"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

— Все так! И походом ходил, и князем ордынским стал. Тебе-то что до того? У тебя свой путь, а я свой уже выбрал! — спокойно ответил Ярослав.

Незнакомец сверкнул глазами, но, сдержавшись, спросил:

— По осени ты у нас полон выкупил. Заплатил сполна, без обмана. Хочу предложить тебе еще три сотни мужиков и баб с детишками. Много не возьму, — предостерегающе поднял руку незнакомец. — Расчет осенью. Дай слово, с меня достанет.

— Сколь хочешь?

— Цена та же, детвору бери даром.

— По рукам. Даю слово!

— Тимоха останется, передаст тебе полон. — И уже переходя на лодию, еще раз предложил: — Коли передумаешь, приходи, приму и одного, и с воинами. Даю слово!

Ярослав в ответ промолчал, а когда ушкуй отошел от причала, спросил Тимоху:

— Кто это?

— Походный воевода Смолянин. Был чернецом, стал повольником.

А ушкуи все шли и шли мимо пристани. Лишь последние четыре повернули к ошельскому берегу. Судя по бортам, лодии были перегружены изрядно.

«Ушкуйники идут!» — неслось по степи. От города к городу, от крепости к поселеньицу катилась эта весть, обрастая пугающими подробностями. Те, кто противился воле ватажников, ложился костьми, кто же, смирившись, выходил за крепостные ворота с дарами, платил дань и оставался цел. Укек откупился, мало того, выкупил весь имеющийся у ушкуйников полон. Бельджиман же встретил ушкуи стрелами, за что и поплатился: был разграблен и сожжен. В Бельджимане повольники взяли четыре десятка купеческих лодий. Они пришлись ко времени, так как в ушкуях уже не оставалось места для добычи, а впереди еще был Сарай-Берке.

К столице бывшей, некогда мощной и единой Золотой Орды шли уверенно. Хан Азиз был занят замятней в восточных родах, граничащих с землями Тохтамыша, и потому Сарай-Берке перед ушкуйниками предстал огромный, богатый и беззащитный. Те несколько тысяч нукеров, поддерживающих порядок в стотысячном городе, были разрознены, разнежены столичной службой, и угрозы для повольников не представляли. Потому ватажники вели себя в городе хозяевами: брали, что хотели, что нравилось, чего раньше не встречали. Так на одном из ушкуев оказался белоснежный барс в клетке, взятый из ханского сада. Понравился ушкуйникам и лев, да тот оказался буйным и огромным, пришлось отказать себе в удовольствии, хотя очень хотелось диковинного зверя привести в Хлынов.

Из награбленного в Сарай-Берке многое пришлось оставить на пристани, ушкуи не смогли принять всего. Но безнаказанность и безволие татар разжигали жажду наживы, каждый из повольников уже видел себя богачом, а хотелось еще и еще. Здесь же, на площади, примыкавшей к пристани, ушкуйники приняли решение: идти дальше к морю. На совете же ближних к Прокопу и Смолянину сотников решили: золото, серебро, украшения и каменья, оружие, дорогую посуду, а также диковинные фигуры красивых баб и мускулистых мужиков из белого и розового мрамора, взятых в ханском дворце [43], оставить в укромном месте на одном из островов. Что и было сделано в одну из ночей, когда ушкуйники стали на отдых. Дело непростое: нужно было не только спрятать добычу, но сделать это так, чтобы о месте схрона знало как можно меньше повольников.

Спрятано было много, но и в ушкуях оставалось еще немало. Поговаривали, чтобы награбленное добро продать на сказочных восточных базарах, о которых по Руси ходили легенды. Золото и серебро занимает места немного.

Когда подошли к Ас-Тархану, их уже ждали. На небольшой пристани в окружении знати ушкуйников встречал хан Салгей, внук хана Джанибека. Он тут же, как неизбежное, принял требование выплатить дань, указанную Прокопом. Хан согласился также выкупить и весь полон, взятый в Сарай-Берке. Салгей унаследовал от деда хитрый, изворотливый ум, непомерную жадность и коварство. Он сладким голосом расхваливал силу и храбрость ушкуйников, их непобедимость, сравнивал Прокопа и Смолянина с великими полководцами. Хан предложил отдохнуть повольникам в его городе. Получив согласие, он устроил в честь ватажников пир.

Рекой лилось ромейское вино, слух ушкуйников услаждала странная томная музыка, а взгляд ласкали извивающиеся полуголые танцовщицы. К утру ни один из повольников не стоял на ногах, даже охрана ушкуев и та захорошела от дармового сладкого на вкус и хмельного вина.

По зову трубы на поникших, безвольных и ослабленных хмелем повольников навалились татары. Они отбирали жизни с неимоверной жестокостью, быстро и сноровисто, словно делали нудную, но необходимую работу. Немногим удалось избежать резни. Но и те, возвращаясь на Русь, гибли от татарских разъездов, попадали в плен, тонули в волжских водах… Те же, что добрались до Ошела, имели жалкий вид. Их рассказ потряс. Один из спасшихся, отведя Ярослава в сторону, тихо сказал:

— Мне ведом остров, где укрыта добыча повольников. Будь твоя воля, покажу. Мне же от тебя нужно одно: прими к себе. Я — хороший плотник, пригожусь.

— Оставайся! Что же до богатства, то — молчи. Не то за твою жизнь не дам и полушки!

Весть о разоре Сарай-Берке и иных понизовых татарских городов дошла и до великого князя владимирского Дмитрия Ивановича. Даже то, что в Ас-Тархане ушкуйники нашли свою смерть, не утешила его. Он пылал местью. Но пошел почему-то не на Хлынов, где обосновались разорители Костромы, а на Новгород Великий. Подойдя к городу, он обложил его войском и стал грабить окрестности. Когда из поселений было все вывезено и даже жители уведены в Москву, великий князь принялся за волости. Много купцов и ремесленников пострадали от московской рати, не гнушались даже побором с церквей и монастырей. Дмитрий московский успокоился лишь тогда, когда по его требованию из казны города вынесли восемь тысяч рублей [44] серебром. Это половина того, что вся Русь платила Золотой Орде в год. Только после этого «жажда мести» великого князя была утолена.

Часть III

Поле куликово

Глава 1

Дмитрий Московский — князь всея Руси

Нижний Новгород медленно, но с упорством и настойчивостью обрастал каменными стенами. Они шли вправо и влево от Дмитровской башни, поднимаясь на десять аршин [45]: неприступные, как казалось строителям и нижегородцам. С возведением каменного кремля Дмитрий Константинович не спешил: дело это хлопотное и денежное. Серебро, взятое в походе на булгар, истаяло быстро, незаметно растрачено и то, что было собрано в качестве выхода — благо в Орде началась очередная замятня и никому из ханов не было дела до улуса Джучи. Правда, до великого князя нижегородского доходили слухи, что хан Махмуд-Булак вышел на правобережье Волги у волока, но особого значения этой вести Дмитрий Константинович не придал. Оставив княжество на своего сына Василия, со всем семейством великий князь отправился в Переяславль на смотрины. Евдокия, к великой радости, разрешилась очередной беременностью, подарив Дмитрию московскому третьего сына. Назвали княжича Юрием.

Ночью князя Кирдяпу разбудил воевода Данила Петрович Скоба. Когда Василий взбодрился ото сна холодной ключевой водой, воевода доложил: — Из-под Мурома пришел дозор с вестью: в Нижний идет посол Сарай-ака.

— Чей посол?

— Хана Махмуд-Булака, государь.

— Чего хочет?

— Поди, скажет, — рассудил Данило Петрович. — Хотя я и так знаю: одно надобно татарам — серебро! Чем больше, тем лучше…

— Где же его взять? Казна пуста…

— А не платить!

— Как не платить? — изумился князь Василий.

— Не платить, и все тут. Великий князь Дмитрий от кого ярлык получил? От хана Невруза, а ноне в Сарай-Берке сидит хан Азиз. Ему и выход.

— Можно и так, — согласился князь Василий. — А только татар-то полторы тысячи. Много бед наделать могут. Нижнего не дадим, а вот округу опустошить могут. И еще одно меня тревожит: в степи моровая язва опять объявилась. Как бы те татары нам ее не принесли: там уж ни стены, ни сила воинская не спасут.