Василий Ян - Огни на курганах
Во всем лагере громко говорили, что поход в Азию пора закончить, что у согдов очень плодородные земли, не то что на родине, в скалистой Македонии или Греции, пора воинам за их заслуги, оказанные базилевсу, получить в награду вдоволь и золотистой пшеницы, и румяных яблок, и полезного для здоровья лука и чеснока. Калеки перечисляли все, что хотели иметь: и длиннорогих быков, и стройных коней, и черноглазых согдских девушек с шестнадцатью длинными косами.
– Одно плохо, – жаловались воины, – согдские крестьяне еще очень непокорны, как необъезженные лошади: цепляются за свои земли, не желая отдавать их, и косятся на нас, как волки, забывая, что сами боги решили сделать македонцев и греков господами всех народов Азии.
– Македонцам опасно поодиночке входить в согдские селения, – говорили другие, – они исчезают бесследно. Говорят, что это дело разбойничьих шаек во главе с неуловимым Спитаменом, который умеет превращаться и в зверя, и в птицу, и в скорпиона.
– Незачем идти дальше, пора остановиться! – был общий голос лагеря. – А в земли скифов нечего больше соваться. Какая там может быть нам прибыль? В колодцах вода соленая, чеснок не растет, быки мохнатые, как медведи, и на них ездят верхом, а лошадей скифы доят, как коров. Нет, пора остановиться и начать делить между воинами завоеванные земли.
Через два дня после битвы в шатер Эвмена пришли высшие македонские военачальники. Коренастые, с толстыми шеями и большими выдающимися подбородками, с могучими плечами, македонцы шагали тяжелой поступью буйволов. Войдя в шатер, упершись кулаками в бока, они окружили Эвмена.
По краям шатра стояли столбиками одна на другой кожаные круглые коробки, каждая за соответствующей буквой; в них хранились свитки с отчетами македонских епископов,[151] приставленных к персидским сатрапам. Здесь же хранились письма начальников македонских отрядов, разбросанных по всем главным путям великого Персидского царства, донесения правителей Сирии, Финикии, Египта и, наконец, подробные описания походов базилевса, изложенные красноречивым Анаксименом, Каллисфеном, Марсием, Харесом и другими, которые следили за тем, чтобы ни один шаг, ни одно слово «покорителя Вселенной» не пропали бесследно для потомства.
Эвмен, плохо выбритый, с усталым, изборожденным морщинами лицом, растянулся на лежанке, покрытой шкурой барса, а четыре раба-писаря сидели перед ним на ковре и одновременно записывали на пергаменте то, что он им диктовал:
– «Варвары не выдержали ни взора, ни криков, ни мощных ударов непобедимых наших воинов. Они во весь дух обратились в бегство. Раздраженные воины преследовали их до поздней ночи. Все варвары увидели, что ничто не может противиться македонцам…» Вот так, как я продиктовал, понравится базилевсу.
– Эвмен, что делает базилевс?
– Чистит оружие. А когда базилевс начинает сам чистить оружие, это значит, что он в ярости и ждет, на ком излить свой гнев.
– Пускай гневается. Нам все равно надо говорить с ним.
Эвмен ударил в висевший бронзовый щит, и в шатер вбежал один из испытанных воинов, телохранителей базилевса, бывших при нем неотлучно. Воин проскользнул в малиновый шатер и, вернувшись, объявил, что царь Азии зовет к себе всех пришедших.
Оправляя складки плащей и откашливаясь, македонцы один за другим прошли за персидский ковер.
Базилевс сидел на складной табуретке в голубой безрукавке. Руки его до локтей были выпачканы салом и грязью. Перед ним на коленях стоял оружейник-перс, тощий старик, с худой, жилистой шеей. Ремешок вокруг головы поддерживал его седые вьющиеся волосы.
Базилевс скользнул по каждому вошедшему угрюмым, недоверчивым взглядом. На македонское приветствие: «Да живешь много лет!» – красиво очерченные губы отрезали коротким греческим: «Хайретэ!»
Македонцы опустились полукругом на ковер, подтянув под левую руку подушки.
– Раненых много? – спросил Александр.
– Редко кто не ранен стрелой – скифы стреляют без промаха. Почти все наши кони подбиты.
– Это плохо. Для меня сейчас один конь важнее десяти воинов. А пригодны ли захваченные скифские кони?
– С ними нет сладу. Кусаются, как собаки, прыгают козлом на месте и сбрасывают всадников.
Перитакена, которого все презирали за бесстыдную лесть, вкрадчиво сказал:
– О блистательный сын Амона! По твоим прекрасным глазам я вижу, что ты придумал изумительный план, от которого скифы разлетятся, как стаи дроздов.
Александр молчал и усердно тер меч, обмакивая тряпку в кирпичный порошок:
– А что скажешь ты, Никанор? Что надо сделать, чтобы раздавить скифов?
Пожилой широкоплечий македонец наклонил круглую упрямую голову:
– Побить их хорошенько, чтобы сто лет помнили нас.
Александр встрепенулся:
– Я думаю то же самое. Надо продолжать поход. Надо ворваться в самое сердце Скифии, разгромить их крепость Чач.
Другие македонцы, зная вспыльчивый нрав базилевса, молчали. Их глаза, навыкате, как у быков, были непроницаемы.
– Ну что же вы молчите? Птоломей, разве не надо сейчас же идти дальше?
– Вот попробовали, да ничего не вышло. Мы с ними воевать не можем.
– Почему?
– Разве у нас была такая победа, к каким мы привыкли? – спросил Клит, прозванный Черным за смуглую кожу. – Воевать со скифами – все равно что вепрю воевать с орлами. Мы гонимся за скифами, а они разлетаются, как птицы, и сейчас же заворачивают и нападают с других сторон. Необходимо остановиться, ибо…
– Постой, Клит! – прервал Эвмен. Он очень редко высказывал свое мнение, предпочитая исполнять приказания базилевса, поэтому все внимательно прислушались, что скажет начальник канцелярии. – Скажи мне, базилевс, чего ты хочешь? Я, разумеется, не сомневаюсь, что ты сумеешь разбить скифов и занять их крепость Чач, и Роксонаки, и другие города. Но стремишься ли ты к тому, чтобы стать владыкой безводной пустыни и заставить македонских воинов доить кобылиц? (Перитакена и Никанор уже готовы заняться этим почтенным делом.) Или же ты хотел бы стать владыкой более плодородной страны, такой, как богатая Индия, откуда персидские цари получали слонов, павлинов, золото, алмазы, цветные камни, цейлонские жемчуга и чудеснейшие ткани, пряности и все другие богатства Востока? Не будут ли подобные вещи получше, чем сушеный скифский сыр и кобылье молоко?
– Но разве можно говорить об Индии, когда скифы перед нами! – сердито ответил Никанор. – Если мы теперь повернем в Индию, то скифы скажут, что мы их испугались, и пойдут следом за нами.
Эвмен пожал плечами:
– Почему они пойдут следом за нами, а не вместе с нами?
Александр перестал скоблить кирпич и удивленно поднял глаза на Эвмена:
– Ты думаешь, что скифы пойдут на переговоры?
– Простые скифы хотят драться, но ими руководят князья. И я напомню мудрые правила твоего отца, царя Филиппа. Не он ли сказал: «Стены крепости, которые нельзя взять приступом, легко перешагнет осел, нагруженный золотом»?
– Я думаю то же самое! – воскликнул, вскочив, Александр. – Нам нужно переманить к себе войско скифских всадников. Вот это настоящие воины! Гефестион, не пожалей золота. Начинай с князей – все князья любят звон золотых монет.
В шатер вошел воин и, откинув полог, пропустил запыленного гонца в персидской одежде.
Гонец поднял руку со свертком, как бы желая бросить его на ковер – знак спешности, и передал его базилевсу. После этого он зашатался и упал без сознания.
Все затихли, следя, как Александр отламывал восковые печати и пробегал, нахмурившись, греческие скорописные строки.
– Уберите отсюда гонца. Выдать ему награду! – Базилевс махнул рукой, и воины вынесли гонца. – Я получил три донесения. Мараканда осаждена бандой восставших согдов во главе со Спитаменом. Отряд македонцев в шестьдесят человек, выехавший в селение за кормом для лошадей, весь перебит – опять бандой под начальством Спитамена. Наконец, около Наутаки разбойники под начальством Спитамена же напали на мой караван, шедший из Экбатаны, и разгромили его. Что это за Спитамен, который сразу появляется в трех местах? Этот человек – бог или три человека? Переводчик!
Эвмен откинул полог и крикнул:
– Якир!
Тонкий молодой сириец с бледно-матовым лицом и шапкой курчавых волос, стянутых медным обручем, опустился у входа на колени.
Македонцы посматривали друг на друга и покачивали круглыми головами. Базилевс склонился к старому оружейнику-персу, сидевшему на ковре у его ног, и толкнул его ногой:
– Эй, бобо! Ты знаешь, кто такой Спитамен?
На лбу у старика собрались бесчисленные складки, точно ему доставляло громадную трудность вспомнить, кто такой Спитамен.
– Спитамен – это сияющий, как солнце, это храбрец, который никого не боится.
– А сколько Спитаменов – один или много?
Старик сложил на животе руки и с извиняющимся видом сказал:
