Людвига Кастеллацо - Тито Вецио
— Из Египта к нам всякое несчастье…
— Неужели все эти бредни распространяет Аполлоний?
— Везде он! — вскричали молодые люди. — Опасный и лживый египтянин.
— А я из самого надежного источника получил сведения, что Аполлоний благодаря стараниям претора Лукулла на днях получит римское гражданство.
— Этого давно следовало ожидать, — сказал Друз. — Наши олигархи не удостаивают верных и храбрых итальянцев чести стать римскими гражданами, а первого же интригана и проходимца принимают с распростертыми объятиями и производят в ранг гражданина республики. Для примера укажу хотя бы на моего гостя, храброго и благородного Помпедия Силона. Ему все еще не дают гражданства, а недостойного пролазу-египтянина мгновенно удостаивают этой чести. Первый, конечно, не может быть опасен для республики, потому что он — честный и несгибаемый патриот, а второй всем кажется весьма подозрительным, заводит какие-то тайные общества, устраивает ночные собрания, и на все это власть имущие смотрят сквозь пальцы, вместо того, чтобы смотреть в оба, как во время вакханалий.
— Сказать откровенно, никогда он мне не был по сердцу, этот Аполлоний.
— И мне тоже.
— Да он — самый несносный болтун.
— А по-моему, он — просто сумасшедший.
— О нет, ошибаешься, он себе на уме, этот редкий мошенник.
— Принесут нам, наконец, журнал или нет?
— А вот и он, — вскричали собеседники, завидев входящего слугу с дощечкой в руках.
— Кто будет читать?
— Конечно, Сцевола.
— Слушайте же, друзья мои, и помните, что сила голоса с некоторых пор высоко ценится на форуме.
После этой, заменившей вступление, шутки Сцевола откашлялся и громким голосом начал читать официальный журнал республики.
«Пятый день до январских ид.[165] Консул Гай Марий во второй раз и Гай Флавий Фимбрий в шестьсот сорок восьмой год от основания Рима.
Праздник в честь Януса. Верховный жрец, пожертвовав Янусу предписанного ритуалом барана, нашел, что внутренности жертвы не были повреждены. Присутствовавшие на церемонии авгуры и гаруспики объявили хорошие предзнаменования на новый год».
Врач Стертихий, игравший, как было сказано, в соседней комнате в шашки с авгуром Вононием, не смог удержаться от улыбки. Авгур же презрительно усмехнулся, услышав ироничные замечания молодежи, относившиеся к торжественному заявлению авгуров и гаруспиков о внутренностях принесенной жертвы.
— Юпитер — всему начало, — смеясь, заметил кто-то.
— Возможно ли в шестьсот сорок восьмом году от основания великого Рима выдавать за истину такие дикие нелепости.
— Не мешай читать.
— Нет, пусть сначала скажет нам, почему два авгура при встрече не могут без смеха посмотреть друг на друга.
— Что за негодяи! — пробормотал сквозь зубы авгур Вононий.
— Пусть себе тешатся, — успокоительно заметил врач, все они одинаковы. Пока улыбается им молодость и будущее, они поднимают на смех и жрецов и богов, даже над медиками смеются, пока здоровы. А как состарятся или заболеют, вот тогда и бегут кто к храму приносить жертвы богам, кто кланяться медикам. Надо только немного подождать, все они у нас будут. Это всего лишь вопрос времени.
Между тем, Сцевола продолжал чтение:
«Вчера прибыли некоторые приглашенные из разных городов Сицилии. Они жаловались сенату на грабежи и разбои беглых рабов, а также и на пиратов, грабящих и убивающих купцов и путешественников на море. Консул, в виду серьезности жалоб, решил созвать сенат на экстренное собрание в храме Аполлона накануне ид текущего месяца. Просители получат аудиенцию, и последует надлежащее распоряжение».
— Вот прекрасная новость для всем нам знакомой матроны! — сказал, улыбаясь, Сатурнин.
— Не думаю, чтобы это известие сильно обрадовало нашего общего приятеля Луция Лукулла. Он наверняка пожалеет, что так упорно домогался управления столь опасной и неспокойной страной, — сказал Сцевола.
— Что касается самого Лукулла, то он слишком ловкий и хитрый человек, чтобы добиваться управления спокойной и мирной страной. Рыбу лучше всего ловить в мутной воде, — продолжая улыбаться, заметил Апулий Сатурнин.
— Да, много ты наловишь этой рыбы, если то и дело платишь штрафы смотрителю за несвоевременную доставку пшеницы в магазины, — говорил толстому откупщику Постумию худой и желтый, как лимон, ростовщик Скасий.
— Друг мой, — зашептал ему на ухо откупщик, — молодой человек, безусловно, прав, и я с ним совершенно согласен: в мутной воде рыбу ловить гораздо лучше, чем в прозрачной, я сам в этом убедился. Представь себе, что житницы Сицилии опустеют[166] и на какое-то время закроются для голодной черни Рима. Тогда эти несколько сот тысяч зверей придут в такое остервенение, что сенат будет вынужден предоставить нам именно те средства, которые мы найдем нужными для ускорения дела. Тогда уже будет некогда рассуждать о законности или незаконности этих средств. Вода станет совсем мутной, и мы наловим много рыбы.
Ростовщик вполне удостоверился этими выводами и с особым уважением посмотрел на ловкого рыболова.
Тем временем Сцевола продолжал чтение.
«Тело тирана Нумидии, умершего голодной смертью в Тулианской тюрьме, вчера было вытащено из темницы крючьями и брошено в Тибр».
— Смерть, вполне достойная злодея! — торжественно сказал Друз. — Да послужит она устрашающим примером для всех, кто решился бы пойти по стопам деспота Югурты!
— А знаете, друзья мои, это прекрасный сюжет для трагедии, — заметил Анций.
— Дорогой поэт, ты сосредоточил все свое внимание на злосчастной судьбе Югурты, и я, пользуясь пришедшим к тебе вдохновением, загнал твоего короля в угол, — сказал, смеясь, Эзоп, игравший, как было сказано, в шахматы с автором «Андромахи», «Медеи» и «Клитемнестры».
«Имущество царя Порзенна в следующий торговый день будет продаваться под портиками»,—
продолжал читать Сцевола.
— Прекрасное предстоит зрелище.
— Ты непременно приходи, Скасий, — говорил откупщик ростовщику.
— Еще бы! Там можно будет провернуть не одну аферу. Однако, ты не забывай про игру, иначе я проложу себе дорожку.
«Комиссия из четырех эдилов приглашает желающих взять подряд на очистку городских улиц от нечистот. Торги будут проводиться на рынке три дня подряд по идам текущего месяца».
— И несмотря на эти меры, город все равно останется грязным.
— Слышишь ли? — сказал Эдим Панза, толкая локтем в бок своего соседа подрядчика Онисия, — вещь и в самом деле может оказаться стоящей.
Между тем Сцевола, дойдя почти до конца дощечки, воскликнул.
— Слушайте, слушайте внимательно и согласитесь, что остатки сладки.
«Гонцы, прибывшие в сенат с письмами от легионов, расположенных в Галлии близ мест пребывания варварских шаек кимвров. В письмах сообщается, что кимвры не желают вторгаться в земли Галлии по эту сторону Альп. Это обстоятельство позволяет консулам сделать вывод, что Италии не грозит нашествие варваров. Тем не менее предложено собрать новые силы, дабы навсегда устранить опасность набегов и изгнать в леса разбойников, грабящих провинции республики».
— Эта новость обрадует всех римлян, — заявили слушатели.
— Кроме меня, — прошептал тощий ростовщик, — отступление кимвров может нанести смертельный удар по моим делам. Цены на монету понизятся, и те несомненные выгоды, которые я бы имел, окажись государство в затруднительном положении, вполне возможно, превратятся в свою противоположность… А эти дураки еще радуются, — прибавил он, указывая на молодых людей.
— Что поделать, мой милый, — утешал его приятель, — это вечная история о черепичнике и садовнике, рассказанная Эзопом. Одному нужен дождь, а другому — хорошая погода.
— Теперь остается только обычный список браков и разводов, — продолжал Сцевола, — рождений и смертей. Словом, вечный круг жизни. И, наконец, объявления о представлении Плавта,[167] в котором во второй раз выступит молодой Росций.[168]
— Да, этот юноша подает большие надежды, на него стоит обратить внимание.
— А ты что о нем скажешь, Эзоп? — спросил поэт Анций своего приятеля.
Эзоп ничего не ответил, лишь презрительно пожал плечами. В Квинте Росции, о котором шла речь, Эзоп видел восходящее светило и терпеть не мог, когда, его хвалили.
— После объявлении о комедии других новостей нет?
— Нет, больше ничего нет.
— Тогда можно передать дощечки другим читателям, — сказал Друз, обращаясь к Фортунато.
— Беларий, — приказал хозяин, — отнеси журнал обратно.
Слуга взял дощечки и покинул Термополий.
