Игорь Ефимов - Невеста императора
Но поверх этих мыслей, все заглушая и отодвигая, звучал голос, повторявший только одно:
«Сама… Я могу наконец-то выбирать сама… Больше не вещь, не игрушка… Сама!»
— …Ну хотя бы для меня, — просил Констанциус. — Я просто должен понять. Что вам в них? Вы римлянка, дочь императора. Для вас читать Вергилия и Горация — как читать письма от близких друзей. Помните наши беседы пять лет назад, по дороге из Равенны в Рим? Ваш голос звучал в моих ушах все эти годы. Я уважаю в этих людях воинскую доблесть, я ценю их верность слову, их чувство собственного достоинства. Но жить среди них день за днем?.. Чем они могли приворожить вас?
— Хорошо, — сказала я наконец. — Вам я могу приоткрыть правду. Тем более что вы — быть может, единственный — видели все своими глазами. В те последние месяцы в Равенне — разве не замечали вы, какими глазами смотрел на меня император в библиотеке? Разве не помните, как сжимал мне руки, оставляя следы на запястьях? Можете ли вы сказать, что это были знаки лишь братской нежности? А видели вы, как он… Должна ли я продолжать…
Констанциус застыл в задумчивости. Потом печально помотал головой.
— Пожалуй, нет. Вы правы… Теперь я понимаю… Но когда подумаю, что ждет вас впереди… Сохрани вас Господь.
Когда мои носилки на обратном пути перевалили через вершину холма, Атаулф со свитой выехал из рощи под солнечный свет. Он всматривался в меня с недоверием и надеждой, будто ждал, что беззвучные слова вот-вот потекут к нему и что чудо снова случится — он поймет их.
Я вышла из носилок и подняла руку.
— Генерал Констанциус выслушал меня благосклонно! — громко крикнула я. — Он убедился, что никто не удерживает меня силой в вашем стане. Завтра он подпишет договор между римским императором и королем визиготов. По условиям союза, вас будут регулярно снабжать продовольствием, оружием, деньгами. Каждый воин получит право носить почетный золотой обруч союзника на шее.
Воины свиты прижали щиты ко рту, и стая галок с воплями взлетела над кронами деревьев, испуганная незнакомым металлическим ревом.
Атаулф провел рукой по лицу, расцвел благодарной улыбкой.
Выражение такого же счастливого и безудержного облегчения я видела потом на его лице лишь однажды — когда три года спустя в моем дворце в Барселоне ему положили на руки нашего первенца.
(Галла Пласидия умолкает на время)
НИКОМЕД ФИВАНСКИЙ О ПОХОДЕ ВИЗИГОТОВ В ГАЛЛИЮХотя множество узурпаторов, объявлявших себя владыками Рима, уже поплатились головой за свою дерзость, каждая весна выносила на поверхность нового претендента. В году 412-м по Рождеству Христову бургунды и аланы объявили императором некоего Джовинуса, и вся Галлия, казалось, вновь была потеряна для императора Гонория.
Когда войско визиготов пересекло Альпы, Джовинус послал к Атаулфу послов, предлагая союз и мир. Но Атаулф уже знал, что никакой союз с вождями варваров не может быть прочным. Случайный поворот военной судьбы, вспышка гнева, ложный слух, подозрение, мелькнувшая надежда на хорошую добычу — и вот уже вчерашний союзник всаживает тебе нож в спину. Поэтому он предпочел соединить свои силы с единственным римским префектом, который не подчинился Джовинусу и заперся от него в стенах Нарбонны.
Увидев себя перед лицом грозного войска визиготов, бургунды и аланы заколебались. Потеряв их поддержку, Джовинус со своим братом укрылся за стенами Валенсии, что стоит на слиянии Роны и Изера.
Теперь Атаулф мог перейти в наступление. Первым делом он послал отряд в десять тысяч воинов против предателя Саруса, который был окружен и погиб в бою, защищаясь до последнего вздоха. Затем визиготы осадили Валенсию и взяли ее штурмом. Джовинус и его брат попали в плен. Их отправили в Нарбонну, где римский префект предал их публичной казни.
Атаулф со своим войском остался в Галлии, и с этого момента новых узурпаторов там не появлялось. Про Джовинуса скоро забыли. Только его голова еще гордо сверкала на монетах, которые он успел отчеканить за свое короткое правление. Люди на базарах с недоумением вглядывались в гордый профиль и спрашивали друг друга: «Кто бы это мог быть?»
Однако серебро было неподдельным, так что монеты переходили из рук в руки и много лет спустя.
(Никомед Фиванский умолкает на время)
Утренняя толпа густеет на улицах Остии. Шныряют продавцы горячих колбасок, проплывают кувшины с водой на головах служанок, шумит разноплеменная матросня с кораблей, разгружающихся в порту. Из дверей винного склада носильщики выносят подвешенные к шестам амфоры с охлажденным вином, разносят их по лавкам и тавернам.
Я пробираюсь навстречу людскому потоку, выбираю лица поприветливее, показываю табличку с адресом.
— Инсула «Младенец Геркулес»?.. Гм… Кажется, это рядом с казармой пожарников. Идите дальше по Декумано Массимо, а за театром сверните налево.
Все произошло так внезапно.
С утра мы планировали прогулку по морю в рыбацкой барке, а к полудню Фалтония Проба вдруг получила из Рима известие о болезни старшего сына. Ехать! Немедленно ехать!.. Меня уговаривали остаться на вилле еще несколько дней. Но что мне было делать в опустевшем доме?
— Тогда навестите нас в Риме, когда сын поправится, — сказала Фалтония Проба. — А по дороге… Заехать в Остию — крюк для вас небольшой. Но там живет одна женщина, с которой вам будет интересно поговорить. Она не любит посетителей и просила меня никому не говорить, где она поселилась. Но, может быть, для вас сделает исключение, когда вы скажете о цели своей поездки. Думаю, у меня сохранилось название дома.
И вот я иду по улицам Остии, с колотящимся сердцем. «Бани шести колонн», «Таверна рыбников», жилые дома… Почему христианские церкви всюду теснятся пролезть между старыми языческими храмами? Боятся, что иначе их не заметят? Прав был император Константин — построил для новой веры новый город.
Над входом в святилище Митры извиваются мраморные змеи.
Служители меняют вывеску на стене театра. Вчера показывали «Евнуха» Теренция, сегодня обещают новую пьесу про Энея и Дидону. (То-то слез будет пролито на каменные сиденья!)
А вот и нужная мне виа делла Цистерна. Каменный сундук, наполненный водой, подтверждает название улицы, указанное на табличке.
Ого, неплохо живут остийские пожарники! Пол в их уборной сделан из трехцветной мозаики. Как славно, что они задаром пускают в нее любого прохожего, застигнутого на улице сильнейшим зовом природы. А интересно: им платят за каждый потушенный пожар или за каждый день, прошедший без пожаров?
Я вхожу в инсулу «Младенец Геркулес» и спрашиваю, дома ли Корнелия Глабрион. «Может быть, не Глабрион, а Тарбоний?» Ах да, конечно. Теперь она носит фамилию покойного мужа. Вдова.
Комната на втором этаже.
Дверной проем затянут чистой занавеской, за ней — ширма с вышитыми птицами.
Негромкий женский голос предлагает мне войти. В нем слышится недоверие (неужели действительно ко мне?), но нет и тени любопытства. Кажется, говорящей безразлично, кто предстанет перед ней. Голос, который легко обойдется без того, чтобы быть услышанным.
И вот мы сидим друг против друга. Я без утайки рассказываю, кто я и зачем приехал. Подаю письмо от Фалтонии Пробы. Она читает, потом равнодушно оборачивается к окну. Кожа на ее лбу поблескивает, круглится, как бок фаянсовой чашки, потом резко обрывается линией бровей. Складки столы струятся с колен на коврик под ногами.
«Как она умела молчать!» — вспоминаю я возглас Пелагия. Но мне важнее, чтобы она говорила.
Когда она открывает рот, видно, что ей приходится делать усилие над собой.
Нет, она думает, что я зря приехал. Зря потерял день. Ей, право же, нечего мне рассказать. Все это было так давно. Двадцать лет назад? Двадцать пять? Нет, конечно, она не могла хранить письма Пелагия. У нее был муж, дети. Семья переезжала. Да, она овдовела три года назад. Муж служил здесь городским казначеем, так что ей полагается вполне достаточная мера муки, бекона и масла каждый месяц. Сегодня как раз ее очередь получать продукты. Скоро начнут, опаздывать нельзя.
Дети? Они выросли, живут своей жизнью. Сын вернулся обратно в Бурдигаллу, Глабрионы взяли его управляющим в поместье. Дочь вышла замуж и уехала с мужем в Нарнию. Пишет, что ждет ребенка.
Но я не отступал. Я стал говорить, что любые ее воспоминания о юности в Бурдигалле были бы важны для меня. Как выглядел Пелагий в те дни? Что говорили о нем горожане? Какие пересуды вызвал его внезапный отъезд? И сама она? Легко ли пережила разрыв помолвки? Простила ли исчезнувшего столь внезапно жениха? Ведь не исключено, что судьба снова сведет меня с моим учителем. Я уверен, он захочет узнать подробно о судьбе девушки, которую любил в юности.
