Лев Жданов - Стрельцы у трона. Отрок - властелин
— Немало. Девятьнадесять тыщ, а то и боле наберетца…
— О-ох, много… Хоть и не очень лихие в бою они… Больше на посацких хваты, у ково ружья нет… А все же коли добрых воинов на их напустить, меней чем шесть либо семь тысящ не обойтися, штобы побить их вчистую.
— Ты што же, аль бить собираешься?..
— Соберусь, как пора придет, — совсем серьезно глядя на воспитателя, отвечает мальчик. — Аль ты не видел, што они, собаки, на Москве понаделали? И по сей час еще не заспокоились. Я им не забуду… Э-х, кабы иноземная рать не такая была. Вон, слышь, што Гордон али иные сказывают: «Наше дело — с иноземными войсками воевать. А што у вас, в московской земле, недружба идет, нам в то носа совать непригоже. В гостях мы у вас — и хозяевам не указ…». Слышь, Тихонушка, энто выходит, хотя убей меня на ихних очах, им дела нет?..
— Ну, не скажи, Петр Алексеевич… Тово они не допустят. А ино дело — и правда в их речах. Однова они за правое дело станут. А другой раз, гляди, и ворам помогу дадут. Лучче уж их не путать нам в свои дела, в московские…
Опять задумался мальчик.
— А, слышь, ежели земскую рать собрать. Ее спросить: можно ли так быть, штобы девка-царевна, поправ закон всякий, рядом с братьями-царями на трон лезла? Не было тово у нас. И быть не должно…
— Погляди, мой государь, и ответ себе увидишь. Написали вы, государи, граматы. А посланы энти граматы по городам ею, царевною, девицей, не мужем-государем. И все же пришли на помощь дворяне, и рейтары, и копейщики, городовые служивые… Им царство да державу надо знать, землю боронить. А хто ту державу в руках держит, почитай, им и все едино. Не больно начетисты. Правды не ищут. Было бы жито в закромах да сусло в браге…
— Вот, и то нехорошо, Тихонушка. Я сметил: што разумней, умней, ученей человек, то он учтивей и ко всему доходчивей… Как сам царить буду, повелю всем науку знать всякую… Вон, как сказывают, в чужих землях заведено. Редко хто и не книжный бывает, не то мужики, а и бабы простые. A у нас и попы, бают, есть, што Псалтири кверху пяткой читают…
— Есть, есть, што греха таить…
— Ну, добро… Я подумаю… Я уж што-либо да измыслю… Нельзя же так, — с наивной убежденностью проговорил мальчик.
И он надумал, гениальным чутьем своим уловил, что надо делать, как создать силу свою, русскую, преданную ему, Петру, для восстановления справедливости в семье Петра, для восстановления правды во всей земле и порядка в управлении царством.
Потолковал на досуге Петр с несколькими из мальчуганов-сверстников, с которыми по большей части играл в войну:
— А нет ли у тебя ково из родни постарше, хто охоч был бы с нами потешитца? Пришло мне на ум взаправдашнее ученье воинское наладить. Вон, меня хотят, как подрасту, на войну посылать с ратниками, землю боронить. А я ничево и знать не буду… Зови, ково знаешь, хто захочет.
— Ладно. А жалованье какое?
— Какое солдату полагаетца… Да сверх тово — от себя я дам, што хватит. Уж сыт будет. А и дело будет не велико. Ты приводи. Мы столкуемся…
А сам потом к матери и к дядькам обратился, им тоже повторил, что и товарищам говорил, и прибавил:
— Научусь на малом, большое буду знать. Мне так учители мои не однова сказывали.
Прослезилась Наталья:
— Господь почиет на тебе, дитятко мое, рожоное. Дите и забаву в дело ставит. Потешайся. Все дам, што потребуешь. Свои выложу гроши последние. Да и то сказать, — как бы нащупывая идею сына, прибавила Наталья, — из этих потешников, конюхов твоих, гляди, охрана добрая подровняетца для тебя же…
Так были основаны потешные полки: Преображенский и Семеновский, окончательно сформированные Петром в марте 1687 года.
Сначала на Москве не обратили внимания на затет мальчика.
Тем более что и военные игры сменялись у Петра сплошь и рядом веселыми песнями, детскими играми, даже плясками. А когда мальчик подрос и его парни потешные стали обрастать бородой и усами, появилось на сцену для оживления и пиво, и мед, и винцо порою.
— Девушка — пей, да дельце разумей, — говорил молодой инструктор нового войска и не мешал забавам своих потешных, их веселым пирушкам и посиделкам.
Зато и эти «потешные», очень скоро посвященные во все тонкости полевого и крепостного строя, готовы были душу положить по единому слову своего царя и рядового, каким вступил в полк державный его основатель.
Инструкторы из иностранцев, которых подбирал образованный, тактичный и знающий людей Борис Голицын, дали постепенно войску «потешных» всю выправку и военные познания, какими обладали лучшие западные войска.
Даже своя артиллерия и фейерверкерский отряд завелся в «потешных» полках.
Тут Софья сразу широко открыла глаза на невинную, как сначала казалось, затею брата, постепенно вырастающую в величине и представшую перед ней как готовое ядро сильной и преданной Петру военной силы.
И главное, устремя внимание на внешнюю политику, на военные столкновения у крымских пределов и в других местах, Софья упустила момент, когда можно было еще все привести к нулю и запретить брату играть в такие опасные «потехи»… Но когда Софья оглянулась, Петру было уже пятнадцать лет, «потешных» насчитывалась не одна тысяча человек с настоящим штабом опытных начальников… И оставалось мириться с фактом, ожидая, что будет дальше?
Ждать Софье пришлось недолго.
Хотя Петр занимался не одним военным строительством, а волей случая, как сам о том написал, пристрастился и к воде, ездил на Переяславльское озеро, строил своими руками и спускал там «галеоты» и корабли военные, но все, что делалось в государстве и за пределами его, не ускользало от внимания мощного юноши, каким стал в пятнадцать лет царь, выглядывающий и на все двадцать.
Видя, как плохо сражаются русские воеводы и войска всюду, куда ни пошлют их, даже под начальством широко прославленного Василия Голицына, Петр как будто пожелал дать всем урок «настоящей баталии». Кстати, и самому при этом хотелось ему узнать, какую силу имеет он в руках, да и другим, то есть Софье не мешает показать, какой выходит посев, если, подобно Язону, сеять драконовы зубы…
На Яузе-реке был построен «городок», земляная крепостца «Пресбург».
Сюда призвал Петр музыкантов-флейтщиков и барабанщиков-бутырцев.
Все войско свое Петр разделил на две части, меньшая оборонялась, большая нападала. Сам царь-отрок шел в рядах солдат с ручными гранатами, изготовленными из глиняных горшков, наполненных горючей смесью…
Осада и бой шли по всем правилам до решительного приступа, когда участники так разгорячились, что не на шутку стали драться, нанося серьезные повреждения друг другу, и человек двадцать чуть не потонуло при этом, так как атакующие загнали их далеко в реку, а сдаваться они не желали…
Не только Софью — теперь и Наталью стали тревожить опасные забавы Петра, его частые отлучки в Переяславль-Залесский, где на большом озере, имеющем до десяти верст в квадрате, Петр сам строил небольшие корабли, ставши заправским «корабельного дела мостильщиком», не хуже приглашенных из Голландии корабельщиков. Пригляделся юноша и к «щегольному», мачтовому, делу.
И вот, чтобы отвлечь сына от опасных его странствий, царица Наталья задумала его женить, так как в то время юноша семнадцати лет считался вполне женихом.
Были обычно собраны красивые девушки-невесты» Но мать сама выбрала подругу сыну, красивую, хотя и недалекую по уму девушку, Евдокию Лопухину, дочь боярина Федора, давнишнего друга семьи Нарышкиных.
В январе сыграли свадьбу, а в апреле царь-работник уже был на своем любимом озере, на Переяславльской корабельной верфи.
Мать и молодая жена писали ему письмо за письмом, кой-как вызвали в Преображенское, на семейные панихиды по царе Федоре. Но вернуться опять на озеро Петру не удалось, так как недобрые вести дошли из Москвы в тихие горницы Преображенского дворца.
С тех пор как 19 мая 1686 года, в день святого митрополита и чудотворца Алексия, царевна наравне с царями, в порфире и короне, появилась на торжественном царском выходе, шествуя рядом с братьями, когда стала писаться наравне с малолетними государями самодержицей российской, не было сомнения ни у кого, куда направлены планы Софьи.
Не чувствуя за собой крепкой опоры, Петр сносил смелые выходки сестры.
Но в июле 1689 года в Успенском соборе наступил час, когда юный царь счет возможным дать первый отпор притязаниям Софьи.
Оба царя и царевна прослушали литургию в честь чудотворной иконы Казанской Божьей Матери, после чего свершается всегда большой крестный ход из Кремля на Красную площадь, в Казанский собор.
Одни цари обычно являются в этом шествии.
Но Софья, вопреки ритуалу, взяла образ Богоматери, именуемый «О Тебе радуется»… и заняла место наряду с обоими братьями.
— Скажи царевне-государыне, негоже ей с нами, государями, вровень идти да и вовсе нелеть открыто на народе с крестами ходить. Осталась бы лучче, так я прошу, — бледный, словно сам опасаясь своей отваги, сказал Прозоровскому Петр.
