Софрон Данилов - Красавица Амга
Тринадцатое предстояло завтра…
В этот длинный-предлинный день к старику Аргылову заявились трое вчерашних — Угрюмов, Сарбалахов и Чемпосов, уже заметно навеселе. Шумно ввалясь, они без приглашения разделись, расселись и закурили.
Сарбалахов, как хозяин, придвинул стулья к столу:
— Старик Митеряй, Ааныс! Просим вас сесть вот сюда.
Аргылов отчуждённо взглянул на гостей:
— Что такое?
— Имеем к вам разговор.
«Не о сынке ли? — Аргылову больно сдавило сердце. — Неужели? О, боже мой! Если принёс злую весть, чего же давеча, заходя, скалился, варнак этакий? А что с Чемпосовым этим — прячет глаза…»
— Надо, чтобы и Ааныс подошла. Обычай соблюсти…
— Побыстрей, ты! — прикрикнул старик на жену.
Та оставила свои дела у камелька и подошла.
«Чего этот нучча уселся в стороне и выставил свой носище? Куда девалась его вчерашняя прыть!» — Аргылои покосился на Угрюмова.
— Не обессудьте, старик Митеряй и старуха Ааныс! Мы пришли к вам с предложением и речами, которые могут показаться неуместными в эти дни, когда на всём белом свете крозь людская течёт, а ненависть и вражда выплёскиваются через край, — торжественно и витиевато, словно рассказывая олонхо, начал Сарбалахов, распрямившись и подыгрывая себе жестами. — Но хоть на просторах нашей земли угнездился дух войны и бедствий, корень жизни не должен исчахнуть. Погибшим уже не ожить, а живой человек тянется к жизни…
— Чего ты там плетёшь несусветное! — рассердился Аргылов. — Нечего нести околёсицу, говори по-человечески!
— А мне кажется, я толкую по-якутски, по-человечески!
— Не мучай, говори, что там из Якутска сообщили.
— Из Якутска?
— Да, о сынке… Валерии…
Поняв, о чём беспокоится старик, Сарбалахов перешёл на другой тон.
— Оказывается, Митеряй, ты нас принял за недобрых вестников. Не приведи господь такого. Мы по другому делу. Ну, успокойся, сядь.
— О, грех какой… Не мори уж, скажи прямо, чего надо.
Сарбалахов выбил трубку о край стола и положил в карман.
— Мы с Чемпосовым пришли как сватья…
— Что-о? — Аргылов дёрнулся, как уколотый. — Ты, сын Сарбалаха, решил надо мной посмеяться?
— О, боже! — схватилась за голову и Аанас.
Сарбалахов, осердясь, надул щёки.
— У вас имеется взрослая дочь. Так вот к ней сватается наш офицер, ротмистр Николай Георгиевич Угрюмов.
Услышав своё имя, ротмистр наклонил голову и обнажил под зачёсом лысину.
— Харчагай… — Ааныс отвернулась, с шумом отодвинула свой стул и пошла прочь.
Угрюмов проводил её взглядом.
— Пусть женщина уходит, это лучше, — нашёлся Сарбалахов. — Мужчины скорей поймут друг друга. Николай Георгиевич не какой-нибудь безродный бродяжка. Должно, ты слыхал о людях, приближённых царя — их называют «дворяне». Ротмистр — дворянин. До революции его родители владели большим имением, ну, значит, землями. Ещё они имели в Петербурге и Москве несколько своих домов. Когда восстановится прежняя власть, все свои владения он получит обратно. Имеет военное образование, воевал всю германскую войну при царе, воевал и при Колчаке, прошёл сквозь огонь и воду. Старик Митеряй, распространись мыслью и вдаль и вглубь: дочь твоя становится дворянкой. У тебя самого появляется возможность развернуть торговлю на севере и на юге. К твоим ногам падут даже власти города Якутска, потому что, насколь слыхать, среди якутов нет ещё человека, породнившегося с русскими дворянами. Ты будешь первым. Старик Митеряй, мы ждём твоего слова! Неспроста говорится, что у женщины волос долог, ум короток, с ними можно и не считаться. Главное — твоё слово.
Подперев голову, Аргылов погрузился в думу. Вначале он был ошарашен, но способность соображать вернулась к нему быстро. Сын Сарбалаха и вправду не шутил: они пришли свататься. Потому-то, оказывается, этот русский и угнездился отдельно. Серьёзны ли его намерения или он бесится? Для зятя этот нучча уж больно того… Сидит, сатана, расплывшись, копна копной. Староват, немногим, кажись моложе меня самого. Однако деньги у всех одинаковы — и у русских, и у якутов, и у старых, и у молодых. Правильно говорят, что деньги не пахнут. Если он действительно дворянин, то это заманчиво. Стать сановитым тестем Аргылов не прочь. О-о, тогда бы он кое-кого хорошенько бы проучил! Только не шибко ли скоропалительно это?..
— Давно ли знает девку этот ваш… — не отнимая рук от лица, осведомился Аргылов.
— Увидел вчера, и вот… Полюбил!
— Скажи как быстро!
— Сейчас всё быстро — время такое…
— Жениться, так быстро! Бросать, так быстро, — поддакнул Чемпосов.
Сарбалахов незаметно наступил ему на ногу.
Аргылов украдкой глянул меж пальцев: второй сват не с чудинкой ли?
— Хозяин согласен? — спросил ротмистр.
— Погодите немного, Николай Георгиевич.
— Вы его спрашивайте конкретно: да или нет?.
— Спешит! — буркнул себе под нос Чемпосов. — Приспичило!
— Сиди, не болтай! — обрезал его Сарбалахов.
— Что он говорит? — кивнул на ротмистра Аргылов.
— Э, да ничего особенного! Ну, что скажешь?
— Не наступали б на горло…
— Тебе же рассказано, какой человек зять. Чего ещё раздумывать?
— Ещё бы не раздумывать!
«И жениться легко, и бросить легко…» Правда, это так. Этот русский — вроде перелётной птицы. Может, оказаться, что жён у него по городам да сёлам — не счесть. Может, и в России законная жена? А нет, так не сегодня-завтра зятька-то убьют. Война — она и есть война…
— Тарас, в такие-то времена… Удобно ли? Не осудит ли народ? Подождать бы надо…
— Пустое! Чего там ещё — удобно ли? Обещаю тебе: на свадьбу пригласим самого генерала Пепеляева! Вот… А насчёт людской молвы… Ты на это наплюй!
— К тому же есть обычай калыма и прочего, — стоял на своём Аргылов. — Нельзя же так… Не по-людски!
— И скажет же! Право, язык без костей, рта не дерёт! Какого и сколько калыма ты хочешь сорвать с нас, с солдат? Наш калым — это наши жизни. Мы сражаемся за вас, и жизни наши висят на кончиках наших штыков. Заговорил о калыме! И без нашего калыма у тебя мошна толстая!
Наступила длинная пауза. «Не слишком ли рубанул сплеча?» — мелькнуло у Сарбалахова. Ротмистр, не понимая слов, но понимая тон, поглядывал с тревогой то на старика, то на свата. Один Чемпосов сидел безучастно, глядел в пол.
В прежние времена сватов без калыма Аргылов и близко не подпустил бы к своему двору. А сейчас, если подумать, что за калым может уплатить этот бродяга? Кроме вшей в портках, у него и нет, поди, ничего. Другое дело, если они победят! Если они овладеют хотя бы Якутском, там найдётся добра на калым не одной девке! Да и девка-то сама — отрезанный ломоть… В ней, сатане, ни капельки моей крови. Умру, так она обо мне и слезы не уронит, а то и обрадуется. Будто в целом свете нет у ней более кровного врага, чем я. У-у, стерва! Уж выдать её за этого лысого борова — всё лучше, чем выскочит замуж за какого-нибудь комсомольца-босяка с глазами на темени. Может, хоть этот нучча её укротит!
— Старуха! — распорядился Аргылов. — За стряпню!
— Вот это умное слово! Вот это хозяин! — вскочил Сарбалахов и обрадованно затряс руку Аргылова.
Второй сват глубоко вздохнул.
Ротмистр Угрюмов не понял что к чему: старик кричит на кого-то, а Сарбалахов явно обрадован…
— Что он сказал? Он согласен?
Сарбалахов вместо ответа сделал размашистый жест, показав рукой на принесённую ими сумку.
— Николай Георгиевич, спирт — на стол!
У Кычи в эти дни только и дел было, что спать: за ворота не выйти — офицеры и солдатня проходу не дают, делать что-нибудь по дому — душа не лежит, всё из рук валится. Вот и заспалась она вроде евражки.
Ааныс разбудила Кычу, поправляя на ней сбившуюся шубу.
— Что, мама?
— Тише! Слыхала, о чём они говорят?
— Кто такие?
— Да эти… гости вчерашние. Они пришли сватать.
— Кого это?
— Не меня же!
— Ме-е-ня-я? Да я их бесстыжие лица… — Кыча вскочила.
— Не надо, доченька! Натворишь беды…
Ааныс уложила Кычу обратно, легла рядом, и обе скрылись под шубой.
— Голубушка, подожди. Давай подумаем вместе.
— Ты что, мама, говоришь? О чём тут думать?
— Доченька! Если ты выйдешь к ним и в лицо откажешь, они ни перед чем не остановятся. Чего доброго, начнут стрелять или снасильничают. Были бы люди как люди…
— А он что-нибудь сказал?
— Кто?
— Да отец…
— Я не слышала… Разве станут спрашивать? Схватят, сомнут, и всё…
— Что же это такое! Как же так? Я же не согласна!
Ааныс теснее прижала к себе дочь.
— Мама, кто из них… сватается?
— Нучча…
— Я так и знала. Он вчера пригрозил. Что же мне делать?
— Если согласится отец, сегодня стерпи всё. Перечить сейчас бесполезно. Сделай вид, что не отказываешь, лишь бы отправить их домой. Завтра ли, послезавтра, может, выход найдём. Хороших бы людей отыскать где-нибудь в укромном месте. Пока не уляжется кутерьма, ты могла бы там спрятаться…
