Григор Тер-Ованисян - Геворг Марзпетуни
Вторая причина еще более серьезна. Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Я не дорожу ею. Об этом я много раз говорил тебе, и ты знаешь, что я имею право желать смерти. Настал час, которым я должен воспользоваться. Я хочу избавиться наконец от угрызений совести и нескончаемых душевных мук. К тому же смерть в этом бою может прославить мое имя. Я, конечно, забочусь не о себе, но о потомках; моя смерть послужит им примером.
— Первая причина уважительная и справедливая, вторая же бесчеловечна, — ответила царица: — Если жизнь стала для тебя бременем и ты желаешь избавиться от нее, это твое право, но обрекать на смерть еще сто человек — жестоко. Эти люди, оставаясь на острове, могут избежать опасности. Зачем перед уходом из жизни брать на душу новый грех? Зачем становиться причиной несчастья людей, лишать семьи кормильцев?..
— Я этого не допущу. Я все взвесил и знаю, кого настигнет смерть. В этом бою падет тот, кто ищет смерти. Остальные вернутся с победой.
— Странное пророчество.
— Да, это так. Бешир, сидя спокойно в своем шатре, ждет, чтобы я пришел к нему с богатыми дарами и сдался в плен. После моего ответа он не ожидает ничего другого. Я все обдумал. Пусть и братия и царица будут спокойны…
— И царица?.. Ты думаешь, что царица может быть спокойна, когда царь ищет смерти?
— Я не хочу огорчать тебя, но решение мое непоколебимо. Какие бы ни были его последствия, ты с ними должна смириться. Даже тогда, когда счастье сопутствовало мне, честь была для меня превыше всего. Как я могу запятнать ее теперь, когда питаю к себе только ненависть?!
— О, какой ты безжалостный… Почему ты сказал это?.. Зачем дал мне почувствовать, что тебе не для кого жить?.. — С этими словами опечаленная царица вышла от царя и направилась в свои покои.
На следующее утро, незадолго до рассвета, плоты были спущены на воду. Воины в присутствии царя упражнялись в метании стрел. Царь разместил их на десяти плотах, на каждом по семи человек, гребцами же назначил опытных в этом деле монахов. Для себя он выбрал легкую лодку, в которую, кроме гребцов, село несколько человек из его свиты. Затем царь распорядился, чтобы остальные воины и монахи следили за их действиями и по первому сигналу, вооружившись копьями, уселись на плоты и двинулись на врага. Это должно было создать впечатление, что с острова на помощь идет новое войско.
Когда солнце поднялось из-за Айцемнасара, небольшой царский флот, отчалив от острова, медленно направился к лагерю Бешира. Царская лодка, украшенная флагами, шла впереди, за нею по два в ряд следовали плоты. Армяне спрятали свои копья и щиты, чтобы обмануть противника. Как только плоты отчалили от острова, войско Бешира высыпало на берег, чтобы увидеть армянского царя. Многие арабы были безоружны, а некоторые даже босы и полуодеты. Они никак не ожидали нападения.
Бешир, возлегавший в шатре, узнав о приближении Ашота Железного, приказал своей свите выстроиться у шатра. Затем он облачился в богатые одежды, надел чалму с золотым султаном, выложенную золотом дамасскую саблю и, развалившись на роскошных подушках, стал поджидать гостя. Он решил сначала оказать царю почет, а по получении от него даров заковать его в цепи и пешком отправить в Двин. «Вот когда армяне узнают Бешира и будут трепетать при одном его имени. А презренный князь, осмелившийся ночью нарушить покой моего стана, пусть коленопреклоненно вымаливает прощение и плачет о своем несчастье в темнице Двина».
Бешир был занят этими мыслями, когда царь Ашот со своими воинами приближался к берегу. Арабов становилось все больше и больше. Они заполнили весь берег и прибрежные скалы. Царские плоты казались им красивыми игрушками.
Но вот царь, взяв из рук оруженосца серебряный лук, крикнул:
— Пора, мои храбрецы! Стреляйте!
Воины быстро взяли в руки щиты и, натянув луки, стали осыпать арабов стрелами.
На берегу начался переполох. Арабы, растерявшись, расталкивая и сбивая с ног друг друга, побежали к шатрам, но стрелы с ужасающей быстротой летели вслед за ними и валили их с ног. Ни одна стрела не миновала цели, ни один выстрел не обошелся без жертвы. Бешир все еще был погружен в свои мечты, когда до него донеслись отчаянные крики. Он растерянно вскочил с места и бросился к выходу. Навстречу ему бежали с искаженными лицами телохранители. Перебивая друг друга, они сообщили, что армяне напали на них.
— Вперед! К оружию! — закричал он хриплым голосом и, обнажив саблю, бросился к берегу. Но, столкнувшись с толпой бегущих воинов, вынужден был отпрянуть назад к своим телохранителям. Ему подвели коня и, сверкая саблей, он ринулся вперед.
— Арабы! Не отступайте! Не теряйтесь! За мной! Вперед, копьеносцы! Враг малочислен, нападайте, бейте его!
Но мало кто последовал за начальником, а телохранители кричали:
— Враг на озере, повелитель! Что могут сделать ему наши мечи и копья?
— Вперед, стрелки! Покажите неверным силу вашей руки! Утопите этих мерзких армян! — ревел Бешир.
Стрелки окружили его и, образовав из щитов черепаху, двинулись к берегу. Натянув луки, они стали посылать стрелы, но сама природа помогала армянам. Солнце яркими лучами слепило арабам глаза, и им не удавалось попадать в цель. Стрелы их падали в воду. Между тем стальные стрелы армян пронзали насквозь вражескую черепаху, разрывая кожаные щиты. Они срывали шлемы, впивались в грудь и бедра. Берег покрылся трупами. Бешир упорно сопротивлялся, надеясь рассеять наконец героически сражавшихся царских воинов. Но армяне все ближе подвигались к берегу. Это удивляло арабов. Вдруг над царской лодкой взвился красный флаг. Это был сигнал для островитян. Сейчас же показались новые плоты, которые, выйдя из-за скал, двинулись на помощь царю. Противник ясно видел на них многочисленное войско. Об этом говорили длинные копья, колеблющиеся над плотами. Медные щиты и вооружение, блестевшее на плотах, придавали им угрожающий вид.
Воины Бешира окончательно растерялись. Бешир стал ободрять их, но его голос не действовал на упавших духом арабов. Напрасно он кричал и метался из стороны в сторону на своем взмыленном коне. Смятение овладело войском. Один из соратников Бешира, подъехав к нему, настойчиво стал уговаривать его отступить.
— У армян, как видно, большие силы. Они сейчас отвлекают наше внимание, чтобы начать новое и более сильное наступление.
— Мы всех их разобьем! — закричал Бешир.
— За ними последуют и другие. Когда я ездил к царю, остров был полон войск. Надо избежать боя, — настаивал приближенный.
Пока они спорили, отряд стрелков, отказавшись от сопротивления, обратился в постыдное бегство. Бешир с перекошенным лицом помчался наперерез, но не мог устоять против отчаявшейся толпы. Она увлекла его за собой. А те отряды, которые еще сопротивлялись армянам, увидев среди отступающих воинов своего начальника, решили, что он спасается бегством, и, повернув назад, бросились вслед за ним. Отступление стало общим. Бешир и его начальники отступили вместе с войском.
Бегство врага еще больше воодушевило армян. Их плоты, скользя по волнам, подошли к берегу. Воины друг за другом высыпали на сушу и с грозными криками стали преследовать арабов. Вскоре подоспели остальные плоты, которые так перепугали противника. На них находилось тридцать воинов, оставленных царем на острове, и несколько монахов. На монахах по царскому приказу были надеты шлемы, в руках они держали щиты и копья. Они должны были представлять собою войско. Поэтому многие держали в руках по нескольку копий. Выдумка царя имела успех. Вновь прибывшие тоже бросились за убегающими арабами. К ним присоединилось армянское население ближайших деревень. Они перебили большую часть рассеявшихся отрядов противника. Остальные скрылись в горах.
Вернувшись на место стоянки арабов, армяне собрали оставленную врагом богатую добычу, сняли оружие с убитых и, разобрав шатры, переправили все это на остров.
Царица, с замиранием сердца ожидавшая конца боя, сошла со своими прислужницами на берег, чтобы приветствовать победными песнями возвращавшихся храбрецов.
У армян не было потерь. Несколько человек оказалось ранено; царь велел немедленно перевести их в удобное помещение, где им была оказана помощь.
Монахи отслужили благодарственный молебен, на котором присутствовали царь, царица и все воины. После этого начался праздник. В нем приняли участие и жители окрестных сел.
Но царь был грустен и бледен. Он рано удалился с праздника и уединился в своих покоях. Это обеспокоило царицу. Она прошла к нему, чтобы узнать причину его грусти.
— Я ранен, — сказал царь тихим голосом.
— Ранен?! — воскликнула царица. — Что же ты сразу не сказал об этом? Где лекарь? Надо позвать его сюда…
— Оставь, я не хочу омрачать радость победы. Можно и завтра начать лечение, — прервал ее царь.
