Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
– Объ этомъ нечего сокрушаться, дорогая бабушка; старая тетка Морица, равно какъ и ты не увидитъ наслѣдства своего племянника.
– Значитъ, являются еще новые наслѣдники?
– Да – кредиторы.
Президентша судорожно прижала руки къ груди и выкатила глаза.
– Успокойся, прошу тебя, и не дѣлай никакихъ сценъ! – прошептала Флора. – Въ людской знаютъ это еще лучше, чѣмъ я, и прислуга торопится какъ можно скорѣе покинуть нашъ разоренный домъ. Я обязана открыть тебѣ настоящее положеніе дѣлъ, ты должна узнать истину, чтобы потомъ не сдѣлаться смѣшною.
Она передернула черную креповую вуаль, положивъ ея ровными складками вокругъ исхудалой шеи старой дамы, и, вынувъ изъ своей косы шпильку, ловкимъ движеніемъ приколола сѣдой локонъ, распустившійся во время изъявленія горя и отчаянія.
– Никто не долженъ видѣть тебя, бабушка, пока ты не успокоишься, – продолжала Флора строгимъ голосомъ. – Намъ нужно какъ можно скорѣе съ достоинствомъ выйти изъ этого дѣла, – оно слишкомъ грязно; Богъ знаетъ, что еще будутъ говорить о немъ въ городѣ. Теперь не подлежитъ никакому сомнѣнію, что взрывъ ничто иное, какъ мошенническая продѣлка со стороны обанкрутившагося Ремера.
– Негодяй! низкій обманщикъ! – вскричала президентша, вскочивъ со стула.
Сильное нервное потрясеніе какъ будто возвратило силу ея ногамъ, такъ какъ она начала неутомимо бѣгать по комнатѣ и метаться изъ угла въ уголъ.
Флора молча указала бабушкѣ на выбитое окно, не защищенное ставнею.
– Подумай о томъ, что твой голосъ слышенъ на улицѣ! – сказала она сердито. – Развѣ ты не видишь, что съ ранняго утра вокругъ нашего дома бродятъ различные коммерсанты; говорятъ, что въ городѣ волненіе не имѣетъ границъ, многихъ разбираетъ страхъ за свои деньги, пущенныя въ спекуляціи. Все, что мы въ послѣдніе мѣсяцы забирали въ лавкахъ на хозяйство, еще не оплачено. Ты и не знаешь, что мясникъ имѣлъ дерзость явиться сегодня въ нашъ домъ еще съ восходомъ солнца и требовалъ, чтобы тебя разбудили. Ему, по всей вѣроятности, хочется попытаться, не отдашь-ли ты ему должные шестьсотъ франковъ, такъ какъ ты управляла хозяйствомъ; эта неслыханная смѣлость поражаетъ меня.
– Даже противно подумать, въ какой омутъ вовлекъ насъ этотъ негодяй! – сказала президентша, задыхаясь отъ ярости и гнѣва. – Милосердный Боже! какое ужасное положеніе! Что теперь дѣлать!
– Прежде, чѣмъ что нибудь начать, нужно уложить все то, что принадлежитъ лично намъ, и оставить этотъ домъ; иначе мы рискуемъ, что и наше имущество будетъ опечатано, а это намъ не можетъ быть пріятно. Теперь я пойду наверхъ и уложу въ сундуки все свое приданое. – При этихъ словахъ она злобно засмѣялась.
– Затѣмъ я составлю подробную перепись всего, что находится въ домѣ, и если ты сама не пожелаешь взять на себя передачу его…
– Ни за что на свѣтѣ.
– Въ такомъ случаѣ можешь поручить это ключницѣ, а мы скажемся больными.
Съ этими словами Флора подошла къ письменному столу и вынула ключъ отъ комнаты, гдѣ разложено было приданое; въ эту минуту президентша торопливо вышла, вспомнивъ тоже о своихъ пожиткахъ, которые она отъ всей души желала спасти отъ печатей судебнаго слѣдователя.
XXVII.
Надъ вершинами красивыхъ деревьевъ парка дулъ свѣжій, утренній вѣтерокъ и робко проникая въ комнату черезъ широко растворенное окно спальни, окружалъ дремлющую больную легкимъ араматомъ резеды и левкоя. Красноватые листья дикаго винограда, обильно вьющагося вокругъ оконной рамы съ наружной стороны, слегка колебались и чуть-чуть дрожали подъ его мягкими порывами, а иногда даже боязливо влетали въ комнату и тихо, тихо опускались на бѣлое одѣяло или мягкую подушку больной. Казалось, будто этотъ легкій зефиръ мимоходомъ срывалъ трехлиственную зелень, чтобы разсыпать ее по распущеннымъ русымъ волосамъ и блѣднымъ, исхудалымъ рукамъ спящей больной.
Очнувшись, бѣдная Генріэтта просила сорвать ей побольше этихъ листьевъ, которые вмѣстѣ съ нею собирались проститься съ минувшимъ лѣтомъ, и проститься на-долго, на-всегда…
Кети сидѣла у постели больной и оберегала спокойствіе дорогой сестры; она быстрымъ движеніемъ руки прогнала влетѣвшую въ окно птичку; смѣлое щебетанье этого маленькаго созданія раздавалось слишкомъ громко посреди тяжелаго безмолвія, въ которомъ ясно слышался каждый слабый вздохъ, вылетавшій изъ впалой груди молодой страдалицы. Докторъ Брукъ долженъ былъ покинуть свою паціентку не больше, какъ на полчаса, такъ какъ герцогъ настоятельно требовалъ, что бы молодой врачъ, вылѣчившій его въ такое короткое время, былъ его ежедневнымъ совѣтчикомъ. По этому Брукъ поторопился уйти, желая воспользоваться удобной минутой, когда больная спала и, слѣдовательно, не замѣчала его отсутствія.
За драпировкою, у кругленькаго столика сидѣла горничная съ шитьемъ, чтобы на всякій случай быть подъ рукою, и изрѣдка посматривала на молча сидѣвшую въ креслѣ молодую барышню.
Глядя на это серьезное и грустное лицо, дышавшее спокойствіемъ, она никакъ не могла постичь, какъ могъ человѣкъ, только-что лишившійся такого громаднаго состоянія, смирно сидѣть возлѣ постели больной, а не бѣсноваться отъ отчаянія. Такъ молода, а между тѣмъ такъ положительна и разсудительна, такъ холодна къ свѣту и его наслажденіямъ! – думала молодая горничная.
Нѣтъ, наша старшая барышня гораздо умнѣе: та заботливо убираетъ все свое приданое, за каждымъ носовымъ платкомъ гоняетъ горничную вверхъ и внизъ по лѣстницѣ, не желая терять самой ничтожной бездѣлицы. За то она и самая богатая въ домѣ; пріятно посмотрѣть на громадные ящики и сундуки, посылаемые ею въ городскую квартиру; а кромѣ того она одна избѣжитъ всѣхъ ужасовъ и непріятностей, которые не сегодня, такъ завтра разразятся надъ обитателями виллы. Право, даже обидно подумать, какъ счастье всюду преслѣдуетъ эту дѣвушку, все ей удается, все ей улыбается въ жизни, дѣлаетъ она все, что хочетъ, не заботясь ни о комъ и ни о чемъ. Даже и теперь раздраженная красавица такъ своевольно шумѣла и стучала въ той комнатѣ, гдѣ разложено было приданое, что больная неоднократно вздрагивала во снѣ.
Кети съ ужасомъ вскочила и подошла къ полупроснувшейся Генріэттѣ.
Спальня больной отдѣлялась отъ той комнаты, гдѣ возилась Флора, кабинетомъ младшей сестры, и потому прекрасная невѣста, гремя своими тяжелыми сундуками, вѣроятно, не думала, что ея шумливыя движенія доносятся до больной; иначе она по всей вѣроятности была бы осторожнѣе. Потому Кети тихонько вышла изъ спальни и, притворивъ за собою дверь, прошла въ ту комнату, гдѣ шумѣли.
Флора слегка вскрикнула, когда на порогѣ показалась высокая фигура младшей сестры и тихимъ, кроткимъ голосомъ просила поберечь сонъ больной сестры.
Красавица съ гордымъ, неприступнымъ видомъ стояла возлѣ вѣшалки на которой висѣло вѣнчальное платье и держала въ рукахъ брачный, тюлевый вуаль, видимо намѣреваясь его сложить.
– Мнѣ очень жаль, что я испугала Генріэтту, но я ни какъ не ожидала, что-бы легкій шумъ, производимый передвиганіемъ пустыхъ сундуковъ могъ достигать той комнаты. Мы постараемся быть осторожнѣе, – сказала Флора холодно, видимо сдерживая досаду. – Ты такъ тихо крадешься, что право можно принять тебя за привидѣніе. Да, нечего сказать, не мало несчастія ты внесла въ нашъ домъ.
Затѣмъ она рѣзкимъ движеніемъ выслала горничную и замѣтивъ, что Кети намѣревается тоже выйти изъ комнаты, громко воскликнула.
– Подожди! – Если въ тебѣ осталось хоть не много чести, то останься и отвѣчай мнѣ на мои вопросы.
Кети спокойно посмотрѣла на сестру и сдѣлала нѣсколько шаговъ въ глубь комнаты.
– Я готова слушать тебя, – сказала она строго и серьезно взглянувъ Флорѣ въ глаза, – только прошу тебя не говорить слишкомъ громко, что-бы насъ не услыхала Генріэтта.
Флора не отвѣчала, она схватила младшую сестру за руку и притянула ее къ окну.
– Поди сюда! Я хочу посмотрѣть на тебя, нѣтъ-ли въ тебѣ какихъ нибудь перемѣнъ послѣ того, какъ ты объяснилась въ любви.
Молодая дѣвушка невольно отшатнулась, и щеки ея покрылись густою краскою оскорбленной стыдливости.
– Я удивляюсь, какъ тебѣ не стыдно говорить со мною такимъ тономъ, – возразила Кети.
– Вотъ, подумаешь, какая святая невинность! А я скажу тебѣ, какъ младшей сестрѣ, тебѣ не слѣдовало поднимать глазъ на человѣка, съ которымъ я была обручена.
Кети стояла какъ пораженная громомъ. Кто могъ проникнуть въ глубину ея сердца и узнать тайну, которую она такъ старательно скрывала? Она чувствовала, что лицо ея покрывается смертельною блѣдностью, что въ эту минуту она походила на преступницу, пойманную врасплохъ, но не смотря на то она продолжала упорно молчать.
– Сейчасъ видно, что твоя совѣсть не чиста, – замѣтила Флора, язвительно улыбаясь. – Однако, какъ не хитры были твои продѣлки, но меня тебѣ не удастся провести, я хитрѣе тебя. Я насквозь вижу твою „чистую“ душу. А твои нѣжныя проявленія извѣстны мнѣ съ того дня, когда ты съ наивнымъ желаніемъ возбудить вниманіе мужчины, поднесла ему первый даръ, въ видѣ весеннихъ цвѣтовъ.
