал клятву защищать в грядущей войне с султаном Иерусалимскую корону.
* * *И вот как только султан Юсуф повернул своего коня на Иерусалим, так тотчас кусты около нашей стоянки зашевелились, и из них показался оруженосец рыцаря Джона, как обычно промышлявший неизвестно где.
Несмотря на сильный холод, он был весь в поту, щеки его пылали веселее наших углей, и с плеч даже тянулся пар. Его руки на этот раз были пусты, что изумило нас больше его наружности.
Он обвел всех взором силача, только что повалившего сотню врагов, и насмешливо сказал:
— А не пора ли вам, добрые рыцари, немного размяться, а то у вас вид, как у мороженных… — и он произнес слово, по его уверениям означавшее какую-то русскую рыбу.
Рыцарь Джон строго спросил его, в чем дело, и он с довольной ухмылкой сообщил нам, что низом, в объезд горы, движется, какое-то, по его словам, «совсем нехорошее войско».
— А с чего ты взял, что оно «совсем нехорошее»? — с большим сомнением полюбопытствовал Джон Фитц-Рауф.
— Я не знаю, — хитро щурясь, развел руками рус, — может, в этих краях полно нечисти и поэтому принято возить по лесам монашек на привязи, как собачонок… чтобы те отгоняли бесов.
Тут все рыцари вскочили на ноги и разом загудели, как рой шершней, готовые налететь на обидчиков бедной монашки, сколько бы таких негодяев ни объявилось.
Только благоразумный Эсташ де Маншикур, переведя дух, решил-таки на всякий случай осведомиться об их числе. Рус ответил, и рой сразу угомонился.
— Четырнадцать всадников, вооруженных мечами, и пятьдесят копейщиков, — сообщил он. — Три повозки. Еще человек двадцать слуг. Все крепкие ребята, с одного удара с ног не собьешь… Нам что, не нужны оружие и кони?
Видимо, мозги у добрых рыцарей и вправду слегка подмерзли, и даже Эсташ Лысый не сразу уловил ход мыслей руса. Но Иван, видимо, ожидал, что на первых порах в таком деле возникнут трудности, и, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Если благородные господа считают, что применить военную хитрость и отнять у плохих людей оружие значит погубить честь, то может быть, мессир позволит мне принять грех на себя и вооружить господ так… как это у меня получится. Важно только, чтобы господа рыцари не слишком отставали, а то на эту горку все это железо мне таскать не перетаскать. Я и так уже из сил выбился.
— Хорошо, мы пойдем все вместе и своими глазами посмотрим, что там за воины и что там за монашка, — постановил рыцарь Джон.
— Тогда надо торопиться, — обрадовался рус и указал не вниз, а на самую вершину горы.
Оказалось, что он уже разведал направление дороги, и теперь, если бы мы собрались с духом и одним махом перевалили бы через хребтину, то смогли бы на той стороне сделать еще один привал, спокойно дожидаясь «нехорошего войска», а вовсе не догоняя его пешком.
Подъем был нелегок, но мы были вознаграждены за приложенные усилия, за все ссадины и ушибы… и за доверие к нашему проводнику и добытчику.
Он первым достиг вершины и, забыв о предосторожности, громко воскликнул:
— Вот оно! Да отсюда все видно, как самому Господу Богу!
С вершины горы открывался вид на довольно лесистую долину. Ручеек дороги тек внизу, у подножия. Он то терялся под серым покровом леса, то появлялся вновь, и наконец достигал вдали небольшого селения, неподалеку от которого виднелась маленькая цитадель. То была, конечно, не крепость, не грозный замок какого-нибудь владетельного барона, а просто — укрепленная усадьба, большой каменный дом с высокими стенами и даже со сторожевой башней.
— Пожалуй, что Господу Богу видно все же немного побольше, — заметил рыцарь Джон. — Айвен, где же твое хваленое войско?
Рус нахмурил брови и перевел взгляд в другую сторону. Все мы невольно повернули головы, последовав его примеру. Вскоре мы заметили внизу движение темных пятнышек. Так видно с высоты человеческого роста муравьев, спешащих среди травы по своим дорожкам. Только это были довольно ленивые муравьи.
— Вон они! — указал рус, а вслед за тем его палец описал дугу над всей долиной. — Они направляются к той усадьбе. Больше некуда.
В первое утверждение руса мы готовы были поверить, а второе приняли с большим сомнением.
— Дорога здесь одна. Там и есть их нора, — уверял он нас. — Очень на то похоже. В одном только могу ошибиться… Не знаю, что вернее: устроить засаду по дороге или же дать им забраться в нору, а потом напустить туда дыму. Думайте сами. Вы всю жизнь воевали, вам и виднее.
Не могу сказать, что благородные христианские рыцари сразу предались размышлениям о ведении военных действий по освобождению дамы, хотя, как говорят, рыцарей хлебом не корми — только дай освободить какую-нибудь даму. Все они просто вперились взглядами в рыцаря Джона, а тот только махнул рукой и отдал приказ:
— Пошли вниз. Успеть бы до ночи хоть какую-нибудь черствую горбушку пожевать, а то и с крысой не справишься.
И вот мы двинулись к тому селению наперегонки с «нехорошим войском». Замысел заключался в том, чтобы сначала добыть хоть немного еды, а потом уже основательно подумать о всех прочих благородных подвигах — спасении дев и королей. Мы собирались сразу завернуть на дальней развилке к селению, но, когда оно открылось нам вблизи, с небольшой возвышенности, мы сильно насторожились. Если и его жителей сравнивать с муравьями, то мы увидели муравейник, в который кто-то походя злобно ткнул палкой. Все там испуганно суетились. Кто-то запирал ворота. Иные мчались на телегах, запряженных лошадьми, к лесу. Кто-то гнал им вслед скотину.
