Александр Дюма - Кровопролития на Юге
Мнимый порядок ввел генерала в заблуждение; он и сам собирался к мессе в гарнизонной церкви. В одиннадцать часов он вернулся домой к завтраку.
Едва он ушел, его отсутствие было замечено, и смутьяны этим воспользовались. Скопления людей, успевшие уже рассеяться, мгновенно стали собираться вновь и росли на глазах; протестанты, на которых опять обрушились угрозы, затворились в церкви; жандармы выстроились снаружи. Но толпа так напирала и от нее исходила такая враждебность, что капитан жандармов, не надеясь справиться с таким множеством народу, приказал одному из офицеров, г-ну Дельбозу, поскорей предупредить генерала; тот с большим трудом пробился сквозь толпу и ускакал во весь опор.
Тут чернь поняла, что нельзя терять время; генерал был ей известен, и она знала, что через четверть часа он будет на месте. Но чернь сильна числом: стоит ей нажать, и перед ней не устоит ничто — ни дерево, ни железо, ни люди; и вот толпа приходит в неодолимое движение, все сметает, ломает и крушит на своем пути; жандармы и кони их смяты, двери сорваны, и свирепая орущая толпа яростно врывается в храм. Сразу же раздаются вопли ужаса и злобные проклятия, всяк вооружается, кто чем может; в ход идут скамьи и стулья, неразбериха доходит до предела, словно вернулись времена Мишелады и Смуты, и вдруг распространяется чудовищная весть, от которой на мгновение замирают и осаждающие и осажденные: только что убит генерал Лагард!
В действительности, предупрежденный жандармским офицером, генерал Лагард немедля вскочил на коня; будучи слишком храбр, а может быть, слишком презирая подобного неприятеля, чтобы окружать себя эскортом, он взял с собой только нескольких офицеров и поспешил на место побоища; направляя коня прямо на людей, он проложил себе дорогу в давке на узких улочках, которые вели к храмовой площади, но там к нему пробился молодой человек, некий Буассен, сержант нимской национальном гвардии, и когда генерал, признав по мундиру своего подчиненного, без опаски наклонился к нему, чтобы выслушать, что он имеет ему сообщить, тот выстрелил в него в упор из пистолета; пуля раздробила генералу ключицу и застряла в шее, позади сонной артерии. Генерал рухнул наземь.
Известие об этом убийстве возымело странное и неожиданное действие: кипящая, обезумевшая толпа в тот же миг смекнула, какие последствия может вызвать это преступление. В самом деле, это уже была не расправа над фаворитом Наполеона, как то получилось в Авиньоне с маршалом Брюном и в Тулузе с генералом Рамелем: это был вооруженный и кровопролитный бунт против человека, облаченного доверием короля. Это было не убийство — это была черная измена.
В тот же миг невыразимый ужас овладел городом. Протестанты, опасаясь еще худших несчастий, немедля покинули церковь, где продолжали вопить лишь несколько фанатиков. Впереди шел глава консистории Оливье Демон, поддерживаемый мэром Нима, г-ном Валлонгом, который только что прибыл в город и сразу примчался туда, куда призывал его долг.
Г-н Жюийра, взяв за руки двух своих детей, шагал за ним следом. Позади шли все протестанты, которые были в храме. Чернь по-прежнему была возбуждена и опасна, она выкрикивала угрозы и швыряла камни, но, слыша голос мэра и видя почтенного г-на Оливье Демона, который пятьдесят один год был пастором, она расступилась. И хотя во время этого необычного отступления более восьмидесяти человек были ранены, никто не погиб, кроме одной только девушки, Жаннетты Корнийер, на которую обрушились такие ожесточенные издевательства и побои, что через несколько дней она скончалась.
Однако колебание католиков, которое, повлекло за собой убийство генерала Лагарда, отнюдь не заставило их опустить руки. Весь остаток дня возбужденный город ходил ходуном, как во время землетрясения. Около шести вечера самые неукротимые объединились, запаслись топорами и, придя к храму, разнесли двери, изодрали в клочья пасторские облачения, похитили церковную кружку с деньгами для бедных и порвали книги. Однако вовремя подоспевший патруль помешал им поджечь церковь.
Следующий день прошел спокойнее; дело на сей раз было настолько серьезно, что префект не мог закрыть на него глаза, как это уже столько раз было после кровопролитий. Королю было представлено донесение. Впрочем, к вечеру стало известно, что рана генерала Лагарда, быть может, не смертельна: доктору Дельпешу, вызванному из Монпелье, удалось извлечь пулю; он не считал случай безнадежным, хотя и не особенно уповал на благополучный исход.
Через день жизнь в городе, казалось, вернулась в обычную колею; наконец 21 ноября король издал следующий указ:
«Людовик, милостию Божией король французский и наваррский, шлет благословение всем, кто прочтет настоящий указ.
Свирепое преступление запятнало наш город Ним. Преступив конституционную хартию, которая признает католичество государственной религией, однако же обещает покровительство и свободу прочим вероисповеданиям, мятежный сброд осмелился воспротивиться открытию протестантского храма. Наш военачальник, пытаясь усмирить их уговорами, прежде чем прибегнуть к силе, был убит, и убийца его скрылся от правосудия. Если подобное покушение останется безнаказанным, значит, нет более ни общественного порядка, ни правительства, и наши министры оказываются виновны в неисполнении законов.
По этой причине мы приказали и приказываем нижеследующее:
Статья 1. Нашему генеральному прокурору и нашему ординарному прокурору немедля и без отсрочки возбудить иск против лица, совершившего покушение на жизнь генерала Лагарда, а также против зачинщиков, пособников и соучастников бунта, имевшего место в городе Ниме 12 числа сего месяца.
Ст. 2. Послать в означенный город достаточно многочисленные войска, которым стоять там на средства жителей до тех пор, пока убийца и его сообщники не будут преданы суду.
Ст. 3. Тех из горожан, кои не состоят в национальной гвардии, разоружить.
Вменить исполнение настоящего указа в обязанность нашему канцлеру, а также военному министру, министру внутренних дел и начальнику полиции королевства.
Дан в Париже, в замке Тюильри, 21 ноября года Божией милостью 1815, а нашего правления 21.
Подпись: Людовик».Буассен был оправдан.
Таково было последнее преступление, совершенное на Юге, и к счастью, оно не повлекло за собой новой волны насилия.
Спустя три месяца после покушения, которое едва не лишило его жизни, генерал Лагард покинул город Ним в ранге посланника; одновременно туда въехал г-н д'Аргу, назначенный на должность префекта»
Во время его твердого, независимого и справедливого правления без единой пролитой капли крови свершилось разоружение, предписанное королевским указом.
Благодаря его влиянию в палату депутатов вместо г.г. де Кальвьера, де Воге и де Тренклада были введены г.г. Шабо, Латур, Сент-Олер и Ласкур.
Поэтому в Ниме до сих пор чтут имя г-на д'Аргу, словно он не далее как вчера покинул город.
Примечания
1
См. «Историю Нима», написанную Низаром, — одно из лучших исследований, посвященных городам Франции.
2
Менар. «История Нима».
3
Впрочем, эти два столь удачно подходящих к случаю слова оказались пророческими случайно: на самом деле их происхождение объясняется тем, что от имени короля договор заключили Бирон, который был хром, и Мем, сеньер Маласси. Здесь игра слов: по-французски malassis значит шаткий.
4
Менар. «История Нима». Низар, см. выше.
5
Здесь имеется в виду эдикт, изданный вскоре после совершеннолетия Людовика XIV; в этом эдикте король подтверждает все привилегии, которые даровали протестантам его предшественники, а сверх того объявляет, что его подданные, исповедующие реформатскую веру, дали ему несомненные доказательства приязни и преданности. Тремя годами позже он выразился на этот счет еще подробнее: «Я желаю похвалить их за верность, с коей они мне служат; они не упускают ни единой возможности подтвердить свою преданность мне, далеко превосходящую все, чего можно было бы ожидать, и во всем споспешествуют успеху и процветанию моих дел».
Наконец, в письме к курфюрсту бранденбургскому, написанном когда уже начались гонения, он говорит о реформатах:
«Я связан по отношению к ним моим королевским словом и строго обязал сам себя держаться этого правила, дабы соблюсти справедливость, а также затем, чтобы показать им, сколь я удовлетворен их послушанием и усердием после замирения 1629 года и сколь признателен им за преданность, каковую они выказали мне в самое последнее время, когда взяли в руки оружие, чтобы послужить мне, и смело и мощно дали отпор дурным умыслам против моей власти, кои вынашивала в моем государстве мятежная партия».
