Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
- Ваше величество… - удивлённо пробормотал сын Ирины-Добродеи. - Вы так милостивы ко мне… даже чересчур… не уверен, справлюсь ли с подобной ответственностью…
- Постарайся справиться. И тогда моя милость будет в самом деле безмерной… А теперь представь мне эту юную незнакомку, с коей ты дерзнул появиться в Порфире.
Настенька смешалась вконец, но зато Андроник произнёс не без гордости:
- Русская аристократка из Галича. Мы с ней прибыли вместе - по причине взаимной склонности друг к другу.
- Понимаю, да… - Мануил подставил руку для поцелуя, и трепещущей внучке Чарга ничего не оставалось, как, склонившись, облобызать монаршие пальцы. - Как тебя зовут, чаровница?
- Я Анастасия, ваше величество.
- О, какое милое имя! Ты позволишь ли мне называть тебя по-гречески Анастасо?
- Как вам будет угодно, это для меня честь и счастье.
- Не стесняйся, милая. Здесь, в Вуколеоне, рады твоему появлению. Можешь приходить, как захочешь. А тем более что Андроник скоро уедет и твоё свободное время будет не загружено…
- Ваше величество, я хотел бы взять Настасью с собой в Далмацию, - вставил фразу двоюродный брат.
- Даму? На театр военных действий? Ты с ума сошёл! - возмутился правитель. - Запрещаю, слышишь? Анастасо отныне под моею эгидой [16]. Отправляйся с Богом и не волнуйся: мы её в обиду никому не дадим.
Отпрыск Ирины-Добродеи моментально понял, что его обыграли по всем статьям. Он едва не набросился с кулаками на коварного императора, но присутствие двух десятков гвардейцев принуждали к благоразумию. Между тем развеселившийся Мануил сказал:
- Ну, сестрица, не стану тебе мешать. Тот вопрос, по которому я зашёл, можно обсудить позже. Кушайте спокойно. И приятного всем аппетита!
Но обед, конечно, сразу расстроился. Как ни прилагала Елена усилий, чтобы возобновить разговор, гость ей отвечал коротко и сдержанно, а потом и вовсе поднялся:
- Да простит меня ваше высочество, к сожалению, нам уже пора: мысли о походе не дают мне покоя, надо собираться.
- Жаль, что всё так случилось, Андроник. Я не ожидала сама, - тоже встала хозяйка. - Но сердиться грех: на Руси недаром говорят, - тут она перешла на русский, - «человек предполагает, а Бог располагает»… вместе с императором… - А прощаясь с Настей, не забыла повторить приглашение: - Заходите, душенька, когда пожелаете. Покровительство самодержца дорогого стоит.
- Польщена весьма… и воспользуюсь этим непременно…
На обратном пути в коляске, сидя рядом с любовницей, грек заметил зло:
- Поздравляю: ты теперь - его фаворитка.
- Господи, о чём ты! Я тебя люблю, и буду ждать. Он скривил верхнюю губу:
- Ты не понимаешь… Это дело уже решённое. Воля Мануила священна.
- Перестань! Без тебя не будет в Вуколеоне моей ноги.
- Твоего желания спрашивать не будут. За тобой пришлют.
- Не поеду.
- Увезут насильно.
- Посели меня где-нибудь в другом доме.
- Люди эпарха моментально разыщут. Настенька вскричала:
- Что же получается - у меня нет выбора?! Тот ответил с грустью:
- Никакого. Мы с тобой в ловушке. И, пока я не стану императором, возражать бессмысленно.
Женщина сказала упрямо:
- Выход есть всегда. Например, свести счёты с жизнью.
- Разве это выход! Это малодушие. А вот сделаться любовницей императора и подсыпать ему яд в бокал, чтобы привести к власти милого тебе человека - совершенно другое дело…
Галичанка смотрела на него широко раскрытыми, перепуганными глазами:
- Ты… меня… подбиваешь… на преступление? Я должна тебе изменить, чтобы отравить императора?
Он смутился:
- Нет, не подбиваю, а так - размышляю вслух… Ехали какое-то время молча, а потом внучка Чарга холодно спросила:
- Говори честно: ты не можешь ничего сделать или же не хочешь?
- Я в смятении, Настенька, потрясён, раздавлен. И не знаю, что с нами дальше будет.
- Но зато знаю я: нашей с тобой любви конец, - помертвевшим голосом высказала она и заплакала.
Сын Ирины-Добродеи облизал высохшие губы:
- Да, боюсь, ты права. Мы всего лишь пешки в чужих руках…
2
Не прошло и недели после отъезда Андроника в Далмацию, как привратница доложила Насте:
- К вашей милости с визитом знатная дама.
- Кто такая?
- Говорит, будто бы от матушки его светлости господина Андроника. Разрешить войти?
- Да, проси, конечно. - И минут через пять появилась в гостиной зале.
Там сидела Янка. Около шести лет, что они не виделись, изменили девушку сильно: угловатый коротконогий подросток, больше напоминавший мальчика, превратился в миловидную женщину с хорошо развитыми формами. Но она по-прежнему была мускулиста и энергична, а глаза сияли тем же необузданным светом; только если раньше дочь Берладника жаждала убить своего отца, то теперь, надо полагать, собиралась разделаться с бывшей подругой - нынешней соперницей. Оглядев Настасью с головы до ног, не могла тем не менее не признать:
- Хороша, чертовка!
- Что? - спросила та возбуждённо-звонко.
- Говорю, такой павой сделалась - глаз не оторвать. Я Андроника теперь понимаю.
- Ты зачем приехала?
- Повидать старую товарку.
- И уговорить меня оставить его в покое? Ну, так мы и так уже порознь. Я, должно быть, скоро вернусь в Галицию. Здесь меня никто и ничто не держит больше.
- Даже император?
- Ты и это знаешь?
- Накануне отъезда сын проведал матушку… объяснил мне и ей открыто…
- Вы не подрались?
- Не было печали! Я давно живу ради дочери. Коль убью его, или же тебя, или вас обоих, и меня закуют в колодки, с кем она останется?
Сделав паузу, Настенька сказала:
- Я не верю ни единому твоему слову.
- Это ясно - где тебе понять материнские чувства! Если ради любовника бросила родное дитя…
- Янка, замолчи!
- Или что? Спустишь с лестницы?
- Может быть, спущу.
- Не в твоих интересах. Ты подашься на Русь, я останусь тут, и мы обе будем обесчещены. А хотелось бы задеть Андроника за живое.
- Что ты предлагаешь?
- Сделать тебя императрицей. Настя рассмеялась:
- Очень остроумно!
- Сядь и выслушай, пожалуйста, до конца. В чём беда и забота Мануила? Он мечтает о сыне, чтобы передать ему трон. Даже объявил собственным наследником жениха своей дочери, принца Белу из Унгрии. Но коль скоро ты родишь ему мальчика, император захочет его узаконить и немедленно женится на тебе, сделав императрицей. И тем самым отомстим Андронику, ибо он потеряет какой-либо шанс оказаться владыкой Вуколеона.
Внучка Чарга озадаченно размышляла. Посмотрела на Янку настороженно:
- Ну, а если родится девочка? Та захохотала:
- Ты уж постарайся, подруга. - Но потом сделалась серьёзной: - Это, конечно, риск. Самое слабое звено в нашем плане. Станем уповать на Господа и на удачу.
- На удачу… - неуверенно повторила бывшая любовница Осмомысла. - Думали ли мы, сидя в Василёве, что окажемся посреди Царя-града, обсуждая вопрос, как родить сына императору? В голову прийти не могло!
- Неисповедимы пути Божьи.
- …обе матери, но не жены… обе преданы одним и тем же мужчиной… обе на перекрёстке дорог, как и раньше!..
- Хорошо, что не в тупике. Мы ещё найдём своё счастье.
- Думаешь, найдём? Янка пошутила:
- Без надежды и веры лучше не заниматься любовью! У ворот послышался конский топот. Снова прибежала привратница, перепуганная, взволнованная:
- Ваша милость, ваша милость! Там внизу гвардейцы его императорского величества! Говорят, что прибыли с экипажем для вас! Требуют, чтобы вы поехали во дворец.
- Вот она, судьба! - поднялась дочь Берладника. - Цокает копытами у твоих дверей.
- Тьфу на тебя, охальница! - осенила себя крестом внучка Чарга. - Знаешь, кто цокает копытцами? То-то и оно!
- Я в хорошем смысле. Ну, держись, подруга. Наше общее будущее у тебя в руках.
- Ой, мне страшно, Янка!
- Ничего, ты сильная, справишься и с этим. Поцелуй от меня императора в щёчку. Говорят, он хотя и вредный, но не очень злой. После Андроника остальные мужчины - сущие ангелы!..
Вечером Вуколеон выглядел загадочно: чёрные высокие каменные стены, уходящие в темноту, освещённые отдельными факелами, и чарующий запах распускавшихся в сумерках цветов. Слуги помогли галичанке сойти с экипажа, провели к заднему крыльцу и сопроводили по винтовой задней лестнице. Называли пароль караульным: «Золотая птичка», - те произносили отзыв: «Золотая клетка», - и пропускали. Настю завели в небольшую комнату, где на мраморном столе возвышалась серебряная ваза с фруктами, усадили в кресло и, откланявшись, бросили одну. Та, ломая пальцы, медленно приходя в себя, начала разглядывать обстановку - на окне плотные гардины, свечи в массивных бронзовых канделябрах, слишком тяжеловесная мебель красного дерева… Молодая женщина протянула руку, отщипнула от ветки крупную синюю виноградину и отправила в рот; сладкий сок освежил высохший язык, побежал по горлу и слегка даже успокоил.