Вера Крыжановская - Фараон Мернефта
Странная тяжесть налегла на все мои члены, непреодолимый сон начал клонить меня. Я не спал вторую ночь, но мое изнеможение казалось ненормальным. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. Голова кружилась, ноги дрожали и подкашивались, а веки, будто налитые свинцом, закрывались сами собой, несмотря на все усилия удержать их открытыми. За один час сна я дал бы отрубить себе руку или ногу, но я ни за что не хотел заснуть, так как от моей бдительности зависела жизнь наследника престола. Я боролся с овладевавшей мной дремотою с таким напряжением, что пот выступил у меня на лбу.
Вдруг мой помутившийся, блуждающий взор упал на серебряную лохань с водой, стоявшую на столике у стены. Вода была приготовлена для компрессов, которые Сети иногда спрашивал по ночам, так как во время выздоровления от чумы страдал головною болью. Собрав последние силы, я дотащился до стола, сбросил шлем и погрузил в воду лицо и руки. Мне стало легче: дремота рассеялась, голова посвежела, но все тело было так истомлено и разбито, что я, не в силах вернуться на пост у колонны, прислонился к стене. Только тогда я заметил, что старый раб, никогда не покидавший царевича, лежал на ступеньках в глубоком сне.
Я насторожился, но ни малейший шум не нарушал глубокого безмолвия ночи, даже шаги сторожевых офицеров замолкли. Уголь в курильницах потух, и полупрозрачная темнота распространилась по комнате.
Какая-то тень проскользнула вдоль стены. Я окаменел от ужаса… Человек в длинной белой одежде с черным покрывалом на голове появился у постели наследника. Широкий кинжал сверкнул в поднятой руке и с быстротою молнии вонзился в грудь спящего царевича. Сети поднялся с диким криком и тотчас снова упал на подушки.
Несколько секунд я оставался недвижим, но, опомнившись, нечеловеческим усилием преодолел свою слабость и бросился на злодея в тот момент, когда он собирал кровь царевича, ручьем лившуюся из раны, в собственную его золотую чашу с дорогими каменьями. Я схватил убийцу, пытаясь свалить его с ног, но мое странное изнеможение лишило меня всякой силы и ловкости.
Еврей вырвался, оттолкнул меня так, что я упал, и скрылся, унеся с собою чашу Сети.
Падая, я сильно ушиб себе голову и вскрикнул, но никто не отозвался на этот крик. С трудом поднявшись на ноги, я схватил светильник и выбежал на галерею.
Первое, что я увидал там, был часовой, который спал мертвым сном, далее я нашел другого и затем третьего в том же состоянии, а на мраморной скамье лежали Радамес и Сетнехт, также крепко спящие.
Напрасно расталкивал я их, громко кричал над ухом, они просыпались только на мгновение и опять падали как мертвые. В отчаянии я схватил вазу с водой и плеснул им в лицо. В испуге они вскочили на ноги и уставились на меня мутными глазами.
— Сети убит! — крикнул я не своим голосом и побежал дальше, оглашая стены зал и галерей отчаянным воплем: — Наследник зарезан. Сети убит!
В мгновение ока весь дворец проснулся. Со всех сторон бежали рабы с факелами, офицеры с обнаженным оружием, царедворцы и сановники, полуодетые, только что проснувшиеся от крепкого сна. И вся эта толпа повторяла страшную новость, которая как эхо переходила из галереи в галерею, распространяя повсюду испуг и смятение.
Вдруг у входа в одну из зал показался Мернефта, бледный как смерть, окруженный своими телохранителями и служителями. Все мы устремились бегом в спальню наследника. Неподвижно лежал Сети с откинутой назад головой и сброшенным одеялом. Старый нубиец пытался перевязать Мокрым бинтом широкую рану, зиявшую на груди царевича. При этом зрелище фараон вскрикнул. Силы меня оставили, в голове зашумело, все предметы запрыгали перед глазами, я выронил светильник и упал без чувств.
Я пришел в себя на скамье, куда меня уложили во время обморока. Старый негр смачивал мне лицо эссенцией. Я встал слабый и дрожащий. Бегавшие вокруг меня люди оживили мою память.
— Сети умер? — спросил я одного офицера.
— Нет, — отвечал он, — еще жив. Если ты в силах, пойдем к нему, я проведу тебя.
Мы вошли в спальню царевича, все выходы которой были заняты воинами. У постели раненого стоял делавший перевязку врач. На противоположной стороне комнаты сидел Мернефта, облокотясь на стол и опустив голову на руки. Два советника стояли позади государя. Двое обували босые ноги фараона, третий старался застегнуть ему хитон, а четвертый зачесывал ему волосы золотым гребнем. Царь сидел, не шевеля ни одним членом, точно превращенный в камень. Напрасно виночерпий несколько раз подносил ему чашу с вином — фараон ничего не видел и не слышал.
Врач отошел от постели, и я увидел лицо лежавшего на подушках царевича. Глаза его были закрыты, но дрожание губ показывало, что он был жив. Врач подошел к царю и, бросившись к его ногам, обнял его колени.
— Великий сын Ра, отец и благодетель своего народа. Подними голову, склонившуюся от скорби. Милость бессмертных даровала великую радость: надежда твоей династии, радость и гордость Египта, царевич Сети будет жить, могучая рука Ра прикрыла его. Взгляни: орудие преступления попало на амулет, который, пробитый насквозь, ослабил удар. Рана тяжела, но не смертельна.
Мернефта встрепенулся, поднял голову, и легкая краска выступила на его лице. Схватив амулет, он с пламенной благодарностью воздел руки к небу.
— Если ты говоришь правду, старец, и твое искусство действительно спасет жизнь моего сына, то день этот поистине будет днем счастья для тебя и твоего потомства, — сказал царь и, заметив чашу, которую подал виночерпий, осушил ее залпом. — А теперь, — продолжил он, поднимаясь с места, — я должен подумать о моем народе. Пусть все советники короны немедленно собираются в мои покои, а вы, Нехо с офицерами, берите с собой солдат и отправляйтесь по городским кварталам. Стучите в двери всех домов, богатых и бедных, и будите жителей. Может быть, хоть некоторым из них удастся еще спасти своих сыновей.
Я тотчас вышел. Это распоряжение доставляло мне возможность немедленно узнать, что происходит у нас в доме. Улицы были безмолвны и пусты, многолюдный город спал. С горьким чувством глядел я на темные, запертые дома, где, быть может, случилось уже несчастье.
«Бедные люди, — думал я, — вы спите мертвым сном под влиянием какой-нибудь травы или порошка, тайно подброшенных в курильницу, не ведая, что надежда вашего рода, опора вашей старости погибает под кинжалом убийцы».
Мы начали наше нелегкое и невеселое дело. У всех домов, богатых и бедных, мы стучали до тех пор, пока кто-либо не выходил отворить дверь.
— Берегите первых сыновей у вас в доме. Их убивают в эту ночь, — говорили мы тогда и быстро шли далее, нередко слыша за собой отчаянные крики, которые свидетельствовали, что жители дома уже нашли жертву.
Наконец я не выдержал и, пожираемый мучительным беспокойством, направился со своими солдатами в родительский дом.
В нем царствовало то же зловещее молчание. Мой громкий голос и стук в ворота подняли старого привратника. Оставив своих подчиненных на улице с приказанием будить соседей, я бросился в дом и побежал прямо в комнату Хама. Неподалеку от дверей ее крепко спал на полу черный невольник. Я схватил его за плечи и встряхнул так сильно, что он сразу открыл глаза.
— Где та молодая женщина, которую сегодня привел Хам? Куда ее поместили? — спросил я.
— Не знаю, — отвечал негр, протирая глаза, — ей отвели комнату налево от лестницы. Благородный Хам велел мне смотреть, не будет ли кто-нибудь прокрадываться к нему… и мне показалось, что туда прошла эта женщина…
Я бросился в комнату Хама, слабо освещенную лампадой. Лии нигде не было. Тогда, схватив ночник, я подбежал к постели и едва устоял на ногах. Там с посиневшим лицом, закатившимися глазами лежал Хам. Широкая рана зияла на его обнаженной груди, кровь обагряла всю постель и заливала пол. Я попытался отыскать в убитом тлевшую искру жизни, но он уже окоченел. Я бросил его и побежал в покои родителей.
— Вставайте, — кричал я, расталкивая отца, — во дворце ранен Сети, а здесь ранен Хам, но, может быть, немедленная помощь еще спасет его.
Отец вскочил на ноги, мать подняла громкий вопль. В несколько минут весь дом был на ногах, и все побежали в комнату Хама. У дверей ее к нам присоединилась полуодетая Ильзирис, поддерживаемая Аккой.
— Что такое? Что случилось с моим женихом? — дрожащим голосом спрашивала сестра, цепляясь за мою руку.
— Будь мужественна, моя бедная Ильзирис. Большое несчастье поразило наш дом и весь Египет… Иди в свою спальню и молись. Тебе не годится смотреть на то, что произошло в этой комнате.
В отчаянии и ужасе Ильзирис закрыла лицо руками. Акка увела ее, а я вернулся на улицу к своим подчиненным.
С пылающей головой я снова принялся за исполнение своей печальной обязанности, стуча и крича у дверей каждого дома.
