Михаил Голденков - Северный пламень
— А что, разочаровал вас король своей внешностью? — спросил Микола, смущенно улыбнувшись Фекле.
— Нет, очень даже милый и скромный хлопец, — засмеялись ее светло-серые глаза, — он тут напугал весь свет, а сам смирен, как ягненок.
— Это верно, — кивнул Кмитич, — но если бы видели, как бесстрашно этот ягненок бросается с саблей на врага и ведет за собой вперед солдат, то так бы не говорили. Хотя верно… В быту он скромен, прост и даже застенчив. Но пройдемте! Чего мы тут встали?
Заговорившись с дочкой Онюховских, Микола не заметил, как все уже прошли в гостиную, оставив внизу лишь их одних…
Через час приехали две коляски и два крытых фургона с королевскими людьми. С этим обозом прибыли министр и другой адъютант. Используя Миколу в качестве переводчика, мать Феклы стала расспрашивать камердинера, какое кушанье король более любит.
— Всякое жареное мясо, свинину и дичь, — отвечал камердинер, — из зелени он предпочитает шпинат, а из приправ петрушку и руту. Свежих фруктов теперь нет, но если у вас есть лимоны, положите перед ним на столе. Король очень любит их.
— А вино? — спросила пани Онюховская.
— Никакого, — был краткий ответ, — король не пьет даже пива. Он пьет одну воду. Ну и молоко любит тоже.
Обед был готов в два часа, и пани Онюховская вновь спросила у камердинера, на сколько особ прикажет король накрывать стол. Камердинер доложил королю, а потом объявил, что король будет обедать за одним столом со всем семейством. Это Онюховских очень обрадовало, но Казимир лишь сожалел, что нет его сыновей, которые находились в Вильне, в школе.
За столом Микола заметил, что Фекла пристально рассматривает Карла, который, похоже, не обращал ни на кого внимания. Девушки, даже красивые, вновь не вызывали у него интереса. Карл с аппетитом ел, нахваливая голову дикого кабана, блюдо, что хозяйка по-французски называла la hure в студне. Во время обеда Карл расспрашивал Онюховского о положении края, о настроении людей. При этом явно осмелевшая пани Онюховская вновь дала волю своим накопившимся обидам.
— Ох, ясновельможный пан круль! — всплеснула женщина руками. — Воруют нас все! И ваши, и московиты! Даже наши собственные шляхтичи, те, кто за Станислава, и те, кто за Августа, ведут себя одинаково, не лучше, обдирая нас до нитки. Ну а пуще всего, конечно, беспокоят казаки и калмыки московские. Эти бестии — сущие разбойники!
Карл покачал головой, сказав при этом по-русски:
— Шельми! Татари московския! — и улыбнулся. Все также засмеялись неожиданным познаниям Карла в русском языке.
— Война скоро закончится, — добавил король уже серьезно по-немецки, — и я дам средства Станиславу Лещинскому вознаградить Польшу и Литву за все, что они претерпели…
Все шведские офицеры пили вино, подливая и нахваливая. Они нисколько не стеснялись присутствия короля, который пил одну воду, жевал беспрестанно хлеб и не обращал на других внимания.
Микола не без ревности следил за реакцией Феклы, а та, похоже, продолжала пристально изучать Карла, бросая то и дело на него любопытные взгляды своих пытливых глаз. Но шведский король лишь раз бегло взглянул на нее как на просто присутствующего за столом человека, не более. Взглянул, вежливо кивнул, чуть улыбнувшись… и тут же забыл о ее присутствии…
«Чего я так нервничаю? — злился сам на себя Микола. — Неужели я ревную? Нет же! Эта девочка мне в дочери годится… Впрочем, в дочери мне могла при желании сгодиться и Марта, там, в Риге… А Карл все тот же! Не обращает внимания на дам. Все силы, идущие у молодых людей на любовь, похоже, ушли у него на войну… Жаль его… Хотя самого себя разве мне не жаль? Я такой же одинокий волк, как и Карл. Только он еще молод и у него все впереди, а мне уже за сорок перевалило. А я все бегаю, как молодой, все воюю… Хотя что еще делать, когда вся страна заполнена чужими войсками?..»
После обеда Фекла сама подошла к Миколе, что ему даже чуть-чуть польстило, и спросила:
— А Карл любит женщин?
— У него на них просто нет времени. За его плечами целая армия! — ревниво заметил Микола, догадываясь, что Карл понравился этой девушке.
— Как Александр Македонский? — спросила Фекла по поводу женщин.
— Верно, тот тоже долго не обращал на девушек внимания. Но потом все же женился на персидской царевне Роксане, насколько я помню… А вы, пани Фекла, похоже… вам понравился король? — Микола смутился своему чуть дерзкому вопросу. — Вы так на него смотрели…
— Я его изучала. Пыталась определить, что он за человек, — ответила Фекла.
— Одним взглядом?
— Так, верно. Моя бабушка была ведьмой, — девушка сделала страшные глаза, но при этом улыбнулась, — она могла вызвать ветер, увидеть будущее, посмотреть на человека и многое о нем сказать. Мне кое-что передалось.
— Ну, и что же вы увидели в Карле? Он вам понравился?
Лицо Феклы стало немного опечаленным.
— Ну, как вам сказать… Я не могу сказать, что он мне очень понравился внешне, пусть у него глаза как сапфиры, но могу точно сказать, что он необычный человек. Это так. В самом деле, как и говорят о нем. Он — огонь. Вот он скромный с виду человек, а этот огонь так и клокочет в нем. И играть с таким огнем опасно. Даже ему самому…
— Верно, — кивнул Микола, — Наш юный Карл таков. Только бы он не заигрался этим огнем. А у меня уже есть такое ощущение…
— Но вы тоже огонь, — перебила Фекла Миколу.
— Разве? — брови князя удивленно взметнулись.
— Так, — кивнула девушка, — только огонь другой. Огонь домашнего очага. Спокойный.
— Ну, слава Богу, — засмеялся Микола, — но вы верно сказали. Мне за азартом короля не угнаться. У меня в этой жизни иное предназначение. Я…
— А вы тоже не женаты? — спросила Фекла, вновь перебив Миколу.
— Тоже не женат, — кивнул князь, искоса посмотрев на Феклу. К чему она это?
— Тоже как Александр Великий? — засмеялись ее глаза.
— Верно! — тоже широко улыбнулся Микола.
— И тоже нет времени? — глаза девушки уже почти сочувственно смотрели на оршанского князя.
— Так, нет времени, — кивнул он, — где же его взять, когда я весь в походах? Был-был мирным человеком, а потом в одночасье стал военным. И теперь не знаю, когда все это остановится.
— Надоело воевать?
— Конечно. Кровь и смерть не для меня. Особенно надоело, что эта война двух иностранных держав проходит на нашей земле, терзая и убивая ее. Петр очень хитро поступил. Воюет здесь, а не у себя, хотя сам начал эту войну. Карл тоже бьет его на нашей территории, не желая идти в Московию. Ну все против нас!
— Король говорит, что скоро война закончится. Вы, пан Микола, еще совсем не старый, молодой пан. Тогда и оженитесь, — как-то заботливо, по-родственному сказала Фекла, словно жалея оршанского князя. Микола засмеялся.
— Какой же я молодой? Я всего на год младше твоего отца!
— Значит, вам сорок?
— Даже сорок один.
— Ну, по вам не скажешь! — совсем не удивилась Фекла. — Я думала, вам не более тридцати, а значит, вы молодой, раз так выглядите. Мужчины долго остаются молодыми. А мы — нет. Я вот скоро уже стара для замужества буду. Это мне так матуля говорит всегда, особенно после того, как я тут одного жениха отшила. Ну не понравился он мне!
— А сколько тебе лет?
— Восемнадцать… Скоро будет.
— Ну! — усмехнулся Микола. — Ты еще в самом деле молодая! Год или даже два в запасе есть!
— Ну а где тут хороших женихов найти, когда война кругом и все воюют?
— Да что мы все про женихов, да про женихов! — несколько смутился Микола. — Ты лучше расскажи, чем тут занимаешься по вечерам. Не скучно?
— Бывает скучно. Но это лучше, чем опасно. Тут недавно бой был не то с казаками, не то с калмыками. Хорошо, что разбили их всех, а то до нашего бы дома добрались. Так лучше уж скучно будет, чем опасно. Сидим с матулей, вяжем, гадаем на Купалье, на Ярилу, и на Крещение особенно. Часто книги читаю. Я люблю читать. Даже сама верши сочиняю.
— Да? Как интересно! Прочитай что-нибудь!
Фекла смутилась, опустила лицо, вспыхнувшее красной краской, словно ее просили сделать что-то неприличное.
— Ну вот! — засмеялся Микола. — Стесняемся! Зря. Ну, давайте тогда я что-нибудь почитаю! Кстати, совсем недавно сочинил, во время похода.
— Ну, хорошо, прочитайте, — она подняла глаза, — а я потом.
Микола приосанился и продекламировал негромко:
Я не ведаю iншaй дзяржавы,
Што зняважана ўласным народам,
Затаптаўшым у бруд яе славу,
Яе спадчыну, гонар, свабоду.
И тоже вдруг покраснел.
— Соврал я, Фекла. Это мой отец про нашу Спадчину написал в годы войны с Московией, когда в лесах партизанил. Он хоть и слыл лишь знатным воином и лихим рубакой, даже дьяволом его называли, писал еще и хорошие верши. Как и его старший брат, мой дядя. Правда, я дядю Миколая не помню. Меня в честь него и назвали. Отец, впрочем, никому свои верши не читал, только самым близким людям.
