Явдат Ильясов - Стрела и солнце
Пираты замолчали. Но тишина действовала угнетающе, разбойников охватил страх.
— Вот что, Клеомен, — опять подал голос Драконт. — Не зря говорят: молись Афине, но и рукой двигай. Выползи на конюшню, осторожно, как мышь, юркни во двор. Посмотри, что там делается. Остерегайся собак.
Пират нырнул через черную пустоту входа в другую часть подвала, примыкающую к скотному двору.
— А ну, молодцы, поднимайтесь, — мрачно приказал вожак. — Пора браться за дело.
— Но ведь Аспатана… — возразил было Лисандр, но Драконт гневно перебил товарища:
— Э, будь он проклят! Может, Аспатана не появится до самого утра? Кто знает, какая беда с ним приключилась. Напился. Схвачен. Или отослали куда-нибудь. Всякое бывает.
— Тогда бы Кастор и Полидевк…
— Нет, тут пахнет чем-то скверным. Пошевеливайтесь!
— А как Коттал узнает, что мы начали, если те двое…
— Как-нибудь узнает! — свирепо зашипел Драконт. — По шуму догадается. Делай свое дело, болван!
Пираты сбросили плащи, потуже затянули пояса, приладили к левой руке щиты, попробовали, хорошо ли выходят мечи из ножен, опустили забрала шлемов.
И тут появился растерянный Клеомен.
— Что такое? — встрепенулся Драконт.
— Х-хода… н-нет, — ответил Клеомен, заикаясь.
— Как нет? — испуганно прошептал Драконт. — Куда он девался!
— З-завален!
У пиратов волосы зашевелились от ужаса. Тайник открыт! Драконт трясущейся рукой отер сразу выступивший на лбу липкий пот, спросил пересохшими губами:
— Ты… хорошо проверил? Может, Аспатана чуть привалил камень, чтобы кто-нибудь случайно не забрел сюда?
— Нет, целая глыба, не своротить. Но это не все. — Клеомен, внезапно ослабев, прислонился к стене. — Слушайте.
Пираты стихли.
Наверху нарастал шум — не пьяный, беспорядочный гвалт и визг праздничных шествий и плясок, а сдержанный гул воинских отрядов, готовых к битве. До слуха морских бродяг донеслись звуки отрывистых команд, топот множества ног, обутых в тяжелые солдатские башмаки, стук щитов и звон мечей.
— Вокруг дома полно народу, — просипел Клеомен. — Попались!
— А-а, прроклятье! — зарычал Драконт. — Нас предали, дети мои. Это сделал Аспатана!
Он одним прыжком выскочил на середину помещения.
— Друзья, мы в ловушке! Сюда херсонеситы не посмеют сунуться… — Драконт покосился на темный ход и дико оскалился, — но способ выкурить нас они найдут. Пробьемся через потолок! — Драконт сунул кулак вверх. — Ликон, рябой Фиамид, проверьте, насколько он прочен. Только бы вырваться из этой дыры, а там — ыхх! — Главарь вцепился в рукоять меча и заскрежетал зубами.
И вдруг они услышали сквозь какую-то невидимую для них отдушину приглушенный голос Аспатаны:
— Харн! Сдавайся, иначе — смерть.
— Сдаться?! — взвыл Драконт. — Я тебе сдамся, предатель, нож тебе в глотку, сарматская вонючка! Дай только выбраться отсюда… Как потолок, Фиамид?
— Прочный. Не доски — отесанные бревна. Не разломать.
— Разломаем! Веселей, братья! Мы еще выйдем с вами в родное море. Видите этот столб? А ну, навались! Он послужит нам вместо тарана.
Пираты поднатужились, опрокинули прямой и толстый дубовый столб, подпиравший балку.
— Двадцать человек ко мне! — распоряжался Драконт, раскрасневшийся от возбуждения. — Несите к стене всякий хлам — солому, пифосы, тюки. Стройте откос, вроде лестницы. Что там за горшок, Диоклид? Нефть? Тащи сюда, пригодится! Разожги хороший факел, да поживей. Вон пакля. Остальным — опутать таран веревками, вот они, свисают с балок. Волоките таран по откосу!
Моряки, задыхаясь от спешки, волнения и страха, быстро и точно выполняли приказания вожака.
— Ойе-е-е… — протяжно скомандовал Драконт. Пираты, разместившись на откосе двойной цепью, попарно, плечо к плечу, откачнули таран вниз. — Раз!!!
Таран грузно нырнул косо вверх, в потолок обрушился сокрушительный удар.
— Ойе — раз! Ойе — два! — выкрикивал Драконт, и мощные удары все чаще и круче долбили перекрытие. — Ойе-е! — завопил Драконт, когда сверху затрещало и на пиратов посыпались щепки. — Бей!!
…Трах!!! Середина потолка разлетелась вдребезги. Послышались испуганные голоса херсонеситов.
— Нефть! — завизжал Драконт.
Вспыхнула в горшке темная жидкость. Тяжелый сосуд, разбрызгивая огненные струи, стремительно промелькнул над головой Драконта и нырнул в отверстие. До пиратов донесся чей-то душераздирающий крик.
— Ха-ха-ха! — заревел Драконт злорадно. — Что, жарко? Вперед, молодцы!
Прикрывшись щитом и стиснув меч, он ринулся по откосу.
Как выходцы из тартара, как магма из вулкана, бешеным потоком вырвались пираты из подвала, и дом Ламаха огласился утробными воплями и стонами избиваемых людей.
Первым им подвернулся Аспатана. Пираты кинулись на бывшего раба, словно волчья стая на буйвола. Как ни сопротивлялся могучий привратник, его в три мгновенья зарубили, растерзали, разнесли на куски.
По комнатам и двору катился устрашающий визг:
— Стрела и солнце!
— Сжечь! — сказала Гикия. — Сжечь всех, никого не выпускать!
Рядом с нею стояли Ламах, Клеариста, мачеха, братья. Тут же извивались на земле крепко связанные Коттал, Кастор и Полидевк.
По всему городу сверкали гирлянды огней. Они кружились в темноте, как рои светляков. Казалось, звезды упали на город и мечутся, заплутавшись в тесных переулках.
С улиц и площадей доносился гул — не праздничный шум радостных толп, как днем, а тревожный грохот ночного сражения. Крики гнева, ярости и страха раздавались внизу, в гавани, и на башнях цитадели, и у западной стены города, недалеко от того места, где стоял Ламахов дом.
Херсонеситы, спустив на воду десяток галер, обошли мыс с севера, внезапно напали на триеры боспорян, одну потопили, оставшиеся обратили в бегство.
Другой отряд устроил засаду на южных подступах к городу и неожиданным ударом опрокинул и рассеял в темноте солдат Протогена, торопливо двигавшихся со стороны бухты Символов.
Зиф и Ксанф во главе народного ополчения добивали в темных переулках и домах последних приверженцев Коттала.
Но решающая схватка произошла у жилища первого архонта.
Пираты, пробив дорогу наверх, захватили дом, но, к их удивлению, он был пуст.
Опьяненные первой удачей, они рыскали по комнатам и хранилищам, точно степные хищники в овчарне, но ничего путного им добыть не пришлось. Самое ценное исчезло до того, как разбойники вырвались из подвала. Только и успел Драконт, что убить несколько задержавшихся во дворе херсонеситов.
Дом пылал.
Опасно выпустить на свободу Драконта и его сподвижников — они вернутся, чтобы отомстить.
Гикия велела обложить усадьбу связками хвороста, сена, облить нефтью и поджечь. Так будет верней. Вдобавок к этому присоединился пожар, вспыхнувший внутри дома от горшка с горючей жидкостью.
Шайка очутилась в огненном кольце.
— К воротам! — закричал Драконт. — Поднимем катаракту, пробьемся сквозь стадо трусливых баранов, а там — пусть ловят нас, если догонят!
Шайка ринулась к воротам, но поднять решетку пиратам не удалось — десятки стрел и метательных копий ударили разбойникам в лоб сквозь железные прутья.
— Бейте их! — исступленно кричала Гикия, размахивая пикой.
Пираты бросились к скотному двору. Они лезли на стены и крыши, прятались за углами, прыгали в цистерну с водой, карабкались по колоннам, но всюду их настигало пламя и сверкающие, как пламя, стрелы, копья и мечи. Шайка редела на глазах.
Наконец их осталось трое — Драконт, Лисандр и косоплечий Фиамид,
Они вновь побежали к воротам.
Лисандр схватился за живот, пробитый длинной скифской стрелой шерстобита Дато, споткнулся и ткнулся головой в землю.
Фиамид, пораженный прямо в лицо копьем, брошенным рукой тавра Кунхаса, опрокинулся навзничь.
Драконт вцепился в прутья катаракты и завопил от ярости.
— Не стреляйте, это Харн! — предупреждающе крикнула Гикия.
Херсонеситы опустили копья и луки.
Наступила тишина, если не считать гула пламени да грохота обрушивавшихся балок.
Харн перестал трясти решетку и впился сумасшедшими глазами в лица херсонеситов.
Отблески пламени ложились на них алыми пятнами, и в мутнеющем сознании пирата мелькнула жуткая мысль: неужели все люди, которых он зарезал за свою не слишком долгую жизнь, явились сюда, истекая кровью, чтобы судить его за преступления?
Он передернулся от страха.
Сзади и с боков к пирату подбирался бушующий огонь. Тлеющая одежда обжигала спину. Трещали всклокоченные волосы. Харн задыхался, горячий воздух раздирал ему больные легкие. На губах пузырилась кровавая пена. Ноги подгибались от слабости.
— Конец! — прохрипел Харн, чувствуя за плечами дыхание смерти.
