Эйдзи Ёсикава - Честь самурая
Кедровая перегородка-фусума бесшумно отодвинулась. Саи почтительно поклонилась Нобунаге:
— Проснулись, мой господин?
— Который час?
— Час Быка.
— Хорошо.
— Что прикажете?
— Принеси мои доспехи и вели седлать коня. Приготовь что-нибудь на завтрак.
Саи была исполнительной и преданной служанкой, и Нобунага полагался на нее. Она понимала, что предстоит сегодня, но не выдавала своих чувств. Она разбудила оруженосца в соседней комнате, передала стражам приказ оседлать коня и занялась приготовлением завтрака для своего господина.
Нобунага взял в руки палочки для еды:
— С рассветом настанет девятнадцатый день пятого месяца.
— Да, мой господин.
— Никто в стране, верно, не завтракает сегодня так рано. Очень вкусно. Принеси мне еще. А еще что-нибудь есть?
— Морская капуста с орехами.
— Ты меня балуешь. — Нобунага доел одно блюдо и принялся за другое. — Настоящий пир! Саи, подай мне ручной барабан.
Свой барабан Нобунага берег как зеницу ока и любовно называл Нарумигата. Он положил его на плечо и несколько раз ударил в него.
— Превосходный звук! Это потому, что еще так рано. Звучит чище обычного. Саи, сыграй-ка мне, а я станцую.
Саи послушно приняла барабан из рук Нобунаги. Мелодичный звук из-под маленьких женских пальчиков разнесся по крепости, словно призывая спящих: «Вставайте! Вставайте!»
Нобунага запел:
Человеку суждено
Жить под небом лишь полвека.
Он встал и двинулся в танце, подпевая в ритм:
Наш бренный мир — лишь сон,
Напрасный и обманный.
Нам жизнь дана всего лишь раз,
Весь мир подвластен смерти.
Он пел громко, словно наступили последние минуты его жизни.
По коридору стремительно промчался самурай. Он преклонил колени перед князем, и его доспехи звучно ударили о деревянный пол.
— Ваш конь оседлан. Мы ждем ваших распоряжений, мой господин.
Нобунага застыл на месте.
— Ты ведь Ивамуро Нагато? — спросил он, взглянув на самурая.
— Да, мой господин.
Ивамуро Нагато был в полных доспехах. Нобунага не спешил облачиться в доспехи. Он продолжал танцевать под маленький барабан. Нагато недоуменно поглядывал на князя. Юный оруженосец, верно, что-то перепутал. Нагато поспешно оделся и предполагал найти Нобунагу в полной готовности. Стоило Нобунаге крикнуть: «Коня!» — и он сам опережал всех во дворе.
— Войди, не стесняйся! — сказал Нобунага, сложив руки в очередной фигуре танца. — Ты счастливчик, Нагато. Ты единственный видишь мой танец прощания с жизнью. Достойное зрелище!
Нагато, осознав смысл происходящего, устыдился своих сомнений и почтительно застыл в углу зала.
— Это слишком великая честь для такого недостойного человека, как я. Позвольте и мне спеть последнюю песню.
— А ты умеешь? Прекрасно! Саи, играй!
Служанка стояла понурив голову.
Человеку суждено
Жить под небом лишь полвека.
Наш бренный мир — лишь сон,
Напрасный и обманный.
Нам жизнь дана всего лишь раз,
Весь мир подвластен смерти.
Нагато пел, а перед его мысленным взором проносились долгие годы службы с той поры, когда Нобунага был еще юношей. Души певца и танцора слились воедино. В полумраке на бледном лице Саи заблестели слезы. Искусница Саи на этот раз играла на барабане прекрасно.
Нобунага швырнул на пол веер, воскликнув:
— Вот она, смерть! — Облачившись в доспехи, он обратился к верной служанке: — Саи, как только услышишь, что меня убили, немедленно поджигай крепость!
Отложив в сторону барабан, она склонилась в поклоне.
— Слушаюсь, мой господин, — ответила она, не посмев взглянуть ему в глаза.
— Нагато! Труби выступление!
Нобунага бросил взгляд в глубину дома, где жили его любимые дочери, посмотрел на поминальные таблички с именами покойных предков.
— Прощайте! — произнес он с глубоким волнением. Надев шлем, Нобунага выбежал из дома.
Трубный голос раковины прозвучал в предрассветной тьме. Из-за туч проглядывали яркие звезды.
— Князь Нобунага выступает в военный поход!
Самураи поспешили за своим господином.
Работники кухни и те, кто был слишком стар для сражения в поле, оставались охранять крепость. Они выбежали к воротам, чтобы проводить войско. Сейчас было видно, что в крепости не более полусотни мужчин. Да и войско Нобунаги было невелико.
Коня, на котором в это утро ехал Нобунага, звали Цукинова. В темноте у ворот шуршали листья, которые гнал сильный ветер, мелькали огоньки фонарей. Нобунага вскочил в украшенное перламутром седло и помчался к главным воротам. Доспехи и большой меч позвякивали на скаку.
Оставшиеся в крепости пали перед князем. Нобунага коротко попрощался с теми, кто долгие годы служил ему. Он жалел старых воинов, своих дочерей. Всем предстояли сиротство и лишения. Нобунага невольно прослезился.
Слезы у Нобунаги просохли, потому что Цукинова уже нес его навстречу рассвету.
— Наш господин!
— Остановитесь!
— Подождите!
Шестеро всадников — Нобунага и оруженосцы, — по обыкновению, скакали впереди. Нобунага не оборачивался на крики приближенных, которые пытались не отстать от князя. Враг был на востоке, там же находились и те, к кому он спешил на выручку. Когда они доберутся до места, где им предстоит умереть, солнце высоко поднимется в небе. Нобунага в какой-то миг подумал, что смерть его ничего не изменит в мире. Он родился на этой земле, здесь же и уйдет из жизни.
— Князь! Нобунага! — внезапно окликнули Нобунагу на городском перекрестке.
— Ёсинари! — удивился он.
— Я, мой господин.
— И Кацуиэ?
— Слушаюсь, мой господин!
— Быстро вы домчались! — похвалил Нобунага и, привстав в стременах, спросил: — Сколько вас?
— Двести. Сто двадцать всадников под началом Мори Ёсинари и восемьдесят воинов Сибаты Кацуиэ. Мы дожидались вас здесь.
Среди лучников, которыми командовал Ёсинари, были и Матаэмон и Токитиро с отрядом из тридцати пеших воинов.
Нобунага сразу заметил его. «А вот и Обезьяна», — подумал он. Нобунага обозрел свое воинство. Две сотни воинов, исполненных решимости сразиться и умереть. «Отваги им не занимать», — подумал Нобунага, и глаза у него загорелись. Конечно, такой отряд против армии в сорок тысяч человек — все равно что пригоршня песку против ветра. Нобунага сомневался, что воины Ёсимото обладают подобным мужеством и отвагой. Боевой дух соратников укрепил его волю. Пусть им суждено погибнуть, но их смерть не будет напрасной. Добровольно пойдя на смерть, они останутся жить в людской памяти.
— Светает. Вперед! — скомандовал Нобунага.
Он поскакал по дороге Ацута на восток. Воины следовали за ним в утреннем тумане, поглотившем придорожные дома. Воины катились валом, не соблюдая строя. По обычаю, когда князь отправляется на войну, все его подданные высыпают на улицу, провожая войско бодрыми криками. Войско идет под развернутыми знаменами. Военачальник едет во главе, блистая могуществом. Воины шагают под непрерывный барабанный бой. Нобунага был равнодушен к показному великолепию. Его отряд передвигался с такой быстротой, что невозможно было соблюсти строй.
Им предстояло сразиться насмерть. Нобунага скакал впереди, уверенный и решительный. Никто не отставал, не прятался под покровом тумана. По пути к отряду присоединялись новые воины. Сигнал к выступлению прозвучал внезапно, поэтому многие, не успев к построению, нагоняли отряд на улицах города.
Шум разбудил и тех, кто спокойно спал в этот ранний час. Заспанные крестьяне, торговцы и ремесленники отпирали ворота и кричали:
— Война! Война!
Они догадывались, что всадником, скачущим впереди, был их князь Нобунага.
— Нагато! Нагато!
Нобунага повернулся к Нагато, но того не оказалось рядом. Он скакал, отстав на пятьдесят кэнов, в толпе воинов. Вслед за князем мчались бок о бок Кацуиэ и Ёсинари. У въезда в Ацуту к ним присоединилась еще одна группа воинов.
— Кацуиэ! — прокричал на скаку Нобунага. — Мы приближаемся к вратам храма! Надо остановить все войско. Я хочу помолиться напоследок.
У храмовых ворот он спешился. Верховный жрец и его свита поспешили навстречу князю.
— Благодарю за встречу. Я приехал вознести молитву перед сражением.
На подступах к храму, между двумя рядами деревьев, висел туман. Верховный жрец подошел к священному ручью для совершения обряда очищения. Нобунага омыл руки из черпака и сполоснул рот. Затем зачерпнул воду ладонью и выпил одним глотком.
— Доброе предзнаменование! — громко, чтобы его услышали воины, произнес Нобунага, глядя в небо.
Туман рассеялся. Ветви старого дерева алели в лучах восходящего солнца. Над головами воинов летела стая птиц.
