Джайлс Кристиан - Ворон. Волки Одина
– Еще немного, ребята! – прокричал Улаф.
В животе свело от страха. Мне казалось, что я гол, как младенец, и почти так же беззащитен. Мы остались только в рубахах и штанах; ни клинков, ни копий, ни кольчуг с нами не было, словно мы вышли на морскую прогулку по фьорду в летний день. Так было нужно, чтобы хитрость Сигурда удалась.
Я налегал на весло, вдыхал непривычные пряные ароматы Миклагарда и размышлял о том, смотрят ли на нас боги и, вообще, видят ли они так далеко от фьордов. Но коль узор наших судеб сплели норны, Миклагард должен быть им знаком, а если о нем знают прядильщицы, то и остальные асы тоже; значит, боги смотрят на нас и восхищаются тем, как отважно мы зашли прямо в логово врага. Такие мысли я прокручивал в голове, чтобы отвлечься, ибо мне ужасно, до боли хотелось помочиться.
– Я прям Тюром себя чувствую, – сказал Бейнир.
Он стоял, облокотившись на борт, и глядел на греческий корабль, который теперь был лучше виден в свете факелов. Тюр сунул руку в пасть волку Фенриру, и мы делали то же самое; только, в отличие от Тюра, мы залезли в волчью пасть с головой.
– По сравнению с этим городом Париж – просто навозная куча, – пробормотал рядом со мною Пенда.
Мы прошли гавань с россыпью кораблей – шум прибрежных таверн затих вдали – и приблизились к восточному крылу дворца Буколеон. За высокими стенами под черным ночным небом раскинулся город. Купола и дворцы тонули во тьме, вместо них виднелись лишь мириады мерцающих огоньков.
– Париж и есть навозная куча, – сказал я. – Если на рассвете будем живы, покажу тебе такие красоты, что у тебя глаза на лоб вылезут.
– Придержите языки, бабы болтливые! – рявкнул на нас Улаф.
Весла мерно поднимались и опускались, я старался забыться в тихом плеске воды. Где-то справа вскрикнула морская птица и, громко хлопая крыльями, устремилась в ночное небо. Я размышлял о том, как там «длинные щиты» Никифора, направляющиеся сейчас на «Коне бурунов» в юго-западную гавань Миклагарда. Им предстояло убедить распорядителя порта, что они с одного из дромонов в Мраморном море и ведут в Миклагард захваченный корабль. Вардан хорошо придумал – нам скоро понадобится их помощь в городе.
Сигурд, Вардан и Никифор стояли у мачты и тихо о чем-то говорили, при этом вид у Турка был недовольный. Генерал качал головой и спорил с Никифором, как вдруг Сигурд залепил императору оплеуху, от которой тот зашатался. Вытаращив глаза, Никифор поднес ко рту руку, проверяя, нет ли крови. Вардан свирепо вперился в Сигурда, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Сигурд снова шагнул к Никифору и врезал кулаком прямо в императорский правый глаз. На этот раз Никифор упал на колени, закрыв лицо, а Вардан в ярости брызгал слюной, помогая императору встать на ноги, но Никифор оттолкнул генерала и поднялся сам, сжав окровавленные губы в ухмылке. Он кивнул Сигурду, ярл ответил кивком, а мы вновь налегли на весла, надеясь, что нити нашей судьбы не оборвутся после теплой, но леденящей душу ночи.
– Табаньте! – скомандовал Улаф.
Я поднял голову и увидел, что мы быстро приближаемся к дворцовому причалу и нам придется как-то проскользнуть между двумя дромонами. На пристани выстроилась стража, в свете факелов блестели их мечи, шлемы и наконечники копий.
– Похоже, нас ждет теплый прием, – пробормотал я.
– Пятьдесят их или пятьсот, нам все равно несдобровать, – сказал Хальфдан, пока мы месили воду веслами, замедляя ход «Змея».
Мы втянули весла, чтобы не задеть ими греческие корабли. Улаф и Сигурд бросили причальные канаты людям на берегу, а те молча привязали их к столбам.
– Сложите весла – и обратно на скамьи, – рявкнул Улаф.
Гребцы передавали его приказ друг другу по переполненному кораблю. Весла мы складывали дольше обычного, глазея на солдат, Буколеон и окрестности, а когда закончили, уселись на сундуки лицом ко дворцу. Копьеносцы, выстроившиеся на пристани, хранили молчание, как и невесть откуда появившиеся лучники. Они встали по бокам от дромонов и нацелили на нас стрелы. «Не нравится мне это», – подумал я, поежившись.
– Ярл Сигурд! Добро пожаловать в Константинополь!
Греческая линия щитов – стеной ее не назовешь, ибо между воинами было по добрых два фута, – разошлась посередине, и вперед вышел человек, похожий на расфуфыренного индюка. Одет он был в чешуйчатую кольчугу, а шлем его украшал пышный плюмаж такого же цвета, что и пурпурная мантия, застегнутая золотой брошью с россыпью драгоценных камней. У стоявшего по его правую руку человека одеяние было такое же, только плюмаж и плащ – красные. Отблески факелов высвечивали суровое, покрытое шрамами лицо воина.
Сигурд шагнул на боевую площадку и приветствовал «индюка», который медленно, словно жуя сопли, провозгласил себя на английском «патрицием Арсабером».
– Надеюсь, вы, как и условлено, явились безоружными, – сказал Арсабер, знаком веля воинам с факелами подойти и обыскать нас.
– Уберите факелы от моего корабля, – прорычал Сигурд, но Арсабер не обратил на его слова никакого внимания и отозвал людей, лишь когда они убедились, что оружия при нас нет.
– А я думал, только римские императоры носят пурпур, – усмехнулся Сигурд, не глядя на связанного Никифора, который стоял позади него, опустив голову.
На освещенном факелами лице Арсабера появилась еле заметная улыбка.
– А я и есть император, Сигурд, просто меня еще не короновали. Скоро мы это исправим.
Сигурд кивнул и махнул Улафу. Тот вытолкнул вперед Никифора.
– Вот император, – объявил Сигурд.
Арсабер ухмыльнулся. Никифор гордо поднял голову, так, чтобы Арсабер и его люди увидели рассеченную губу, кровь из которой текла на растрепавшуюся бороду. Если они и заметили фиолетовый синяк под правым глазом императора, то виду не подали.
– Неплохая работа, генерал Вардан, – похвалил Арсабер.
Вардан выступил из толпы скандинавов позади Сигурда.
– Мой господин, – произнес он, склонив голову и отворачиваясь от пылающего ненавистью взгляда Никифора.
– Такой находчивый слуга мне пригодится, хотя за тобой все же надо приглядывать.
Стоявший по правую руку Арсабера силач осклабился. Арсабер перевел взгляд на Сигурда.
– Итак, язычники, давайте сюда пленника. У меня еще много дел.
– Сначала серебро, – потребовал ярл.
Арсабер подошел к самому краю пристани.
– Посмотри вокруг, Сигурд, – сказал он так, что слышали только мы, сидящие на корме. – Даже такому варвару, как ты, должно быть понятно, – он снова улыбнулся одними губами, – не тебе сейчас требовать.
Сигурд сделал вид, что оценивающе оглядывает лучников на дромонах по обеим сторонам от нас.
– Улаф, давай сюда этого хрена козлиного, – приказал он.
Арсабер повернулся и кивнул своему спутнику.
Положили сходни, и Никифор ступил на берег с видом человека, идущего навстречу своей смерти.
– Теперь серебро, – сказал Сигурд.
Арсабер подозвал двух воинов, держащих сундук, отделанный резьбой из кости. Они поставили его наземь и открыли крышку, а рядом встали четверо копьеносцев.
– А остальное где? – возмутился Сигурд, сверля Арсабера взглядом.
Тот простер руки и покачал головой.
– Этого более чем достаточно за одного человека.
– За императора! – возразил Сигурд.
– Он такой же император, как ты, Сигурд, – усмехнулся Арсабер, потом добавил, щелкнув пальцами, на которых красовались перстни: – Берите деньги и уходите.
– Заплати мне все, что обещал, грек, – прогремел голос Сигурда.
Арсабер поморщился. Мы тоже.
– Или что? Кинешь в нас вонючим сапогом?
Ублюдок был прав: у нас бы и одного кривого копья на всех не нашлось.
– Что ты сделаешь, ярл Сигурд? – повторил он.
Было в этом человеке что-то скользкое, будто его вскормили змеи.
Сигурд поскреб подбородок, словно бы обдумывая услышанное.
– Ну же, Сигурд, мы все хотим услышать, что ты сделаешь, если мы не дадим тебе то, что ты хочешь. – Арсабер метнул взгляд на копьеносцев, ища поддержки, однако те даже не улыбнулись, а мне подумалось, что они перейдут на сторону Никифора при первой же возможности.
– Второй император у моих людей, и они отвезут его, куда он пожелает, – произнес Сигурд, упирая на слова «второй император». – Может, Папа Римский или Карл Великий помогут ему собрать войско и сбросить твою задницу с трона.
Арсабер побелел, но по сузившимся глазам было понятно – он не поверил Сигурду.
– Нет у вас Ставракия, – сказал он с вызовом. – Этот дурень безмозглый уже, наверное, напялил рясу и сбил колени, молясь в каком-нибудь монастыре.
Сигурд сунул руку за пазуху, достал какую-то маленькую сверкающую вещицу и швырнул ее Арсаберу. Тот пытался ее поймать, но не сумел. Один из копьеносцев наклонился и с почтением передал вещицу своему господину. Это был перстень Ставракия, тот самый, который был на нем в Аийя-Софии, и, судя по лицу Арсабера, тот сразу его узнал.
