Олег Михайлов - Генерал Ермолов
Кутузов в своей белой фуражке и расстегнутом на животе сюртуке сидел на скамейке подле батареи, возле селения Горки. Ни рев орудий, ни падавшие вблизи ядра не смущали его.
Он был незримым центром всего происходившего теперь на семиверстном пространстве Бородинского поля. Все вокруг двигалось, суетилось, перемещалось, спешило, волновалось, требовало внимания, ответа, помощи. Он один выглядел воплощением неподвижности и спокойствия, словно знал все наперед. Вот почему он мог позволить себе расслабленно и спокойно сидеть на скамейке, подставив пухлое лицо с орлиным носом августовскому ласковому солнцу. Рядом томился Ермолов, которому Кутузов запретил от него отлучаться. Равно как и начальнику артиллерии 1-й армии Кутайсову, чья горячая храбрость уже увлекла молодого генерала в самое горнило опасности, за что главнокомандующий на него долго досадовал.
Время уже клонилось к полудню; Ермолов тихо переговаривался с Кутайсовым о том, что назначенный командующим 2-й армией генерал Дохтуров, при всей его холодности и равнодушии к опасности, не заменит никак Багратиона.
К Кутузову подъехал любимец военного министра Вольцоген.
— Ваша светлость, — заговорил он своим резким, скрипучим голосом, — по поручению его высокопревосходительства генерала от инфантерии Барклая-де-Толли вынужден сообщить, что сражение проиграно! Наши важнейшие пункты в руках неприятеля, и войска расстроены.
Кутузов, словно не понимая, сперва молча рассматривал Вольцогена, а потом начал говорить все громче и громче ударяя по скамейке пухлым старческим кулаком.
— Милостивый государь!.. Да как вы смеете!.. Все это вздор!.. Поезжайте и передайте Барклаю… Что касается сражения, то ход его известен мне самому как нельзя лучше. Неприятель отражен во всех пунктах!..
Эти слова, словно ледяной душ, остудили главнокомандующего 1-й армией. В течение всей битвы он более не посылал адъютантов с подобными донесениями. Спокойствие Кутузова, его безграничная вера в стойкость русского солдата передавались всем.
Но вот в череде гонцов, прилетавших с разных мест боя явился, в пыли по самые брови и в простреленной шляпе зять Кутузова полковник Кудашев.
— На левом фланге неприятель чрезвычайно умножил свои батареи… — задыхаясь от скорой езды, доложил он. Начальник главного штаба Сен-При серьезно ранен, генерал Тучков-4-й убит… Войска отходят назад… Артиллерия уступает превосходному огню неприятеля…
Слушая, Кутузов согласно кивал головой, точно все зю отвечало его замыслу, а затем поманил к себе Ермолова.
— Голубчик, Алексей Петрович, — доверительно, словно говоря о чем-то интимном, домашнем, не приказал, а попросил он, — вот и приспел твой черед. Надобно тебе немедля отправиться к левому флангу и привести артиллерию в надлежащее устройство. — Он прикрыл веком здоровый глаз и добавил: — Артиллерия в нынешнем сражении решает не половину победы, а поболе. Отправляйся, и господь с тобой!..
Чрезвычайно обрадованный тем, что ему предстоит наконец горячее дело, Ермолов объявил Кутайсову, чтобы тгт приказал трем конноартиллерийским ротам из резерва следовать за ним на левое крыло.
— Хочу, Александр Иванович, — пояснил он начальнику артиллерии, — чтобы это были роты полковника Никитина…
— Алексей Петрович! — взмолился Кутайсов. — Возьми меня христа ради с собой!
— Да что ты? — почти рассердился Ермолов. — Ты всегда бросаешься туда, куда тебе не следует. Давно ли тебе был выговор от светлейшего за то, что тебя нигде отыскать не могли? Я еду во 2-ю армию, мне совершенно не знакомую, приказывать там именем главнокомандующего. А тыто что делать будешь?
— Не могу я сидеть и глядеть, как дерутся другие! упрямо возразил Кутайсов. — Ни ты мне, ни я тебе, Алексей Петрович, не подчиняемся. И ты можешь считать, что я еду из праздного любопытства…
Ермолов молча махнул рукою: «Делай, как знаешь» — и сел на лошадь.
Во весь карьер понеслись роты из резерва. Перекаты пушечной и ружейной стрельбы все усиливались по мере приближения Ермолова с его маленьким отрядом к центру рус.
ских позиций. И вот справа открылся на холме редут Раевского, позади которого заметно было большое смятение. Солдаты нестройными толпами валили от Курганной высоты, осыпаемые вдогонку картечными выстрелами французов.
Это были приведенные в полное расстройство егерские полки из дивизии Паскевича. Над высотой, в разрывах пороховых туч, трепетало с вспыхивающим на солнце золотым орлом вражеское знамя.
Решение родилось мгновенно. Прежде чем ехать во 2-ю армию, необходимо восстановить здесь порядок и выбить неприятеля из редута, господствующего над всем полем сражения и справедливо названного ключом Бородинской позиции.
— Алексей Петрович! — крикнул Ермолов зычно старому своему другу и тезке Никитину. — Поворачивай вправо, к редуту!..
Надо было остановить ретирующееся разношерстное воинство, но сделать это можно было лишь вооруженной рукой. Ермолов бросился к резервному отряду 6-го корпуса, самому ближнему к высоте.
— Какая часть? — наехал он на торопливо опоясывавшегося форменным шарфом офицера.
— Третий батальон Уфимского пехотного полка, ваше высокопревосходительство! — с веселой готовностью ответил тот.
— Батальон, слушай мою команду! — загремел Ермолов. — В атаку развернутым фронтом! За мной!
Он развернул солдат так, чтобы линия оказалась длиннее и ей удобнее было захватить большее число бегущих.
Командиру батальона майору Демидову велено было находиться на правом фланге наступления, а полковнику Никитину с тремя конноартиллерийскими ротами остановиться на левом фланге и артиллерийской поддержкой отвлекать на себя огонь неприятеля.
Егеря десятками присоединялись к уфимцам, создавая толпу в образе колонны. Так войско Ермолова достигло небольшой углубленной долины, отделяющей занятую неприятелем Курганную высоту. Здесь задержались остатки дивизии Паскевича, команду над которыми принял полковник И. Я. Савоини.
Ермолов спешился и вынул саблю.
— Ребята! — закричал он, вращая клинком. — Воротите честь, которую вы уронили! Пусть штык ваш не знает пощады! Сметем врага! По-русски!..
Веселое лохматое слово прозвучало, перекрывая выстрелы и вызвав дружные улыбки на измученных лицах. Кутайсов подъехал к Ермолову:
— Я возьму часть людей и поведу их вправо от кургана…
Они с чувством пожали друг другу руки.
— Барабанщик! — скомандовал Ермолов. — Сигнал «На штыки»!
Загремела тревожная дробь; генерал с поднятой саблей первым побежал на крутизну.
Как начальник главного штаба, Ермолов имел с собой несколько Георгиевских крестов. Выдернув левой рукой из кармана пук черно-оранжевых лент со знаками отличия боевого ордена, он швырнул их далеко, на бруствер, из-за которого высовывались французские ружья. Множество егерей, обгоняя Ермолова, бросились вверх, навстречу выстрелам. Закипел бой, яростный и ужасный; сопротивление было встречено отчаянное. Прискакавший к батарее Раевского Барклай-де-Толли не имел под рукой резерва, и вся его свита мужественно пристроилась к атакующим.
Бились на батарее молча, не было сделано ни одного выстрела; с обеих сторон урон возрастал, доколе все французы не были переколоты. Пощады не давалось никому — солдаты сбрасывали с вала вместе с неприятелем и вражеские пушки. Всюду была кровь; умирали в судорожных страданиях тяжелораненые. Ермолов услышал сквозь хрипы и стоны мольбу о пощаде:
— Не убивайте… Я король Неаполитанский…
У вала Ермолов снял со штыков получившего двенадцать ран генерала, назвавшегося сим именем. В главную ставку помчался гонец с известием о пленении Мюрата. Все вокруг светлейшего тотчас закричали «ура!». Умеряя общую радэсть, Кутузов спокойно сказал:
— Подождем подтверждения…
Вскоре привели пленного. Им оказался бригадный гепорал Бонами. Он назвался Неаполитанским королем, желая спастись от неминучей смерти. Позднее Ермолов отправил Бонами в Орел и просил отца своего заботиться о нем…
Вся масса атакующих не могла взойти на тесный редут; многие в пылу преследования устремились по глубокому оврагу, покрытому лесом, и были встречены свежими войсками Нея. Ермолов тотчас приказал кавалерии, заскакав вперед, вернуть увлекшихся обратно на редут, а барабанщикам бить сбор. Явился израненный полковник Савоини с малым числом офицеров и нижних чинов. После жестокой схватки батальоны, которыми командовал Ермолов, были малочисленны, при орудиях в укреплении — ни одного заряда. Наблюдавший за боем Барклай-де-Толли, не ожидая требования о помощи, прислал псмедля батарейную роту и два полка пехоты. Теперь под руками Ермолова было все готово для отражения Богарнэ. Заменив свежими войсками утомленные, он вернул в резерв и артиллеристов Никитина.
