Елена Степанян - Царский выбор
Морозов(мрачно).Да, придется ему в монастырь идти.
Чистой.Борис Иванович! Князь Симеон всегда за тебя горой, царь Сергия с малых лет очень любит! — Пусть он их призовет, разберемся, что к чему. А там надо будет Сергия женить и отправить куда-нибудь на воеводство.
Морозов.Да, женить. Чтобы он через полгода
овдовел. — Да что тут говорить, все будет решать царь. Только сначала надо, чтобы этот Трофим показал, что он обоих князей, и отца и сына, в свою ересь втянул.
Чистой.Трофим никогда в жизни ни под какой пыткой на Симеон Васильича не покажет.
Кузьма.Ну это не большая беда.
Чистой.Ты что хочешь сказать? Ты хочешь сказать, что ты его до смерти запытаешь, а мертвый, он что угодно покажет?
Кузьма(вздыхая).Ну вот, Назар Петрович, дедушка твой о еретиках печалился, и ты туда же.
Чистой.Борис Иваныч, а как быть с Иваном Прозоровским? Он у нас из лучших военачальников. Ты его из-под Смоленска отзывать будешь?
Морозов.И не подумаю. Он только больше усердствовать станет. — Ты ступай к государю, Назар, а я отпущу Кузьмича и тоже вернусь на свое место.
Чистой уходит.
Кузьма.Я могу хоть сейчас идти за Трофимом.
Морозов(грозно смотрит на него).К князьям
Прозоровским ночью не вламываются. — Ступай к патриарху, дождись, когда он проснется. Покажешь ему донос и возьмешь его стражников. Ни о какой царевне нигде и никому ни звука. Только самому князю можешь сказать, если его припереть понадобится. — Что от Трофима получить надо, ты знаешь. Вот и всё. — А потом уже будем государю докладывать, когда у него сил прибавится.
Федор Ртищев ходит по дворцовым коридорам, прислушивается, заглядывает во все углы. До него доносится какой-то шорох. Затем оттуда же слышатся чьи-то рыдания.
Ртищев идет на эти звуки.
В темном углу, сжавшись в комочек, сидит Ванятка и рыдает, прижимаясь головой к стене.
Ртищев.Ванятушка, а я тебя ищу. Все никак
утешиться не можешь? — Пойдем отсюда, я тебя в твой чуланчик отведу. Тебе поесть надо, ведь с раннего утра ничего не ел.
Ванятка.Ничего мне не надо, Федя. Ничего я не хочу. Не стану я здесь больше жить, уйду, куда глаза глядят.
Ртищев(гладя его по голове).Ох, дитя ты глупое.
Ванятка(заливаясь слезами).Такую красоту загубили, а я должен на эти рожи смотреть! Не буду я, не стану, уйду отсюда.
Ртищев(заставляет его подняться).Пойдем, пойдем со мною. Утро вечера мудренее. — Здесь одно горе, в другом месте другое. Поразмыслишь немного и увидишь, что идти-то некуда.
Афанасий, с трудом передвигая ноги, несет Фиму. Он уже видит свой дом, останавливается перевести дух. Настасья подставляет руки, чтобы как-то ему помочь.
Горница в доме Корионовых.
На одной лавке сидит Аграфена, обнимая Евдокию. Обе тихо плачут.
На другой лавке Иван Родионович и Андрей, как малые дети, прижимаются к Василию Матвеевичу.
Аграфена.Васенька, когда же Афанасий-то придет?
Василий.Придет, Аграфенушка, скоро придет. — Их дождались, и его дождемся.
Онемевшая прислуга Корионовых впускает Афанасия с Фимой в ворота.
Слуги бегут вперед, открывают входные двери, потом дверь в горницу.
Афанасий вносит Фиму в горницу. Ее укладывают на широкую лавку, покрытую ковром.
Евдокия припадает головой к Фиминым ногам. Андрей становится на колени у изголовья. Остальные толпятся рядом.
Фима открывает глаза.
Аграфена.Фимушка, голубушка, очнулась, милая! — Видишь, ты дома, и все тут с тобою — и матушка, и батюшка, и Андрюшенька, и тетя Груша, и дядя твой, и Настасьюшка.
Фима(тихо).Я знаю.
Андрей прижимается лбом к изголовью.
Фима(еще тише).Андрей, я не сумела. Не оказалось у меня той силы.
Василий выходит из горницы, медленно поднимается к себе.
Василий входит в свою светелку, садится на постель и сидит, закрыв глаза и сцепив пальцы.
22. Настольные голландские часы звонят семь раз
Князь Симеон Прозоровский просыпается в своей спальне. К нему врываются Поликарп и старик-слуга.
Поликарп.Князь-батюшка, вставай скорее! Трофима Игнатьича забирают!
Князь Симеон(срываясь с постели).Кто забирает? Как это так?
Поликарп.Патриаршии стражники за ним пришли. Еретиком объявили.
Князь Симеон(одеваясь на ходу).Да что же это такое! Я сейчас к Морозову поеду!
Поликарп(заливаясь слезами).Князь-батюшка, там с ними морозовские люди.
Все бегут вниз. Во дворе усадьбы.
Стражники уже подводят Трофима к воротам. Кузьма, стоя посреди двора, с наслаждением наблюдает, как из главного дома выбегают князь Симеон и князь Сергий, а за ними вся их челядь. Из других строений тоже выбегают люди.
Князь Симеон(поравнявшись с Кузьмой).Кузьма Кузьмич! Это же мой верный слуга! Я за ним ничего дурного не знаю. — Да как же можно? Неужели Борис Иваныч!.. Ведь это мне прямое бесчестье!..
Кузьма.Князь Симеон Васильевич! Я твою светлость глубоко почитаю, и негоже мне, мужику, вопросы тебе задавать. — Но одного я в толк не возьму — как можно, увидав воочию человека, про которого все кругом говорят, что он свыше двухста лет на земле живет, не доложить об этом государю? Статочное ли дело, такую диковину от государя своего утаивать? Али тебе кто запретил?
Князь Симеон хватается за сердце и бежит к воротам.
Князь Симеон(кричит).Трофимушка, прощай! Прощай, мой брат, мой друг верный!
Трофим.Прощай, Симеон Васильич! Прощай, прости меня, мой родной!
Князя Симеона уводят под руки.
Прозоровский(кричит стражникам).Погодите еще, не уводите его! (Говорит Кузьме на ухо)Кузьма
Кузьмич, мы люди не бедные, скажи, как и что, помоги, мы чистым золотом отсыплем.
Кузьма(даже с некоторым сожалением).Как тебе поможешь, князь, когда на тебя самого донос есть.
Прозоровский изумлен. Кузьма оглядывается на людей, которые толпятся на почтительном расстоянии от них.
В воротах стражники, охраняющие Трофима, ждут Кузьмы и его указаний.
Поликарп(подбегая к ним).Погодите, погодите, ребятушки! Наш князь — самому государю друг, а это все ошибка какая-то.
Трофим(строго).Поликарп, прощайся со мной и немедля иди в дом… Это тебе мой приказ. Последний.
Крепко обнимает его, затем толкает в сторону дома.
Кузьма(очень тихо, Прозоровскому).Доносят на тебя, что сам ты с теми еретиками спознался и с помощью их царскую сестру к себе приворожил.
Прозоровский(вскрикивает).Как про это узнали?
Кузьма(удивленно).Стало быть, ты сознаёшься?
Прозоровский.Так это всё из-за меня?
(Стражникам)Погодите, не уводите Трофима! — Кузьма Кузьмич, он тут ни при чем!
Кузьма.Я человек подневольный и делаю, что мне приказано.
Прозоровский.Дай только сроку, я пойду к государю, я все ему разъясню. Он меня любит, он мягкосерд, он меня в монастырь отправит — и всех дел.
Кузьма(очень удивлен).Ты что же, по своей воле в монастырь готов идти?
Прозоровский(кричит в отчаянье).Да, по своей, по своей! Не по вашей, каины, антихристы! Верни Трофима!
Кузьма поворачивается и идет к воротам. Прозоровский падает на колени в снег и рыдает, закрыв лицо руками.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ (продолжение)
1. Москва
Утро воскресного дня. Солнце играет на всех крестах и куполах. Отовсюду несется звон колоколов.
Время после полудня. Народ выходит из церквей, улицы запружает нарядная толпа. Повсюду снуют разносчики пирогов и сладостей.
К дому Ильи Милославского подъезжают небольшие сани. Из саней выходит человек, вынимает из-под сиденья две корзины и идет в дом.
В доме.
Илья Милославский и гость.
Гость.Вот, Илья Данилович, пресветлый боярин Морозов велит тебе кланяться, с праздником поздравить, и подарки шлет тебе и детушкам твоим.
Милославский(низко кланяясь).Передай Борису Ивановичу благодарность нашу и поклон земный. Скажи, что молимся о здравии его неустанно. А сами мы, по его и Божьей милости, живы и здоровы и только об одном мечтаем, чтобы Борис Иванович хотя однажды посещением своим нас удостоил.
