Лоренс Шуновер - Крест королевы. Изабелла I
Конюх, тореадор, избитый герольд, украденные лошади — она принесла в Андалусию смерть и терпела в ней унижение. Изабелла подозревала, что севильские вельможи тайно наслаждались двусмысленным положением, в которое она попала: это подтверждало её беспомощность и позволяло им сохранять свою дикую свободу.
С севера прибыл герольд Фердинанда, сообщивший, мнение консорта о поведении маркиза Сааведры. «Я не мог уснуть от беспокойства, моя сеньора. Я не хотел, чтобы ты ехала; я умолял тебя не делать этого. Но ты поехала. Бог наградил тебя умом и тактом; сохрани их в данный момент и постарайся остаться живой ради меня. Ты дала мне пушки, я воспользуюсь ими».
Это была немного бессвязная записка, но она хранила её, как и все остальные его письма, в серебряной шкатулке. Ключ висел на цепочке, рядом с железным крестом.
Изабеллу потрясли дальнейшие события, так же как и Медину Сидония, и маркиза Кадиса. Фердинанд отправился на юг с двумя сотнями рыцарей, тысячью солдат и двадцатью тяжёлыми орудиями. Не заходя в Севилью, где ему готовился пышный приём, он осадил Утреру и безостановочно бомбардировал её в течение сорока дней.
— Так как Утрера является собственностью короны, — отвечал он на все протесты Изабеллы, — то никто не может возражать, если я причиню ей некоторый урон, даже твои андалусские вельможи.
В итоге он стёр город с лица земли.
По истечении сорока дней осады разрушенная цитадель сдалась. Маршал Сааведра преклонил дрожащие колени и принёс клятву вассальной верности, будучи счастлив тем, что остался жив. Фердинанд потребовал выдачи похитителей лошадей и убийц конюха. Сааведра тут же выдал их. Фердинанд устроил показательный суд, уступив стремлению Изабеллы к соблюдению приличий, и повесил все девять человек, прежде чем высохли чернила на смертных приговорах. Затем торжественно вступил в Севилью.
Изабелла расплакалась на его груди.
— Я хотела бы, чтобы нашёлся какой-то другой выход. Мой дорогой, как я счастлива видеть тебя!
— А я хотел бы, чтобы ты возвратилась домой, по крайней мере пока Медина Сидония и Кадис не покончат со своей враждой.
«Но ведь вся Испания — мой дом», — подумала Изабелла.
— А раз ты никуда не едешь, то и я остаюсь здесь. В Португалии всё спокойно, — закончил Фердинанд решительно.
— Да, и я хочу, чтобы ты остался. Ты нужен мне здесь.
Она не воспользовалась королевским «мы».
— Я тоже этого хочу, — ответил он.
Герцог Медина Сидония пожал плечами, услышав о падении Утреры. Он был достаточно влиятелен, чтобы не лишать своих монархов одного небольшого островка власти в Андалусии. Его больше беспокоило то, что Фердинанд и Изабелла запретили Сааведре восстанавливать свой замок и конфисковали большую часть его доходов в пользу короны, чтобы своенравный вассал не избежал наказания полностью...
Юный пылкий маркиз Кадис в это время сделал шаг, который заставил Фердинанда развести руками от удивления.
— Я только сейчас начинаю по-настоящему понимать кастильцев. И похоже, андалусцы среди них самые сумасшедшие.
— Ты сделал то же самое, когда, переодевшись, приехал, чтобы жениться на мне. — Изабелла улыбнулась. — Ты уже забыл об этом?
— Кадис приехал не для того, чтобы жениться на тебе, моя дорогая, — чопорно ответил Фердинанд.
— Он поклялся в преданности.
— Он даже не похож на испанца, — сказал Фердинанд уже не таким чопорным тоном.
У Кадиса были оливкового цвета кожа, чёрные глаза, и ему была присуща гибкая элегантность, так часто встречавшаяся на юге, где всё было связано с маврами.
В сопровождении только одного слуги он приехал в Севилью, город его смертельного врага, и внезапно появился перед королевой. Час был уже поздний, и Изабелла была так удивлена, что позвала секретаря, чтобы тот записал беседу. Без такой записи она могла бы и не поверить случившемуся.
Кадис прибыл, как он заявил, чтобы отдать себя во власть короны, без эскорта, не защищённый даже охранным свидетельством, которое он бы мог потребовать. Его враги, особенно Медина Сидония, распространяли о нём слухи, которые не соответствовали действительности, его невиновность была его охранным свидетельством.
— Герцог, — говорил Кадис, — воевал со мной годами, грабил мои земли и однажды даже выгнал из собственного дома. Он утверждает, ваше величество, что гарнизоны моих городов настроены против вас. Но я знаю, как великодушно вы обошлись с членом моей семьи, маркизом Вилле ной. Отправьте, ваше величество, войска в мои города, Ксерес и Алкалу, и сделайте их своими, если они нужны вам в ваших планах. Я передаю свою вотчину моей королеве так же, как теперь в этой комнате я передаю в ваши руки свою жизнь! — И, преклонив колени, Кадис принёс присягу на верность Изабелле и Фердинанду.
Перо Фернандо де Пул тара, доверенного секретаря Изабеллы, поскрипывало, записывая эти слова на пергаментных страницах.
«Королева, — отметил Пулгар, — была очень довольна, потому что маркиз говорил кратко и по существу».
Подумав, она ответила:
— Это правда, что я слышала плохие отзывы о вас, но ваш честный поступок сегодня вечером убеждает нас, что многое может быть сказано и в ваше оправдание. Мы бы хотели заслушать обе стороны, и мы благодарим вас за то, что вы пришли. — Затем Изабелла произнесла слова, которые, как она знала, обязательно нужно сказать андалусцу: — Вы и Медина Сидония являетесь нашими поданными, а мы — вашими сюзеренами, и мы постараемся разрешить ваш спор честно и справедливо, глубоко уважая вас обоих и все ваши поместья, которые по праву принадлежат вам.
Глаза Кадиса увлажнились от благодарности, счастливый вассал, кланяясь, удалился из комнаты. Она спасла его самоуважение.
— Мы немедленно возьмём власть в Ксересе и Алкале, — произнёс Фердинанд.
— Конечно. Но без пушек. Только с помощью войск.
— Потребуется много войск. Но я согласен — никаких пушек. Изабелла, мне не верится, что такое возможно! Это гораздо большая победа, чем взятие Утреры. Теперь Медине Сидония не с кем будет бороться, только с нами, а на это он не осмелится.
— Он мог бы, если бы не жестокий урок Утреры.
— Нет-нет. Ты давно околдовала его, ещё в Гибралтаре. Иногда ты пугаешь меня, я боюсь той власти, которую ты имеешь над мужчинами. Жаль, что я тоже мужчина.
— О, нет, не говори так!
У Медины Садония резко испортилось настроение, когда он узнал о поступке своего врага. Баланс власти, так тщательно сохраняемый, изменился не в его пользу. Но он был верен короне. Он не мог перейти на сторону Португалии, так же как и не мог склониться на сторону мавров. Фердинанд и Изабелла огласили указ, согласно которому маркизу и герцогу запрещалось появляться в Севилье до тех пор, пока они не разрешат свои противоречия.
Но король и королева оставались в Севилье.
До Медины Сидония дошли сведения о том, что в городе быстро и решительно восстанавливается порядок. И это в Севилье, где преступники безнаказанно бесчинствовали годами, уверенные в том, что какой-нибудь воюющий феодал всегда примет их в свою армию.
Изабелла совсем недавно внедрила необыкновенное новшество, оказавшееся очень популярным среди простых людей. Вернее, это нововведение было известно уже давно, оно было рождено в то время, когда короли и королевы были гораздо ближе к своим подданным.
Изабелла восстановила церемонию королевских аудиенций, так же как возродила Санта Хермандад. Каждую пятницу она и Фердинанд выступали в роли судей в зале Стражников, чтобы решать юридические споры, которые любой подданный короны вне зависимости от его происхождения мог представить им для рассмотрения. Каждый человек мог обратиться к ним — они никому не отказывали, никакая жалоба не была слишком ничтожна, никакое преступление — слишком ужасно, чтобы о нём не могли узнать монархи. Обычно Изабелла недолго перешёптывалась с Фердинандом, прежде чем вынести решение, но окончательное слово всегда оставалось за ней.
Эти аудиенции с их свободной и простой процедурой превратились в настоящие спектакли. Севильцы обожали театр. Даже те, которые не судились, набивались в Большой зал в качестве зрителей, продолжая, традицию того действа, ради которого зал и получил своё название ещё тогда, когда его построили мавры. Молодая очаровательная королева, на голове которой красовалась корона, на плечах — горностаевая накидка, а на шее — рубиновое ожерелье — подарок Фердинанда, удовлетворяла их жажду театральных зрелищ. Жителям Севильи чрезвычайно льстило, что Высший суд королевства неделю за неделей продолжает находиться в их городе, внимательно и терпеливо занимаясь их проблемами.