Павел Дорохов - Колчаковщина
У села Степановки, в тридцати верстах от линии, увидали спускающихся с увалов чехов. В тонких мгновенных молниях рвалось солнце на чешских штыках, крутились столбы пыли за отрядом…
Весь день шла перестрелка.
Лежали на горячей земле, жадными телами впитывали ее буйные весенние соки, отчего горячела кровь, радостно ширились груди, полно и крепко бились сердца.
Ночью рыли окопы, опутывали колючей проволокой.
Утром, едва степь закурилась легким голубоватым дымком и на горизонте смутно обрисовались степные увалы, с тонким свистом прилетел снаряд…
Главные силы чехов шли в обход.
Отряд медленно отходил к Зеньчуговке.
Так шли все время: Юрасов сдерживал чехов в степях и, жалея людей, отводил отряд по линии, чехи шли обходами.
Было ясно — против впятеро сильнейшего врага не удержаться.
Юрасов помчался в губком.
7С раннего утра к банку бежали толпы народа.
— Большевики золото увозят!
У банка сдержанно гудели грузовики. Из широких стеклянных дверей выносили маленькие брезентовые мешки и бережно, как ребенка, передавали с рук на руки и осторожно укладывали на дно автомобилей.
Толпа напирала ближе. Возбужденно размахивали руками, из задних рядов неслись злобные крики.
Когда напирали особенно близко и крики становились громче, Юрасов, лично руководивший погрузкой золота, взмахивал рукой.
Красногвардейцы хмуро вскидывали винтовки и угрожающим строем шли на толпу.
— Осади назад!
В злобном страхе метались назад. В бессильном гневе грозили кулаками.
По толпе шныряли прилично одетые люди, страстно поддерживали:
— Идите, не бойтесь, не посмеют стрелять!
Бежали за грузовиками до самого берега и со слезами на глазах провожали каждый исчезавший в пароходе мешок.
От суровой молчаливости красногвардейцев смелели и, когда Юрасов возвращался на своем автомобиле к банку, провожали улюлюканьем и свистом.
— Погодите, недолго кататься в автомобилях, они вас, чехи, покатают, вон они уж близко!
Юрасов щурил на толпу насмешливые глаза! Так ярко светило солнце, по-весеннему радостно гудела Волга. Толпа казалась смешной и нестрашной, и злобы в душе не было.
8Костюм на товарище Наде всегда один и тот же. Черное платье туго перетянуто в талии узким лакированным ремешком темно-красного цвета, парусиновая панамка так хорошо оттеняет буйные кольца черных волос. На стройных маленьких ногах изящные французские ботинки на высоких каблуках. Красивая обувь — слабость товарища Нади. Никакой программой это не запрещено и, если товарищ Юрасов, всегда с такой насмешливой улыбкой осматривающий Надины ботинки, сможет доказать, что это предосудительно, пусть докажет. Зато две косы, толстыми шелковыми жгутами трепыхающиеся по спине товарища Нади, и в насмешливых глазах Юрасова зажигают теплые огоньки, а суровые бритые губы заставляют складываться в ласковую улыбку.
Надя вовсе не хочет идти сестрой милосердия. Разве она не может пойти с винтовкой в руках, как пошла Берта, как еще раньше ушла в казачьи степи Тамара. Враг силен, каждая винтовка на учете.
Товарищ Юрасов, мне можно с отрядом?
— Так вы идете.
— Да, но… сестрой.
Юрасов посмотрел на изящные желтые ботинки Нади, молча пыхнул медовым дымком.
— В таких ботинках нельзя воевать, в них только танцевать.
Надя крепко закусила маленькую пунцовую губу, сквозь смуглые щеки румянцем полыхнула обида. Черные блестящие глаза глянули на Юрасова с вызовом. Но тотчас же спрятала глаза и сдержанно:
— А если я скину ботинки?
— Тогда пойдете.
Юрасов устало отвернулся к окну.
Волга закуталась в мягкий черный бархат, от ярких пароходных огней казавшийся еще черней. С проплывавших мимо лодок плескался звонкий веселый смех и молодой сочный баритон пел разбойную песню о Разине.
9Из степей крупной зеленой саранчой густо ползли чехи.
В пятнадцати верстах от города, у села Воскресенки, вышли на широкий мощеный большак. Вдали, на высоком заречном берегу, золотыми куполами церквей блестел город. Белыми раскаленными пятнами выделялись пузатые купеческие хоромы. С незапамятных времен понастроили их хлебные короли. Внизу, у самого берега, под красными железными шапками тесно жались друг к другу амбары. С ранней осени и до поздней весны и в дождь, и в пургу тянулись сюда мужицкие подводы с хлебом, и копейка по копейке росли и пухли купеческие хоромы.
К селу большак подходил частыми и мелкими перелесками, за селом перекидывался через прочный деревянный мост на другую сторону бурлившей мутным половодьем речки и серой извивающейся змеей сползал под гору до Заречной слободки.
Воскресенка была последним оплотом, прикрывавшим подступы к городу.
Целый день из-за речки по дороге и перелескам гулко били из орудий, выколачивали сухую дробь рассыпанные перед деревней пулеметы. Впереди редкими цепями залегли матросы. Товарищ Лукин большим черным жуком переползает от цепи к цепи.
— Держись, братва!
— Есть!
— Братишки, не выдавай!
— Есть!
Зоркими, привыкшими к беспредельному простору морей глазами нащупывали ползущего червем врага и вместе с пулей посылали ему отборную хлесткую ругань.
На левом фланге по мелкому кустарнику рассыпались латышские стрелки.
Товарищ Спрогис только два слова передал по цепям:
— Отступать нельзя!
В оглушительном грохоте рвались снаряды, летели кверху огромные столбы земли и клочья мяса, но будто гвоздями прибило латышский батальон к горячей, пропитанной кровью земле:
— Отступать нельзя!
Солнце кажется огромной расплавленной каплей крови. Красный туман заволакивает поля и перелески, и перед сухими воспаленными глазами даль клубится в красном призрачном мареве.
— Держись, братва!
— Есть!
— Братишки, не выдавай!
— Есть!
За дальними увалами провалилось солнце. Край неба полыхнул кровавым пожарищем. Четко обозначились дальние лесные колки. Из-за колков прилетело последнее ядро, и вдруг все сразу смолкло.
10Солнца еще не было. По низинам курился сизый туман, но уж на востоке золотисто-розовыми крыльями трепетала заря.
Когда рассеялся туман, на правом фланге рота партийцев прямо перед собой увидела чехов.
Надя почувствовала, как побежал холодок по телу.
«Должно быть, от земли, земля холодная», — подумала Надя.
Рядом выстрелил товарищ Меркин. Тотчас грохнуло перекатами по цепи, жидко захлебнулись пулеметы. Первые цепи чехов словно ветром сдунуло, но чехи ползли и ползли…
В полдень от села донеслась частая ружейная трескотня. Отдаленным громом докатился взрыв. Над селом черным столбом поднялся дым.
Чехи в тылу! Мост взорван!
Красноармейские роты — деревенский молодняк — дрогнули первыми. Черными провалами глаз жутко глянула в лицо смерть. В нестерпимой тоске, когда из глаз никак не выдавишь облегчающих слез, сжалось сердце.
Меркин и Надя бросились к красноармейцам.
— Товарищи, остановитесь!
Скуластый конопатый парень мчался прямо на Надю. Она протянула руку:
— Товарищ!
Широко открытые глаза парня не видели ничего, кроме черного столба дыма над селом. С разбегу налетел на Надю, ударил жестким, испачканным в земле плечом.
Надя упала. Сердце заметалось в бессильной ярости. Легко вскочила с земли, вскинула винтовку и дико взвизгнула:
— Остановись!
Выстрелила вдогонку конопатому парню, медленно опустилась наземь, закрыла лицо руками и тихо по-детски заплакала.
Мимо бежали люди.
11Товарищу Меркину с ротой отойти к мосту, удержать бегущих… Спрогису снять батальон, переправиться через речку выше села!.. да, да, у плотины!.. Сбить чехов!.. да, да, чехи в тылу!.. Лукину держаться до последнего матроса!
Юрасов бросил трубку полевого телефона и кинулся к мосту.
По берегу метались обезумевшие люди. Дымились обгорелые ребра моста. Из-за речки стреляли чехи.
Побежал по берегу:
— Ложись!
Выхватил у ближнего красноармейца винтовку, бросился наземь. Скуластый конопатый парень, тяжело переводя дух, упал рядом. Юрасов разом выпустил всю обойму и, протянув парню ружье, сурово сказал:
— Стреляй!
Красноармеец стремительно схватил ружье, всунул обойму. Вдруг его лицо исказилось в злобной судороге, с посиневших губ сорвалась длинная матерная ругань. Он приподнялся на руках, огляделся по берегу и пронзительно закричал:
— Ложи-ись!
Люди начинали приходить в себя…
За излучиной, в сотне сажен от моста, латыши Спрогиса на двух маленьких лодчонках мастерили плот.
По селу быстро шла к мосту рота товарища Меркина.
12Заречная слободка раскинулась между высокой железнодорожной насыпью и рекой, немного ниже впадавшей в Волгу. С городом слободку соединял мост, но в этом году его еще не успели навести по случаю большого разлива. Переправлялись на лодках. В двух верстах выше через реку в тонком кружеве повис железнодорожный мост.
