Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)
– Твоим наместником не буду! Сам могу князем быть!
Ярослав наконец пришел в себя, его взгляд стал насмешливым:
– Ты и во Пскове княжишь потому, что я позволил! – Ах, какое же это удовольствие – чувствовать, что супротивник слабее! Умом понимал, что это грех, а нутро радовалось. Вот он, младший брат Судислав, рожденный ненавистной мачехой, всегда желавшей, чтобы ее сыновья Русью правили, у которого в роду цареградские императоры, кричит, во все стороны слюной брызжет, потому что понимает: он против Ярослава что червь, выползший из земли после дождя, беспомощен и любой раздавить может. – И родословную лучше не поминай, моя мать княжной и до князя Владимира была, а твоя бабка в кабаке голышом плясала!
Судислав разевал рот, как карась на берегу, не в силах что-то вымолвить. Столько лет он убеждал себя в превосходстве над остальными сыновьями князя Владимира! Конечно, псковский князь вовсе не глуп и хорошо знал, что мать его матери, будущую императрицу Феофано, сын императора Роман во дворец действительно привел из кабака. Но об этом говорилось шепотом и больше упоминалась неземная красота императрицы, чем ее кабацкое прошлое… А чтоб вот так открыто обвинить мать княгини Анны в блуде!..
Ярославу надоело смотреть на хватающего ртом воздух брата, усмехнулся:
– Последний раз спрашиваю: сядешь моей волей в Новгороде?
Судислав очнулся, дернулся, точно от удара наотмашь, губы презрительно изогнулись:
– Я и без тебя сяду волей новгородцев. Коснятин сказал: город только того и ждет.
Теперь Ярослав разозлился окончательно, даже глаза побелели. Одно упоминание Коснятина было способно вывести его из себя:
– Коснятин?! Без меня?! Может, и сядешь, да только пока я жив, этому не бывать! – Бешеный взгляд киевского князя пригвоздил псковского к месту. Мгновение Ярослав любовался растерянностью брата, потом позвал: – Якун!
В покои вошел его воевода. Вот когда Ярослав порадовался своей и Якуновой предосторожности, они загодя поставили своих дружинников везде, где могли встретить первое сопротивление.
– Князь Судислав до завтра посидит в темнице, чтоб думалось легче. А завтра послушаем, что скажет. Бояр собери мне сейчас.
– Меня в темницу? Не посмеешь!
– Еще как посмею. – Ярославу очень хотелось сказать, что посмеет и жизни лишить, но сдержался, еще надеясь договориться с братом.
– Тебе этого не простят!
– Кто? Новгородцы, которых Коснятин на разграбление отдал, а я из полона спас?
– Мои бояре, ты у меня в городе!
– А вот и посмотрим, что твои бояре нынче же скажут.
Ярослав смотрел вслед брату с сожалением.
* * *Весть о заточении князя разнеслась мгновенно. Псков притих, не зная, чего ждать, и готовясь ко всему. Якун беспокоился – надолго ли, он не сомневался, что их люди жизни не пожалеют, защищая Ярослава, но со всем городом не сладишь. Что князь задумал?
Псковские бояре собирались по зову киевского князя напряженные, хмурые. Конечно, они слышали и о погроме Новгорода, и о спасении горожан Ярославом. Радовались, что Псков остался в стороне и не был тоже разгромлен. Ожидали упреков князя, что не пришли на помощь соседям. Но того, что услышали, не ждали.
Ярослав оглядел сидевших перед ним лучших мужей Пскова. Они боятся… Чего боятся? Рыльца в пушку, потому как заодно с Коснятиным? Встал, прихрамывая, прошелся. Десятки глаз следили за князем. А он вдруг понял, точно из тьмы на свет шагнул: они не могут быть с Коснятиным заодно, ни к чему! Значит, боятся укора, что не пришли на выручку соседям?
И не стал укорять, хотя мог бы, ведь сам за седмицу успел примчаться из Киева к Судомири, а они и с места не двинулись, хотя от Пскова туда много ближе…
Князь еще раз в полной тишине медленно обвел всех взглядом. Многие даже дыхание задержали, стало слышно, как бьется попавшая в паутину муха, затихает и снова начинает отчаянно жужжать.
Одни бояре глаза опустили, другие и вовсе не поднимали, а кто-то смотрел прямо и честно. И без слов ясно, кто как себя вел, пока Новгород грабили.
– Князь Судислав Псковом более править не будет, либо в Новгород поедет, либо… – не давая задать вопрос про «либо», продолжил: – Потому Пскову наместник надобен. Своего сажать не стану, меж собой выберите.
Сказал и смотрел, не отрываясь. Уже через несколько мгновений он понял, что победил, в Пскове больше нет противников, если и были, и сопротивления не будет, останься Судислав в узилище хоть на веки вечные.
Ярослав оказался прав, Псков вступаться за князя не стал. По городу быстро разнеслось про посадника, который будет из своих, и горожане решили, что Ярослав, видно, обвинил младшего брата в том, что не помог Новгороду. И то верно, кому как не князю поднимать дружину и вести на полочан, обижавших соседей и сродственников? А что в Новгород хочет с собой взять, так для того, чтобы новгородцам в глаза глянул.
Горожане, в общем-то понимавшие свою вину и от этого чувствовавшие себя неуютно, с удовольствием переложили ее на князя Судислава. Никто не догадывался, что причина гнева старшего из братьев совсем в другом.
* * *Сам Ярослав чуть не до утра то ходил по ложнице, хромая, то стоял перед образами. Никто не знал, как больно хромцу опускаться на колени, каких усилий стоило на них стоять! Но он замечал эту боль, лишь пока не устремлялся всеми мыслями, всей душой к Господу. Как только его существо поглощалось этим полетом, боль куда-то уходила, князь переставал ее замечать. Кто-то мог бы сказать, что просто больная нога находила верное положение, но для Ярослава было понятно другое: горнее всегда пересиливало земное, телесное!
Вот и в тот вечер он страстно молил Господа о вразумлении. Как же хромому князю был нужен разумный наставник! Не такой, как Блуд, хотя погибшему кормильцу Ярослав очень благодарен. Но Блуд хорош, когда дело касалось хитрости, а князь нуждался в мудрости. А еще в духовном наставничестве, ведь даже веру постигал сам по книгам и собственным ошибкам.
Такой наставник появится у Ярослава через много лет, им будет умница Иларион, которого князь первым из русских поставит митрополитом вопреки желанию Византии. После смерти Ярослава Иларион сначала покинет Киев, уйдя в Тмутаракань, а потом вернется игуменом в Печерской обители под именем Никона и станет наставником летописца Нестора. Но до этого пройдет еще много лет и произойдет много событий…
* * *Новгород тоже встретил напряженно. Нашлись такие, кто в красках и с прибавлением пересказал новгородцам о произошедшем во Пскове. Те, кто побывал в полоне, радовались – князь решил наказать виновных. Другие, напротив, притихли, ожидая расправ и у себя. Если брата своего не пожалел, то чего чужим ждать?
Но в опалу попал только Коснятин. Боярин все понял и без объяснений. Оправдываться не стал (что Ярослав супротив него сможет сделать, Коснятин не Судислав, в узилище не посадишь!), напротив, хмыкнул:
– Не для себя старался, для Новгорода. Господь рассудит.
– Знаю, что не для себя, не то не оставлял бы живым.
Дядя вскинул на племянника глаза, чуть насмешливо приподнял бровь:
– В узилище, как Судислава, посадишь?
Не боялся, потому что знал: утром посадит, к вечеру сам придет просить, чтобы вышел. Слишком много в Новгороде у Коснятина сторонников.
– Нет! – Глаза встретились с глазами. Коснятин ожидал увидеть вызов, ненависть, но только не спокойствие. Это сбило опытного боярина с толку. – В Ростов поедешь.
– Наместником?
– Просто жить под приглядом.
– А не боишься?
Заматерел щенок! И голос твердый, и взгляд тоже! Чего бы ему не сидеть в своем Киеве и не оставить Новгород в покое? Коснятин на это и рассчитывал, помогая Ярославу раньше. А он, гляди-ка, обеими руками брать решил, чтоб ни один город не потерять! Ничего, и не таких учили, в Ростове тоже недовольные найдутся, не до Новгорода тебе, князь, будет.
– Не боюсь! Но предупреждаю: там супротив меня что недоброе замыслишь, не обессудь, боярин, голову с плеч сниму, не посмотрю, что родич.
– Вспомнил наконец…
– И еще об одной вине спросить хочу…
– Об Илье?
– Коли понял, значит, виновен.
– На все божий суд, князь. Эх, вместе бы нам с тобой!.. Не сложилось.
– Не моя вина, – процедил сквозь зубы Ярослав.
– Когда ехать?
– Завтра.
Новгород не посмел возразить, тем более что и сам боярин не противился, видно, знал за собой вину. Все ожидали, что Коснятин скоро вернется, поминали добрым словом, все же мало кто сделал для Новгорода столько, сколько этот боярин.
Теперь Ярославу предстояло доказать, что он может сделать больше. Киев словно отодвинулся, стал для князя на время вторым. Он хорошо понимал, что Остромир прав: пока не подрастет и не войдет в силу Владимир, Новгород надолго оставлять нельзя. Второго такого наместника, как Коснятин, ему не сыскать, а возвращать родича негоже. Это значило снова попасть в зависимость, только еще большую.
