Александр Дюма - Графиня Салисбюри
Глава XXII
Два несчастных события с Иоанном Леви и Гильомом Монтегю, и отъезд графа Салисбюри в Маргат, а графини в замок Варк, прекратили празднества, происходившие в Виндзоре. Впрочем, и сам Эдуард недолго должен был пробыть в Лондоне. Он говорил, что желает осмотреть южные гавани, чтобы ускорить начатое им вооружение. Поэтому и выехал в тот же самый день, как и Алисса, не дождавшись возвращения своего посланного, и, казалось, был озабочен до того, что забыл важность дела, окончание которого было поручено графу Салисбюри, и об успехах этого дела Салисбюри должен был донести королю по возвращении своем в Лондон.
Последствия этого дела были точно те самые, каких ожидал граф. Оливье Клиссон и мессир Годефруа Гаркур скрепили подписью свое обещание, и по уполномочию сира Авогура, мессира Тибольта Монтморилона, сира Лаваля, Иоанна Монтобана, Аленя Квидилака, Гильома Иоанна и Оливье Брио, Дени Плесси, Иоанна Малара, Иоанна Сенедари, Дени Кайлака и сира Малетруа подписались и за них; поэтому Оливье Клиссон и Годефруа Гаркур в ту же минуту получили свободу; Салисбюри видел сам, как они сели на корабль и отправились в свое отечество. О смерти же Гильома Монтегю граф узнал только по возвращении своем в Лондон.
Граф любил своего племянника, как родного сына; но граф был рыцарь своего времени и имел сердце четырнадцатого столетия, то есть был таким человеком, который, подвергаясь сам ежедневно опасностям, считал смерть гостьей, которую должно встретить, несмотря на весь ее ужас, спокойно и благочестиво.
Почему и решился отправиться для представления подписанного обещания французскими баронами Эдуарду и, откланявшись королеве, в тот же день оставил Лондон.
Эдуард, соединявший в себе в одинаковой степени три редких качества того века: искусного политика, отважного воина и пылкого в любви рыцаря; во время празднеств, происходивших в Виндзоре, вел с одинаковым успехом три важные, совершенно противоположные одно другому дела.
Иаков Дартевель, которого мы в продолжение двух лет потеряли из вида, пользовался постоянно доверием и привязанностью добрых людей Ганда и поддерживал дружеские отношения с королем Эдуардом, даже более: Рютвер, благоразумно рассуждая, что союз с Англией по выгодам торговли необходим его соотечественникам по получаемой ими из Валлиса шерсти и из Иорского графства кожам, полагал, что не трудно будет его упрочить. И средством к продолжительному союзу полагал заместить молодым принцем Валлисским наследником Фландрии, Людовика Кресси. Потому что, по мнению Иакова Дартевеля, наступило время произвести в действие этот важный политический переворот, к которому, как писал он Эдуарду за несколько месяцев до празднеств, бывших в Виндзоре, умы были расположены.
Эдуард предвидел, что время этого переворота скоро наступит, почему и расположил все к его исполнению; полечив письмо от Иакова Дартевеля, он не открыл никому этой тайны, из опасения, чтобы ее не разгласили. По союзу дочери его с молодым графом Монтфорским, Бретань была на его стороне; по избранию принца Валлисского на место Людовика Кресси, Фландрия тоже должна быть за ним. И этими событиями осуществлялась исполинская мечта, которая могла только представиться воображению короля Англии; потому что, оставаясь на своем острове, он держал как будто в руках своих Францию; но для приведения в совершенное исполнение этого предложения необходим был в продолжение целого года мир. И он заключенным и подписанным договором с герцогом Нормандии обеспечил себя в продолжение этого года перемирием, которое должно было продолжаться до дня Святого Михаила 1346 года, то есть в продолжение восемнадцати месяцев. Это перемирие, впрочем, не изменяло ничего в одинаковых правах Карла Блуа и графа Монтфорского; приверженцы обоих соперников могли даже продолжать свои сшибки, так что ни один из королей, принявших в них участие, не принимал на себя ответственности в этих частных встречах; короче сказать, все было устроено таким образом, чтобы каждый воспользовался всеми, зависящими от него средствами; мог по истечении срока перемирия с новым рвением возобновить войну; почему и необходим был Эдуарду договор, заключенный графом Салисбюри с Оливье Клиссоном и Годефруа Гаркуром. Этим договором упрочивалось помоществование Англии двенадцати владетельных особ, тогда как Бретань и Нормандия доставляли ему такие вещественные силы, которым трудно было сопротивляться Филиппу Валуа.
Уверенный, что в начатых переговорах графом Салисбюри, в его отсутствии будет равный успех, как бы и в его присутствии; Эдуард обратил все свое внимание на Фландрию, и когда граф, спустя восемь дней до отъезда короля, прибыл в Сандвич, где он должен был найти Эдуарда, ему сказали, что король накануне отправился дальше с графом Суфольком, Иоанном Бомоном, графом Ланкастром, графом Дерби и многими баронами и рыцарями, которым он велел ожидать себя в этой гавани, не объявив им своего намерения, для которого они должны были собраться. Салисбюри сперва удивился, что его исключили из числа особ, избранных, вероятно, для исполнения важного предприятия, но зная, как скор был всегда Эдуард в своих решениях, он заключил, что какое-нибудь неожиданное известие было причиной поспешного исполнения этого предположения; почему и решился отправиться к графине в замок Варк и там ожидать повелений короля.
Граф, оставив берега моря, поехал сухим путем и продолжал путь тихо, потому что ехал без свиты совершенно один. И так как в те времена беспрестанных войн все рыцари имели обыкновение, находясь в пути, быть в полном вооружении, и коню графа трудно было, несмотря на всю его силу, нести двойную тяжесть всадника и его вооружения, так что через каждые десять или двенадцать миль Салисбюри принужден был останавливаться для отдыха. И не раньше, как на шестой день своего путешествия, с высоты, господствующей над Роксбургом, увидел наконец замок Варк. Замок казался ему в том же самом положении, в каком он его оставил; и сердце его стеснилось неизъяснимым чувством грусти при виде стен его, и это чувство было так сильно и непреодолимо, что вместо того, чтобы пустить коня в галоп, несколькими минутами ускорить свидание с возлюбленной своей Алиссой, он поехал шагом и приближался к месту ее пребывания с трепетом, как человек, которому грозит ужаснейшее неизвестное ему несчастье, в существовании которого убеждало только его предчувствие. Впрочем, никакая очевидная перемена не оправдывала этого предчувствия; флаг развевался на башне, часовые прохаживались по валу тихими и ровными шагами, что доказывало совершенное спокойствие внутри стен замка. Крестьяне, привозившие жизненные припасы, выезжали из главных ворот и разъезжались по окрестным деревням; Салисбюри, остановясь, хотел было спросить их, но о чем? Он сам этого не знал, и, победив эту слабость, убеждаясь представлявшимися взору предметами, что воображение его обманывало, он, понудив коня, поехал скорее, и через несколько минут достиг покатости пригорка, на котором построен был замок. Подъехав ближе, он увидел по знаку, данному часовым, что его узнали, почему и пустился поспешно по тропинке к платформе. Приблизившись к воротам, он нашел всех служителей, вышедших к нему навстречу; но не ожидал их он увидеть первых. Всегда Алисса первая встречала его, и поэтому ее одну искал он, но ее не было. Однако, как не скоро проехал он тропинку, ведущую к платформе, но, вероятно, успели ее известить о его прибытии. Разве ее не было в замке? Но где же ей быть? И первое слово, произнесенное им, было имя жены. Но, не отвечая ни слова, оруженосец, принимавший коня, показал рукой на замок; граф, страшась сделать ему еще вопрос, спрыгнул с коня и бросился во двор замка, тут опять он на минуту остановился, потому что и на крыльце, где он непременно надеялся ее встретить, не было графини, и обратил взор на окно, думая в одном из них ее увидеть, но все окна были затворены; тогда он пошел по лестнице так скоро, как только позволяло ему тяжелое его вооружение, и, взойдя наверх, бросился прямо к комнате жены. Все комнаты, через которые он должен был проходить, были пусты; наконец, отворив дверь последней, он увидел на пороге графиню, всю в черном, и с такой бледностью на лице, что она походила на мертвеца.
Граф остановился и смотрел безмолвно и с ужасным трепетом на Алиссу, не понимая, что случилось с ней; но так как она не приближалось к нему и стояла на одном месте, то он, прервав молчание, спросил ее трепещущим голосом:
— Что с вами сделалось, графиня, и по ком вы в трауре?
— Граф, — отвечала Алисса таким слабым голосом, что Салисбюри едва мог слышать ее слова. — Я ношу траур по чести вашей, похищенной у меня подлым обманом в замке Нотингаме Эдуардом.
ББК 84.4Фр.
Д 95
Дюма А.
