Анна Ветлугина - Игнатий Лойола
Пожив в Аспейтии ещё некоторое время, он съездил в Памплону, посмотрел на цитадель, которую защищал четырнадцать лет назад. Там ничего не изменилось, только проломы в крепостных стенах заделали. Трогая шероховатые, разогретые летним солнцем стены, он вспоминал Лионеллу. Ту, маленькую, с босыми грязными пятками, подарившую ему розу, украденную у Мадонны...
Письмо студента Альбрехта Фромбергера своей возлюбленной в Мюльхаузен. Отправлено 20 декабря 1535 года из Парижа.
Милая Альма!
Я уже почти бакалавр, правда, завершить своё образование мне, видимо, придётся здесь, во Франции. Из-за моего несчастного характера случились сложности с деканом, и из Саламанки пришлось уехать. В Париже я быстро нашёл себе работу при одном магистре, так что средства есть. Вино здесь отменное, а от университета я вообще в полном восторге. Немного знают нашего Лютера. Но самое интересное — у них есть человек, по имени Кальвин, чьи идеи похожи на лютеровские, но кажутся мне ещё более радикальными. Наверное, ты не поймёшь меня, дорогая, но я всё же попытаюсь объяснить. Лютер считает нас всех одинаково падшими и через это доказывает идею существования Спасителя, а Кальвин говорит о принадлежности каждого из нас либо к добру, либо ко злу. То есть говорил, если быть точным. В этом году паписты сожгли шестерых его последователей, а самого его вынудили бежать в Базель. Меня сей горестный факт просто возмутил, и я полон решимости заткнуть лживые глотки всем папистским проповедникам.
К сожалению, с нашим мерзавцем мне опять не удалось встретиться. Он уехал лечиться в Испанию. Здоровье, видите ли, у него испортилось. Не иначе, Бог покарал его за гнусные проповеди. Я решил не преследовать его, а остаться здесь и всё-таки закончить образование. Тем более, мне говорили: он обязательно вернётся в Париж.
Пиши мне, дорогая. Я храню все твои немногочисленные письма, они поддерживают меня на чужбине.
С любовью, Альбрехт.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Вот письмо от него! — Пьер Фавр возбуждённо размахивал листком перед остальными членами «компании Иисуса», которых стало уже девятеро. — Он всё же решил завершить образование в Италии.
— Наверное, просто хочет бросить нас, — тихо пробурчал Бобадилья, но Хавьер тут же возразил ему:
— Зачем ты говоришь так? Он не обещал всегда быть с нами. Мы — «компания Иисуса», а не дона Игнасио. А о своём отъезде в Италию он говорил как о возможном варианте. В этом случае мы должны закончить наши дела здесь и встретиться с ним в Венеции.
— Только как мы пойдём? — засомневался Бобадилья. — Война снова в разгаре. Король Франциск уже в Савойе, а Карл V идёт на Прованс. Сейчас на дорогах могут вызвать подозрение равно французы и испанцы, а уж те и другие вместе...
— Тут недавно один германец сильно интересовался нашим Игнатием, — вступил в разговор Симон Родригес, — всё спрашивал, когда тот появится в Париже. Я говорю: «Это известно одному Богу», а он мне: «Разве Бог не подаёт знаки через друзей?» Не понравился он мне. Я бы ничего не сказал ему, даже если бы знал.
— В любом случае мы должны закончить все дела, прежде чем отправимся в путь, — подытожил Фавр. — Но покинуть Париж и вправду лучше понезаметнее...
15 ноября 1536 года они вышли из города, разбившись на две группы. Одну повёл Фавр, другую — Хавьер. Оба они свободно изъяснялись по-французски. Договорились встретиться в местечке Мо, в тридцати милях от столицы. Все оделись по-студенчески: в длинные поношенные одежды, застёгнутые спереди на ремень. Головы покрыли широкополыми шляпами, на шеи повесили розарии, каждый взял сумку с книгами...
Группу Фавра остановили примерно в десяти милях от Парижа. Пьер объяснил: он ведёт студентов совершать паломничество в Сен-Николя-де-Пор, святилище под Нанси.
Солдаты недоверчиво переглянулись.
— Странно. Только что туда такая же группа прошла.
— Вы считаете, святилище не выдержит слишком много студентов? — попробовал пошутить Фавр, но вояки не захотели понимать шуток.
— А почему только ты говоришь? Твои товарищи немые? — спросил один из них.
— Отвести их к капитану? Он быстрее разберётся.
Пьер испугался, представив, как будут разбираться с его испанскими товарищами. Их сразу примут за шпионов.
В этот момент на дороге появился прохожий, с круглым весёлым лицом и зелёным платком на шее. В руках он держал сухую голову подсолнуха, из которой поминутно выдёргивал семечки, сплёвывая шелуху.
— Я знаю этих ребят, — дружелюбно сказал он, проходя мимо. — Они идут преобразовывать какую-то страну. Отпустите их.
И, не сбавляя шага, исчез за поворотом.
— Ладно, идите, — согласились патрульные.
Они поспешили повернуть, чтобы поблагодарить нежданного спасителя. Однако дорога оказалась пуста.
* * *
...Лойола шёл в Болонью, и у него снова не было денег. Перед тем как покинуть Испанию, он навещал в Барселоне Исабель Росер и рассказывал ей о своих планах продолжать обучение в Италии. Гордая сеньора упрекнула своего подопечного в капризах, потом смягчилась и обещала подумать о помощи. Но никто не подошёл к Иниго, хотя тот провёл весь день на площади у собора Святого Креста и Святой Евлалии. Именно там находил его посыльный сеньоры в прошлый раз. Дальше ждать не имело смысла, и Лойола сел на корабль, уходящий в Геную.
Он выбрал Болонью. В этом городе находилась коллегия Святого Климента. Её основал кардинал Хиль де Альборнос специально для испанских студентов.
Сначала он отправился по маршруту почтовых карет, но эта дорога сильно кружила, и отчаянный проповедник решил идти напрямик, по узким горным тропам. Он выбрал перевал Чентокрочи, намереваясь через Борго-Валь-ди-Таро выйти на древнюю Эмилиеву дорогу, выводящую почти к самой Болонье.
Вероятно, он выбрал неправильное направление на одном из перекрёстков. Путь шёл всё время вверх и в какой-то момент перестал походить на тропу для человека. Собираясь возвращаться, Иниго обернулся... и чуть не свалился от страха — за спиной зияла пропасть. Он не понимал, как долез до этого места. Спуститься не представлялось возможным, оставалось только двигаться дальше, тем более подъём вроде бы закончился. Лойола преодолел несколько шагов и попал в каменный коридор, стены которого начали сужаться, а потолок — делаться ниже. Пришлось встать на четвереньки, а потом — ползти. Вскоре стало совсем узко. Иниго пришлось снять сумку и толкать её перед собой. От такого варварского способа передвижения изуродованные ноги страшно разболелись.
«Надо же было: выжить в Памплоне, избежать расстрела на военных дорогах и сожжения инквизицией, чтобы сгинуть теперь в этой щели!» Уже почти потеряв надежду, он продолжал ползти.
Свет забрезжил не впереди, а сбоку. Извернувшись, Лойола каким-то чудом вылез вместе с сумкой из расселины между двух камней и встал, осматриваясь. Перед ним простирался пологий, вполне проходимый склон, а дальше змеилась большая дорога. Приободрившись, Иниго зашагал по ней. Она вывела путника к Болонье.
Лойола сильно надеялся на этот торговый город. Наверняка и подавали здесь неплохо. При виде толпы у городских ворот он даже сглотнул слюну, в радостных мыслях о хлебе. Задумавшись, поскользнулся на шатком мостике через ров и ухнул вниз.
Упал он удачно — не ушибся, хотя воды во рву стояло по колено, не больше. Встреченный дружным хохотом, выбрался на берег весь в грязи и тине. Это его не слишком огорчило, худшей неприятностью оказались вымокшие книги. Стряхнув водоросли с волос и одежды, Иниго отправился в город просить милостыню, но впервые за двенадцать лет ему никто ничего не подал. Сие поразило его.
«Не паникуем, — сказал он себе, — голодная смерть хотя бы не так нелепа, как застревание в пещере. Если осталось немного времени — потратим его на дело».
Он вышел на перекрёсток, набрал побольше воздуху...
— Братья! Подумаем о мистической и неразрывной связи двух заповедей Христовых!..
Первыми проявили интерес уличные мальчишки.
Слетевшись, будто голуби на горсть проса, они спрятались за толстым платаном и отпускали замечания по поводу внешности проповедника.
Немногочисленные взрослые, остановившиеся послушать, явно не собирались порицать малолетних наглецов. Те, вконец распоясавшись, выскочили на перекрёсток и, кривляясь, запели дразнилку собственного сочинения:
Лысый-лысый и хромой,
Ковыляй отсюда!
Лысый-лысый и хромой,
Уходи подальше!
— Вот! — торжественно провозгласил Лойола. — Вы видите, что происходит, когда заповеди не приживаются в сердцах? Готов поспорить, сейчас они начнут кидаться.
Кривляясь, дети грызли яблоки. Они, действительно, замышляли обстрелять проповедника огрызками, но, смутившись, отступили под защиту дерева.
— Куда пошли? — остановил их Игнатий. — Вы мне очень нужны. Кидайте в меня ваши яблоки. Прямо так, как вы собирались это проделать. Я жду. Не упускайте момента.
