Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая
Ты спросишь, а где же Господь, почему он не вмешается? Не надо представлять так просто: за грех – немедленное наказание, за добро – тут же воздаяние. Помнишь свои мысли в поезде по пути сюда? Человек должен быть верующим не из страха наказания и не из корысти получить воздаяние. Не может и не должен Господь всегда стоять над каждым человеком и отводить его от греха или направлять на добрые поступки. Это должен быть собственный свободный выбор человека. Что и говорить, на самом деле такая свобода – нелегкое бремя и большая ответственность.
– Откуда вам ведомы мои мысли, отче? – удивился Василий.
– А ты думаешь, ты один мучаешься тем, что в мире существуют зло и несправедливость, тем, что порой грешники живут куда лучше праведников? – усмехнулся Дионисий. – Я тоже задавал себе эти вечные вопросы. И великие, и простые люди не раз в отчаянии задавали их себе. Каждому хочется слабым человеческим умом постичь неисповедимые пути Господни, проверить их логикой вместо того, чтобы просто сказать: «На все, Господь, Твоя Святая воля!»
Но я думаю, что Господь никогда не переставал и не перестает любить тех, кого создал по образу и подобию своему, и поэтому на протяжении долгих дохристианских веков не раз пытался указать им пути победы над злом. Только люди каялись, как Адам и Ева, и снова грешили, как свои прародители… Даже пример сурового возмездия за грехи не остановил их – ты ведь помнишь про Содом и Гоморру, испепеленные Господним гневом?
* * *Дионисий остановился, снова отхлебнул чая из трав и, склонившись к Василию, проникновенно, с силой произнес:
– И тогда понял Господь, что только сильное потрясение может образумить человечество и, может быть, повернет его на правильный духовный путь. И Он совершил величайший подвиг Любви к своим творениям: во искупление их грехов отдал в жертву, на распятие Сына своего. Заметь, рожденного от земной женщины, не сотворенного, как первые люди.
Мы должны (должны!) снова и снова проникаться щемящей, высокой сутью этой человеческой вроде бы драмы и понимать, что в то же время это катарсис, как называли греки, то есть очищение души через величайшую, космического смысла, Божественную трагедию. Ты ведь вспомни, в семинарии учил: когда праотец наш Авраам положил на заклание сына своего Исаака, Господь послал ангела, остановить руку его. Говорят, это было испытание веры Авраама. А мне думается, понимал Господь, что такая жертва только в Божьих силах, а не в человеческих.
Только вот за бытом, за своими повседневными молениями о своем, личном, не даем мы себе труд даже задуматься над тем, что тогда произошло! Для многих все заслоняет обрядовая сторона Пасхи: вербочки, хор поет, крашеные яички…
* * *Дионисий давно уже взволнованно ходил по хижине, и тень от рукавов его рясы металась по стенам, как крылья летучей мыши.
– Но ты ведь видишь, – сказал он, – как забывчивы люди на все, что сделано уже ради них! А ведь должны бы постоянно благодарить Господа за спасение наших душ.
А многие ли из нас пробуют жить по Божьим Заповедям? Пусть хотя бы пробовали – и это зачлось бы, ибо на самом деле соблюдать эти простые заповеди – тяжкий труд души. Ведь сказано: «В поте лица своего будете добывать хлеб свой». А мы и в прямом-то смысле не слишком норовим надрываться, не говоря уже о переносном смысле и плодах духовных, ибо сказано же: «Не хлебом единым жив человек». Не понимаем мы, что Заповеди Божии – не призывы. Они – Законы, по которым должен жить каждый христианин, да что там – каждый человек.
– И что же дальше, отче? – чуть слышно спросил Василий. – Страшный суд?
– Да! Только мнится мне, что вряд ли любящий Господь при общем воскресении из мертвых вдруг обратится в гневного, карающего Судию. Думается мне, должно произойти вот что: наступит (наконец-то!) настоящее духовное прозрение самих воскресших людей после векового ослепления. И увидят они все дела свои, и ужаснутся им, и каждый будет судить себя судом своей разбуженной совести, и Страшный это будет суд для каждого человека, поверь! Это будет и наказание, и воздаяние каждому за дела его и даже помыслы.
– А Господь?
– Господь милосерд, – так же чуть слышно ответил отшельник.
И тогда Василий не удержался и с мольбой выговорил вопрос, который в свое время не осмелился задать даже владыке Николаю:
– А как же дети – невинные, безгрешные дети – им-то за что выпадают порой страшные мучения?! Почему на них не простирается Милосердие Господне?
– Неисповедимы Пути Господни, – тихо ответил Дионисий. – Как смею я толковать Его святую волю? Может быть, это те случаи, когда зла слишком много и оно сильно. Может быть, предвидение и всеведение Господа – кто знает, кем стал бы погибший младенец, если бы вырос? А может быть, страшно сказать, это тоже искупительная жертва, – чтобы тысячи и миллионы содрогнулись душою над своими же деяниями и осознали – так жить нельзя, это за пределами человеческого… Дорогую непомерно цену порой приходится платить за пробуждение Человека в человеке.
Читал я в одной богословской книге, что бессильны усилия человеческого разума примирить эти противоречия, ибо человек не есть мера творения: Вселенная построена по плану, который превосходит человеческий разум. Помнишь, как сказал пророк Иов в Библии: «Желания Божии и дела Божии существенно непонятны человеку и потому кажутся ему неразумными. Мы не постигаем Его, Он не взирает ни на кого из высокоумных. Все есть тайна, во всем тайна Божия».
Так сказал праведник. Чем ближе к Богу, тем отчетливее противоречия, и устраняются они не общественным строительством и не философическими рассуждениями, а только Любовью и Славой Божией. И чем больше этого Света, который отражается в праведниках, тем резче чернеют для нас мировые трещины…
* * *Они помолчали. Дионисий подбавил в очаг угля, сбрызнул его водой с какими-то благовониями, снял нагар с фитиля светильника. Василий потерял всяческое представление о времени: он не знал, тьма ли за стенами хижины или уже занимается утро. Может быть, уже целую вечность длится эта бесконечная ночь и Василию померещилось, что он может выйти из этой хижины таким же, как отшельник, стариком.
– Что же вы делаете здесь в горах, отче? – прервал молчание Василий, чтобы немного успокоиться от накала их предыдущей беседы. – Спасаетесь от греховного мира и пробуете жить по Божьим Заповедям? Так Он ведь заповедовал так жить среди людей.
– Э, нет! – тоже уже своим обычным тоном ответил отшельник. – Я здесь живу маяком и стражем на пути тех, кто еще будет идти тайными путями в Общину.
– А вы думаете, еще остались люди, которые знают эти тайные пути? – усомнился Василий.
– Будут еще долго те, кто будет искать эти пути. Вот и сейчас, в это самое время, идет со стороны Гималаев русская экспедиция в Тибет.
– Дойдет? – взволнованно спросил Василий.
– Как решат Учителя, – уклончиво ответил Дионисий.
– Ну хорошо, но ведь не бессмертны же вы, – сорвалось у Василия.
– Тогда здесь будет другой, – Дионисий весело осмотрел его с ног до головы. – Может быть, ты? Да нет, не надо тебе ни сюда, ни в Общину. У тебя другое предназначение.
– Вы уже второй раз говорите об этом моем предназначении так, как будто оно вам известно. Откуда? Разве вы как-то сносились с владыкой Николаем при его жизни?
– Я не буду пугать тебя рассказами об астральной связи, скажу, как было: да, я единожды писал ему незадолго до его кончины. И он мне ответил письмом.
«Что же было в том письме обо мне?!» – хотелось спросить Василию, но он понимал, что нельзя было задавать такого прямого вопроса. Умные, всеведущие глаза святителя вспомнились ему. Чего же он тогда, отрок, не сумел понять в этом испытующем взгляде?
* * *– Владыка Николай считал, что духовное и физическое совершенствование человека согласны между собой, – помолчав, сказал Дионисий. – Человек – создание из плоти и крови, и только духовное или только физическое совершенство в любом случае неполноценны. Человек задуман по подобию Творца – прекрасным, гармоничным созданием. Можно начинать идти к совершенству с любого конца пути – важно только помнить конечную цель и не забывать о второй половине работы над собой. Твой духовный наставник считал, что для благоденствия России нужны люди умные, высоконравственные в христианском понимании этого слова, и сильные, красивые физически. Россия всегда была богата пророками, но, как и везде, получалось так, что «нет пророка в своем Отечестве»: люди в штыки принимают каждое новое Слово. Всегда найдется тот, кто крикнет: «Распни Его!» Да и не нужно выдумывать это новое Слово – донести бы до спящих душ то, что уже заповедано Господом нашим.
Преосвященный Николай видел: можно идти не только испробованным путем пророков, святых духовных вождей народа, а и другим путем – тем, каким шел твой второй учитель, основатель Кодокана. Путем идти тем же, а Слово нести иное – православной церковью воспринятое и хранимое. Я в блужданиях своих не знаю, прав ли владыка, но признаюсь, что он видел дальше и выше меня. Тебе предстоит первому торить этот путь для юношей нашего народа – и да будет бесстрашен твой взгляд вперед. Ты это сможешь – начать. А дадут ли тебе продолжить… Это для меня сокрыто. Но в любом случае – это тоже путь тяжкий, крестный.
