Олег Михайлов - Александр III: Забытый император
Государь поднялся, и все находившиеся в храме встали на колени. Опустились на колени и стоявшие на паперти, а затем и многотысячная толпа перед собором пала на мокрую брусчатку. Тихомиров, озираясь как затравленный, понужден был последовать примеру соседей-охотнорядцев. Ему была хорошо видна возвышавшаяся надо всеми фигура российского колосса-самодержца в сверкающей алмазной короне и парчовой мантии. Словно электричество прошло по толпе, когда находившиеся в соборе вознесли Богу моление, испрашивая его помощь царю. Многотысячная масса людей разного толка повторяла их слова:
– Молим Господа, чтобы умудрил и наставил раба Своего, благочестивейшего самодержца, который утешил сердца наши, и даровал бы ему непоползновенно проходить великое свое служение, согревая сердце его к призрению нищих, к приятию странных, заступлению напаствуемых, и подчиненные ему правительства направляя на путь правды… Все же врученные державе его люди содержа в нелицемерной верности и сотворяя его отцом, о чадах веселящимся…
Тихомиров против воли ощутил нечто потрясающе торжественное, настроение толпы невольно передалось ему, и слезы вновь навернулись на глаза.
– Да что это со мной, право?.. – шептал он. – Нет, Соня права… Я не Рахметов… И не Желябов…
Снова грянул орудийный салют, потонувший в немолчном колокольном звоне, которым во второй раз отозвались сорок сороков Москвы – на весть об окончании коронации. Началось шествие из Успенского собора в соборы Архангельский и Благовещенский. Александр III шел с императрицей под балдахином, в порфире и короне, держа в одной руке скипетр, а в другой державу. Теперь уже и колокольный звон заглушили немолчные крики «ура!» и радостные возгласы неисчислимой толпы. Бледный, утомленный, взволнованный, Александр III старался отвечать на приветствия наклоном головы из-под громадной и сверкающей короны.
Вечером Кремль и вся Москва озарились бесчисленным множеством огней. Наблюдая за иллюминацией из окна конспиративной квартиры, Тихомиров до рези в глазах всматривался в ликующую массу народа на улице.
– Как глупо и постыдно вел я себя… – бормотал он, чувствуя краску стыда. – Ощутил себя патриотом… Осел!.. Ведь так называемый народ был собран в Кремле большею частью Священной дружиной и полицией… А потом? Когда простодушная толпа собралась приветствовать царя у дома генерал-губернатора, где князь Долгоруков давал бал, император вышел из дворца и направился к карете. Народ в восторге бросился к нему – и был встречен казачками, потчевавшими москвичей и гостей Первопрестольной нагайками! Хороший урок… А я?.. Раскис… Но теперь – за дело… Наше движение разгромлено? Начнем сначала. Я уеду за границу… К Кропоткину и Лаврову… Там мы будем готовить новые силы…
А Москва бурлила и кипела до утра. С шипением рвались и рассыпались на тысячи огней петарды; золотой вензель «AIII» недвижно стоял и не гас над Кремлем; гремели военные оркестры; победно и торжественно звучал Глинка:
Славься, ты славься, наш русский царь!
Господом данный наш царь-государь…
Глава восьмая
Исполин
Современники вспоминали, что всего больше царь походил на большого русского мужика из центральных губерний: к нему лучше всего шел бы полушубок, поддевка и лапти. Сходство с мужиком усиливалось от его густой, мягкой и чуть волнистой рыжеватой бороды. Он был настолько выше и крупнее обыкновенных людей, что, появись Александр Александрович в любом костюме, все обратили бы на него внимание.
Государя нельзя было назвать красивым, да и по манерам он походил в чем-то на бурого медведя, причем был не столько мускулист, сколько полноват и даже толст. Но царь производил сильное впечатление спокойствием своих манер и, с одной стороны, крайней твердостью, а с другой – благодушием в лице. Встречавшиеся с ним попадали под обаяние необыкновенной уверенности в себе и мощи, исходивших от императора. Недаром живописец Васнецов запечатлел русского государя на знаменитом полотне «Богатыри».
Наиболее зоркие свидетели отмечали разницу в характерах отца и сына – Александра II и Александра III. Покойному императору, указывали они, всегда недоставало именно инстинктивного чувства своего положения, веры в свою власть, какие были присущи молодому государю. Александр Николаевич не верил в свое могущество, как бы реально оно ни было. Он всюду подозревал противодействие и, раздражаясь собственными сомнениями, сам создавал это сопротивление вокруг себя. Благодаря этому прежнего императора больше боялись, чем любили. И несмотря на его смирение, влияние на него имели только льстецы, отчего Александр Николаевич в конце жизни оказался в плохом окружении и попал в руки дурным людям.
Чувствуя себя слабым, писала фрейлина А. Ф. Тютчева, покойный государь не доверял самому себе, но еще менее доверял другим. Выбирая людей, он предпочитал ничтожества, полагая, что над ними легче властвовать и направлять их, тогда как, напротив, они более склонны к обманам и лести. Слабость характера Александра Николаевича делала его непоследовательным и двойственным во всех его словах, поступках и отношениях. А это в глазах всей России дискредитировало саму власть и наконец привело страну в состояние самой плачевной анархии.
Прекрасные реформы Александра II, мягкость и великодушие его характера должны были бы обеспечить ему восторженную любовь русского народа. А между тем он не был государем популярным в истинном смысле слова. Народ не чувствовал притяжения к нему, потому что в самом императоре совершенно отсутствовала национальная и народная струна.
Человеческая природа такова, тонко отмечала Тютчева, что люди более ценят других за людское в них, чем за их дела. По своему характеру и уму покойный император был ниже тех дел, какие он совершил. Обладая неисчерпаемой добротой и великодушием сердца, Александр Николаевич был лишен силы характера и ума. Став императором, он сделал большую ошибку, желая производить на окружающих впечатление властное и величественное – по примеру государя Николая I, у которого выражение властности проявлялось естественно, в то время как для Александра II это была маска, и порою карикатурная, придававшая ему скорее нечто отталкивающее. В чертах же Александра III, наоборот, проступала природная энергия и сила, исполненная честности и доброты.
Он был подлинным наследником своего великого деда и не раз повторял себе, словно завет, строки дневника Николая I, которые тот написал за несколько дней до кончины:
«Вступая тридцать лет тому назад на престол, я страстно желал знать правду, но, слыша ежедневно лесть и ложь, я отучился отличать правду от неправды».
Эти уроки деда были тем более существенными, что они пали на благодатную почву: Александр III обладал благороднейшим и, как отмечали современники, именно царским сердцем. Врожденное благородство царя не было и не могло быть испорчено жизнью. Ведь наследнику русского престола не было нужды ради своего положения или положения своих ближних кривить душой и закрывать глаза на то, чего не хотелось бы видеть. В этом главное отличие монархического престолонаследия от так называемого «народного избранничества».
Демократическая, выборная власть поневоле портит и развращает человека. Претенденту приходится ради ее достижения подсиживать, клеветать, чернить соперников, буквально по их головам взбираться на человеческую пирамиду. Жажда власти с ее материальными и эгоистическими интересами, которая так часто портит сердце политика, локтями расталкивающего своих конкурентов, далека и чужда наследнику российского престола с его глубокой убежденностью в божественной предначертанности титула монарха.
Сам Александр III, как вспоминали современники, был человеком небольшого, ординарного образования, не сразу мог охватить и постигнуть все, что предлагалось ему министрами и чиновниками, нуждаясь подчас в долгом, самостоятельном изучении того или иного вопроса. Иными словами, у него был небольшой ум рассудка, но совершенно громадный, выдающийся ум сердца, что в его положении было несравненно важнее. Наконец, государь обладал совершенно выдающимся благородством и чистотой нравов и помышлений. Как семьянин – это был образцовый семьянин; как хозяин – образцовый хозяин, у которого слово никогда не расходилось с делом. Если Александр III в чем-то был не уверен, он мог смолчать и выжидать; зато если он принимал решение, на его слово можно было рассчитывать как на каменную гору. Вот отчего русский император пользовался, с одной стороны, доверием и уважением всех своих приближенных, а с другой стороны, что еще гораздо важнее, – уважением и доверием всего света.
Свой авторитет и твердость во внешней политике Александр III выказал в завязавшемся конфликте с Англией.
Ревниво оберегая свои, а точнее, захваченные ею владения в Индии, Великобритания стремилась как можно далее распространить свое влияние, угрожая уже южным пределам России в Средней Азии. Английские эмиссары постоянно появлялись в закаспийских землях, подбивая племена туркмен и афганцев тревожить наши пограничные заставы. Здесь, однако, они встретили решительный отпор русского корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Александр Виссарионович Комаров, один из трех замечательных братьев-военачальников. Правой рукой Комарова был Максуд Алиханов-Аварский, приятель покойного штаб-ротмистра Кузьминского.
