Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
Наконец-то всю страну на этот раз подвело всегдашнее русское «авось».
2
Грузились в самолёт нехотя, исподволь.
Был канун Рождества. Морозный ветер, сдувая с обочины снег, как наждаком шлифовал бетонированную взлётную полосу.
Молодой пилот, несколько смутившись за свой «комсомольский» порыв, трезво оценил эту «шарашкину контору» и, похлопав по карманам своей синей лётной куртки с крылышками на правом рукаве, достал сигарету и тоже закурил, присел на дощатый ящик с оборудованием, отыскивая глазами в этом сброде старшего.
Назаров, хоть и был назначен производителем предстоящих работ, но ничем не отличался от своих подопечных. Он и всегда старался не выделяться, пройдя сам в ранней юности крутую рабочую выучку. Вот и сейчас: те же стёганые мешковатые штаны с отвислым задом, шитые ещё по выкройкам первых пятилеток, негнущаяся фанера валенок, брезентовая куртка поверх телогрейки да серый вязаный подшлемник на голове.
Одежда не отличалась от обычной зековской, но была самой подходящей для северных мест, особенно где – закон-Тайга.
«Может быть, так много лагерей на Северах потому, что лагерная одежда самая подходящая для этих мест, а, может, сами места эти глухие и ледяные под такую одежду», – заметив ищущий взгляд летчика, иронизировал про себя Назаров, топча большими валенками снег.
Лётчик молча пожал его протянутую ладонь, с недоумением взглянув на Кирилла, и продолжил шарить глазами по взлётной площадке.
Назаров, прикурив от его сигареты, представился, и «летун» по-мальчишески заспешил, говоря, что время не ждёт, надо быстрее загружаться, погода начинает портиться, в график полёта надо уложиться и, – побыстрее.
Ну, что ж, коли есть график. Тогда другое дело… Тогда конечно… Уложимся. И ребята стали подтягивать свои манатки к самолёту.
Лётчик, обрадовано взлетев с фанеры ящика, тут же оказался внутри воздушной машины.
Кирилл – за ним, кивнув своему бригадиру и ещё одному оболтусу следовать в самолёт – надо принимать и складировать груз. Ребята, к удивлению Назарова быстро справились со столь привычным делом, правда, пришлось повозиться со сварочным оборудованием. Трансформатор – вещь необыкновенно тяжёлая из-за своих магнитопроводящих пластин и обмоток – никак не хотел втискиваться в люк и придавил одному зазевавшемуся рабочему палец.
Закрутившись волчком, монтажник, матерился по-чёрному, отрясая руку, с которой скатывались на снег красные рябиновые ягодки.
Лафа толкнул его головой в сугроб, чтобы тот немного поостыл.
Из-за нерасторопности этого «самоделкина» пришлось снова перекантовывать по хлипкой лестнице эту двухсоткилограммовую «дуру».
Второй пилот, неожиданно вынырнувший из кабины самолёта, оказался вовсе не вторым пилотом, а, судя по нашивкам, первым. Подойдя к сваленному в кучу монтажному хозяйству, он, строго взглянув на своего молодого напарника, жёстким и властным голосом приказал всё выгружать обратно на снег.
К удивлению Назарова ребята, правда, рассыпая отборный мат, стали вытаскивать на взлётную полосу всё, что было загружено, включая и тот проклятый трансформатор.
Командир, сразу определив в Назарове старшего группы, стал дотошно объяснять центровку машины в полёте, рассказывать о равномерном распределении массы и надёжном закреплении каждого груза отдельно.
Теперь первым закрепили специальной лентой за скобы на фюзеляже всё тот же трансформатор, чтобы он оказался в хвостовой части, затем стали также обвязывать по одному и многочисленные ящики.
Задраив входной люк, лётчики предупредили перелётных монтажников, чтобы все пристегнулись к дюралевым креслам и никаких хождений во время взлёта. Предупредили, что курить в полёте также нельзя.
Старшой ещё раз внимательно всё осмотрел, потрогал крепёж, и оба лётчика скрылись в кабине.
Раскручивая винты, взревели двигатели, задрожал корпус самолёта, побежала освобождённая от снега лента бетонки, мелькнуло внизу какое-то строение, и появилась глухота в ушах.
Самолёт быстро набирал высоту.
Вынырнув из-за облачной пелены, неожиданное по-летнему яркое солнце брызнуло в салон, и самолёт, как бы нежась в его лучах, завис на месте. Он висел в небесном бескрайнем пространстве, бешено лопатя синеву неба сверкающими винтами. Под крылом ослепительно белели сугробы густой облачности, над головой высасывающая зрачки непривычная синева неба.
Ах, Есенин, Есенин! «…Только синь сосёт глаза»…
Самолёт держал путь из Тамбова строго на восток, в Сибирь, в далёкий таёжный посёлок с названием ничего не говорящим слуху русского человека – Мамырь. Вернее, самолёт летел до Братска, ну а там бригаду должны были встретить люди ещё одного маклера, подельника Совы, по кличке Мамай.
Кирилл за время работы так и не узнал его настоящее имя. Все называли его Мамай да Мамай.
Вот какие товарищи по баланде были у тамбовского депутата городской думы Савенкова Григория Матвеевича, Гоши Совы!
Внедрение импортной технологии в производство продиктовала Мамаю сама жизнь. Открылись все порубежные ворота. Бери, сколько проглотишь, и неси! Такой клич бросил Президент в жаждущую толпу своих прихлебателей. И… – понесли!
Китай под боком, он покупает всё, вплоть до древесной коры. Грандиозная стройка века!
У китайцев спрос на цементно-стружечную плиту был бешеным. Платили хорошие деньги, и не юанями, а полноценным долларом. Вот тогда и решил Мамай кинуть Сову – до Тамбова тысячи и тысячи километров, а Китай вот он, на огородах!
3
…Летели, как пешком шли.
Кирилл оглянулся по сторонам. Ребята с любопытством посматривали в круглые, как очко, иллюминаторы, о чем-то сквозь рёв моторов кричали.
Все были возбуждены и подвижны.
В салоне самолёта обшарпанные пластиковые панели местами были отодраны, обнажая тонкий металл фюзеляжа. Казалось, ткни пальцем – и попадёшь в небо. Было видно, что эту «сивку» укатали крутые горки.
Воздушный грузовичок дрожал всем корпусом и вибрировал так, что казалось, вот-вот оборвутся все болты и заклёпки, и люди высыпятся из его чрева, как семечки из горсти. Но время шло, дюраль вибрировала, самолёт, хоть и медленно, но передвигался по небесным колдобинам и люди оставались на своих местах.
Успокаивало ещё и то, что лётчики тоже не имели парашютов. Поэтому они изо всех сил будут стремиться дотянуть самолёт до места назначения. Обнадёженный этой мыслью, Кирилл начал было подрёмывать, согреваясь от тёплой воздушной струи под ногами, как его толкнули с армейской бесцеремонностью.
– Прими, начальник! – Перед носом щерился Лафа, подсовывая под руку наполненный до краёв стакан водки.
Впереди было ещё часов семь-восемь полёта, почему бы и не расслабиться, коль попал в такое стадо, и Кирилл перехватил плескавший ему на колени стакан.
Ребята тоже зашевелились, перебирая содержимое своих сумок. Слов не разобрать, одни жесты, как в немом кино.
Водка была ледяной и безвкусной. Выпить целый гранёный стакан – много. Но, с другой стороны, кто будет за тобой допивать? Вылить под ноги – немыслимо. Побьют. И Кирилл с короткой передышкой, влил в себя содержимое до конца.
Не успел даже от знобкости передёрнуть плечами, как бригадир ему уже услужливо протягивал хорошо пропеченную куриную ляжку. Невеста Сергея Подковырова сопроводила своего женишка основательно.
– Жена-баба в дорогу собирала, – уловив взгляд Кирилла, лыбился Лафа. – Привязчивая – страсть! Пришлось поклясться, что как только прибуду из командировки, так и под венец, – лукаво подмигнул он понятливому прорабу.
От нашего стола – вашему столу!
Назаров распоясал свою дорожную сумку, вытащил оттуда любимую монахами Соловецкого монастыря и покойным писателем Солоухиным перцово-чесночную настойку собственного приготовления, комок фольги, в котором был запечён обвалянный в красном перце свиной окорочек, пару солёных огурчиков, а хлеб – добавил Лафа.
Так что хорошо сидеть можно было долго.
Грести против течения было бесполезно, и они поплыли…
Ныряя и выныривая, Кирилл незаметно погружался в омут, в то время как их самолёт входил в ночь.
Его орава, свесившись с сидений, пристёгнутая страховочными ремнями спала обвальным сном.
Привыкший к шуму винтов Кирилл уже не замечал рёва моторов, только равномерный убаюкивающий звук. Страшно захотелось покурить. Его сегодняшний напарник по выпивке, привалившись к плечу, тоже похрапывал.
Что оставалось делать? Он закрыл глаза и закачался в сладкой дрёме.
Из состояния забытья Кирилла вывело странное чувство, словно кто-то суёт ему в нос воняющую табаком тряпку. Он, махнув возле носа рукой, открыл глаза. Перед ним никого не было.
При всём неудобстве для пассажирских перелётов, самолёт всё же был оборудован одной точкой, без которой восемь часов перелёта человеку было бы трудно перенести. И вот та самая точка располагалась за лёгкой дюралевой перегородкой, как раз рядом с креслом, в котором, блаженно вытянув ноги, дремал Кирилл.
