Эдвард Радзинский - Железная Маска и граф Сен-Жермен
В Бастилии Эсташа Доже окружают небывалой секретностью. Никто в отсутствие Сен-Мара не может входить в его камеру. Сен-Мар обедает вместе с ним и даже порой ночует в камере заключенного… Как рассказывали старые тюремщики, из камеры часто слышался звук гитары, узник играл на ней часами. Старик, тюремный врач Бастилии, которому пришлось несколько раз лечить узника, осмотрел его тело. Впоследствии он описал узника: «Это был человек среднего роста, но весьма широкий в плечах. Он носил черную повязку на очень густых черных волосах»…
Но о лице врач сказать ничего не смог. Ибо он никогда его не видел: лицо узника было закрыто черной бархатной маской.
Повторюсь. Я не знаю, когда эта маска впервые появилась на узнике. Возможно, появилась она уже на острове Сент-Маргерит…
Но я знаю точно: со дня своего появления в Бастилии узник носил эту бархатную маску. И никто из персонала тюрьмы, кому случалось по долгу службы входить в камеру, не видел его без маски.
В Бастилии узник пробыл пять лет. В 1703 году Человек в маске умер.
Итоги
— Вот так в Бастилии закончилась история «важного» «простого слуги Эсташа Доже», — сказал месье Антуан, — история, оставившая нам с вами одни вопросы. Почему в Пиньероле узник ходил без маски? Почему тогда его лицо никого не тревожило? Почему впоследствии король начинает так бояться его лица? И почему в заключении в Пиньероле ему не присылали ни тонкого белья и кружев, и ел он на обычной оловянной посуде, и носил тюремную одежду?.. Более того, его содержали как слугу и заставляли работать слугой у Фуке. Но тогда отчего на острове Сент-Маргерит так удивительно все меняется — его содержат как арестанта-вельможу?.. И, наконец, почему в Бастилии ему надевают маску на лицо? У вас есть какая-нибудь версия, «милейший доктор Ватсон»? — насмешливо обратился ко мне месье Антуан.
— У доктора Ватсона никакой версии нет, — торопливо сказал я.
Я понял: мы подошли к разгадке.
Отступление, которое читатель может пропустить
— У графа Сен-Жермена в «Записках»… — начал месье Антуан и замолчал. Потом сказал: — У вас становится насмешливым лицо, когда я упоминаю имя графа. Впрочем, ваша насмешка скрывает обычную для смертного надежду — а вдруг? А вдруг кто-то жил столетия и, может быть, живет до сих пор? И даже сейчас сидит перед вами! Шучу, конечно. — Он засмеялся. — Хотя «живет» — это было бы неточное слово. «Обречен жить» — так точнее… Вы представляете эту бесконечную скуку… Менялись времена, но оставались те же одинаковые человеческие пороки… и ничего нового бессмертный не увидит под солнцем, кроме смены одежд. И все повторяют предшественников. Людовик XVI становится вашим Николаем Вторым, а несчастный Камиль Демулен превращается в Бухарина… И Робеспьер глядит лобастым Ильичом… И иерархия в ордене иезуитов ничем не отличается от партийной иерархии нацистов, да и вашей партии большевиков. И пытки инквизиции во имя Господа и счастья человечества, и пытки в лагерях XX века… во имя все того же счастья человечества! «Мы все уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм. И это будет храм всеобщего счастья», — сказал ваш Ленин. (Действительно, он это сказал — в беседе с меньшевиком Георгием Соломоном! — Э.Р.) Сказал, — повторил месье Антуан, — будто отвечая на вопрос вашего великого писателя: «Если для возведения здания счастливого человечества необходимо замучить лишь ребенка, согласишься ли ты на слезе его построить это здание?» Еще как согласился, погрузив в кровь целую страну! Россия, кровью умытая!
Как легко манипулировали людьми из века в век… Ибо каждый хомо сапиенс… удачник он или нет… обязательно ощущает некую свою несчастность… мечту о другой, лучшей жизни… Падший ангел, вспоминающий о небе. Чем мельче, жальче человек, тем сильнее в нем мечта сменить свою серую жизнь, стать причастным к великим свершениям. И потому из века в век народами управляют примитивные демагоги, умеющие облечь эти муки человеческой души в примитивные, яростные лозунги. Какой идиотский вековой сериал об одном и том же. Есть популярный роман о горце, который живет вечно и сражается с такими же бессмертными за право продолжать вечно жить… Поверьте, если бы такие люди существовали, они сражались бы за право умереть… отдохнуть от нашей бессмысленности… от крови нашей Истории в тени Креста с распятым людьми Господом. Что же касается графа Сен-Жермена, считайте, что он жил… или живет… или я его придумал, чтобы вам было легче слушать… Очередное фэнтези! Человечество удивительно поглупело в нынешний век. Ибо в мире произошла общая демократическая революция… К власти пришел плебс. И он диктует вкусы… Эпоха аристократов — эпоха Возрождения, эпоха Вольтера и Руссо — сменилась народной эпохой — эпохой Гарри Поттера, фэнтези — этих простеньких детских сказок, которые няня рассказывает на ночь. Возможно, и граф Сен-Жермен — одна из таких дешевеньких сказок…
Но тем не менее я продолжу о фантастическом графе Сен-Жермене.
Это случилось в одном из очаровательных баскетов Версаля, где под звездным небом происходили встречи «наших» — интимного кружка Марии-Антуанетты… Он и поныне сохранился, этот баскет — амфитеатр с гранитными маленькими трибунами над зеленой ареной. По бокам амфитеатра стоят гигантские бронзовые светильники и бьет вода из фонтанов… Вот там и состоялся этот разговор… Шел 1788 год, и граф Сен-Жермен приехал в Париж. Приехал, чтобы исполнить обещание — рассказать Марии-Антуанетте правду о Железной Маске… Он спешил рассказать ей, ибо точно знал, что более ему с ней не встретиться. Галантный век должен был умереть, и вместе с ним она — его воплощение.
И сейчас, на исходе второго дня, я перескажу вам его рассказ, сделав одно важнейшее замечание.
Нота бене
Если мои версии, мои заключения, которые я произношу от имени графа Сен-Жермена, покажутся вам убедительными, я разрешаю вам публиковать эту историю. Это мой вам подарок, дорогой друг. Итак, «мой доктор Ватсон», мы с вами завершаем историю Железной Маски. — Месье Антуан помолчал и как-то непривычно торжественно начал: — Итак, однажды летом в королевский дворец в Фонтенбло, где жил в это время восьмилетний король Людовик XIV, привезли его сверстника — очаровательного подростка.
Железная Маска: разгадка
Мальчик был строен, у него были огромные глаза с длиннющими ресницами… Так что Мария де Шеврез, встречая его, всегда шутила: «Ну зачем тебе, мальчик, такие великолепные ресницы, отдай их мне!»
Подросток был сыном бедного дворянина из провинции. Его звали Эсташ д'Оже де Кавой.
Маленького Эсташа сделали товарищем детских игр короля. Как и почему на нем остановился выбор, во дворце никто не знал. Известно было лишь одно: его очень полюбил мальчик-король. Время шло. Когда королю и Эсташу д'Оже стало по двенадцать лет, Эсташа сделали камердинером короля. Почему? Неужто не догадались? Разве не помните обычай в ваших русских дворянских семьях? Когда крепостная девка понесла от барина, бастард, как их называли в Париже, или выблядок, как их часто называли у вас, сначала воспитывался в господском доме товарищем детских игр молодого барина. Но подросши, часто становился его слугой — слугой законного сына.
Вольтер в своей версии о брате Людовика XIV, будто бы заточенном в Бастилию, был и прав, и не прав. Он не прав: королева Анна Австрийская никакого отношения к рождению несчастного Эсташа не имела… Ибо, если б имела (зная решительный характер этой дамы), никогда не разрешила бы так поступить с ее сыном. Но неправый Вольтер одновременно… прав! Ибо мальчик Эсташ действительно имел прямое отношение к королевской крови… Только не по матери, а по отцу… Он был плодом любовной шалости короля Людовика XIII. Оттого у королевы Анны была к мальчику злая нелюбовь… Но кто был матерью слуги Эсташа? И почему королева согласилась на его присутствие во дворце?
Я уже рассказывал о тени герцогини де Шеврез, будто бы беспокоившей по ночам джентльменов С-ль-клуба… Так я считал вначале. Но оказалось, я ошибся. Герцогиня де Шеврез не имела никакого отношения к несчастному привидению. Более того, она никогда не жила в доме, где помещается нынче этот клуб. Под именем герцогини де Шеврез в доме, принадлежащем ныне С-ль-клубу, жила другая…
Месье Антуан позвонил. И все тот же молчаливый слуга принес книгу в желтом кожаном переплете.
Месье Антуан начал медленно листать пожелтевшие страницы.
— Это знаменитые мемуары герцога Сен-Симона. Они изданы во множестве стран и в вашей стране тоже. Герцог Сен-Симон написал целую главу о добродетели Людовика XIII, отца «Короля-солнце»… Добродетели весьма фантастичной для королей и для того времени. — И месье Антуан начал читать по-французски, упиваясь звуками речи и одновременно переводя на русский: «Король воистину пылко влюбился в мадемуазель д'Отфор. Дабы иметь возможность видеть ее, беседовать с ней, он все чаще стал бывать у королевы (Анны Австрийской), чьей придворной дамой была мадемуазель д'Отфор. Он постоянно говорил о мадемуазель с моим отцом, который видел, насколько сильно увлечен ею государь. Отец мой в ту пору был молод и легкомыслен. Он не понимал, почему король, столь явно влюбленный и даже не пытающийся скрыть свое чувство, не решается на большее. Он подумал, что причиной тому робость, и захотел помочь своему повелителю. Однажды, когда государь страстно говорил об этой девушке, мой отец выразил свое недоумение, суть которого я только что изложил. Он вызвался стать посредником и все устроить. Король выслушал его, не прерывая, а затем, сурово глядя на него, сказал:
