Алексей Пишенин - Сага о Хельги
— Что же, тебе многое известно, — ответила Эдла. — Только что тебе с того, что Олаф считает, что может жить со мной и так, без свадебного пира?
— Думаю я, что в твоем деле можно помочь, если ты, конечно, хочешь быть королевой, — сказал Туранд.
Эдла не сказала ничего, и Туранд продолжил:
— Если ты поможешь нам сделать так, чтобы Сигрид согласилась выйти замуж за Олафа сына Трюггви, то Олаф как отчим и глава семьи сделает так, что Олаф конунг свеев женится на тебе. Подходит ли тебе такой уговор, госпожа?
— Что же, — ответила Эдла, — условия мне подходят, — но как я могу знать, что ты не обманешь меня, как когда-то Ингрид?
— Не скажу, что ты меня обидела своим недоверием, но мне не нравится, когда такие красавицы, как ты, на меня злятся. Ну а порукой моим словам будут две вещи: вот эти двадцать золотых монет из Миклагарда помогут тебе выкупить у Олафа свою свободу, если ты захочешь уйти от него. А кроме того, подумай, как Олафу Трюггвасону выгоднее женить своего пасынка? Не лучше ли это сделать так, чтобы его жена не имела слова в семейных спорах. А кто, как не ты, лучше всего подходишь для этого. — Туранд протянул руку и погладил Эдлу по плечу.
Эдла сбросила его руку, но взяла кошель с деньгами и сказала:
— Я согласна. А теперь уходи прочь.
Туранд ответил:
— Через мгновение ты меня не увидишь, но я надеюсь, что время от времени мы с тобой сможем перемолвиться словечком. А может быть, ты станешь немного более благосклонна ко мне, когда поймешь, что больше не зависишь от Олафа.
Он улыбнулся хищной улыбкой и вышел. А Эдла еще долго сидела на скамейке, держа в руках кошель с золотом и глядя в стену.
На следующий день Эдла сказала Ингрид:
— Вижу я, не изменить мне этого решения Сигрид. И не хочу я ей больше перечить, потому как только ее слово позволит мне надеяться самой в один из дней выйти замуж за ее сына Олафа. Так что прости меня, Ингрид, но больше я не стану пытаться разрушить эту свадьбу, а придется мне наоборот ей способствовать, чтобы королева видела от меня только помощь во всем.
Опечалилась Ингрид и несколько дней сидела с Сигрун и маленьким Оддом и не показывалась Эдле на глаза. А в это время Сигрид в гаданиях Эдлы увидела несколько благоприятных знамений, и скоро Сигрид и Торвинд договорились о том, что весной Сигрид станет женой Олафа сына Трюггви. И договорились они, что через месяц после равноденствия встретятся они в городке Конунгахелла, что лежит на границе их земель в Вестергётланде. И там сыграют свадьбу. В одном только не смогли они достичь согласия: надо ли будет королеве креститься? Но это они решили оставить до личной встречи Сигрид и Олафа, потому как Сигрид считала, что в преддверии свадьбы Олаф станет попокладистей. А Торвинд думал о том, что, как только королева увидит Олафа во всей его красе, она не сможет ему противиться.
И вот, когда послы уехали, Эдла сама пришла к Сигрун и нашла там Ингрид. И Эдла сказала:
— Ингрид, я не хотела бы, чтобы наша дружба расстроилась. Ведомо мне, как всем вам тяжело в изгнании, ведь и сама я не живу больше в доме отца, на высокой белой скале над плещущим морем. И зовусь я так, как звали меня северяне, а не тем именем, каким звала меня мать. И хочется, чтобы кто-то был моим преданным другом в далекой земле. Но ведомо мне, что Торвинд Кабан и Туранд Змеиный Язык — твои враги. И то, что я начала помогать им, разрушило нашу дружбу. Однако прошу я тебя простить мне мою ошибку, ведь и ты сама как-то дала себя провести Туранду. И чтобы показать тебе, как я хочу твоей дружбы, расскажу тебе все без утайки.
И Эдла рассказала про свой разговор с Турандом, и как тот дал ей золото и обещал, что Олаф Трюггвасон поможет ей стать королевой. И как она поверила его словам и немного подправила гаданья, чтобы знаки были более благоприятными. Но как потом она поняла, где Туранд ее обманул, и теперь хочет просить прощения у Ингрид, с которой она так несправедливо поступила.
Ингрид ответила, что прощает ее, так как знает, как сладки бывают слова на языке Турнада и что даже мед Браги, ради которого сам Один обращался змеей, не сравнится с ними в сладости. Поэтому она рада простить Эдлу, тем более что та дает им приют, и не пристало им обижаться на нее, живя в ее доме. А потом она спросила:
— Где же Туранд обманул тебя? Ведь как бы то ни было, золото позволит тебе стать свободной, если ты захочешь.
Эдла ответила:
— Да нет, не здесь меня обманул Туранд. Вижу я, что и сын Трюггви хотел бы, чтобы мы с Олафом поженились. Но вспоминала я слово за словом наш с Турандом разговор и словно снова увидела, как забегали его глаза в конце, когда он говорил о том, почему конунгу Норвегии есть выгода, чтобы Олаф женился на мне. И поняла, что истина совсем не в том, что сыну Трюггви не хочется, чтобы слово жены Олафа было слышно на семейном совете. А заботит его другое: если Олаф женится на мне, то, если он умрет, то всех наших с ним детей можно будет объявить детьми рабыни и обойти наследством. А Свитьод отойдет детям Олафа Трюггвасона и Сигрид, коли они появятся.
— Странно мне видеть, как ты думаешь о таком далеком будущем, когда ни у тебя, ни у Сигрид с Олафом детей еще нет, — сказала удивленная Ингрид.
— Отец учил меня, что будущее наступает слишком быстро и о нем надо заботиться уже сейчас. Олаф и Торвинд, видать, так и делают.
— Что же, рада я, что ты раскусила козни Туранда и теперь понимаешь, что не только нам будет худо от этой свадьбы. Но, боюсь, ничего уже не изменить. Остается надеяться, что твои дети родятся быстрее, чем дети Олафа с Сигрид.
— Для этого важно, чтобы мой Олаф почаще бывал дома, а не проводил зимы в Финнмарке. Но это неважно. Свадьбы, возможно, не будет, — тихо сказала Эдла.
— Как?! — Ингрид вскочила. — Но ведь уже всё договорено: через месяц после весеннего солнцестояния…
— Да, но не решено, надо ли Сигрид креститься, — ответила Эдла. — К тому же Туранд заходил ко мне перед отъездом и просил совета. Он теперь верит, что я на их стороне, а я его не разубеждала. И он спросил, как поступить Олафу сыну Трюггви с крещением Сигрид. И я ответила, что ему надо быть настойчивым, и если Сигрид будет отказываться, то нужно будет показать свою твердость и заставить ее. Такого с ней никто никогда не делал, и она еще больше станет уважать Олафа как своего мужа.
— А что произойдет на самом деле?
— А на самом деле, — ответила Эдла, — я внушу Сигрид, что только старые боги — хранители ее удачи. И что если она откажется от них, то придется ей стать обычной женой и вести хозяйство, пока муж ее будет вершить великие дела. Посмотрим, что из этого выйдет. Веришь ли ты мне теперь, что я снова с вами?
И Ингрид обняла ее и сказала, что лучшей подруги у нее в жизни не было. И добавила, что и Хельги, несомненно, обрадуется их дружбе, когда вернется из Гардарики. Эдла ответила, что, без всяких сомнений, Хельги будет рад за них обеих.
Вскоре наступил праздник Йоль, который в том году был очень веселым, потому как из Финнмарка вернулся Олаф конунг свеев. Все много пели и пили яблочное пиво, а Олаф и Эдла давали друг другу клятвы под омелой. Потом они плясали на полях вокруг костров, что разжигали бонды, чтобы почтить Фрейра, а потом объедались кабанятиной на пиру у Сигрид.
Ингрид и Сигрун веселились как могли, хотя и той и другой хотелось бы, чтобы их любимые тоже были на празднике. Не раз к ним подходили молодые воины Олафа и звали с ними под омелу, но девушки, смеясь, отвечали, что свое время под омелой они уже провели и теперь у них есть суженые, о которых знает Фрейр. После этого обычно воины убегали искать девиц попокладистей на дворах у бондов. Но один из воинов оказался более настойчивым и спросил, кто же их суженые, и Ингрид рассказала, что ждет из Гардарики жениха, которого зовут Хельги Торбрандсон, прозванный Скальдом. Воин ответил, что он его знает и что у Хельги перед ним есть даже небольшой должок, а самого его зовут Хёгни Красный. После этого он попытался поцеловать Ингрид, говоря, что Хельги не обидится, но та шутливо отбивалась, и в конце концов Хёгни тоже убежал.
Потом наступили холода, и мало кто из женщин без нужды выходил из дома, хотя время от времени Олаф брал их на санные прогулки по округе. С ним же они в первый раз съездили в Упсалу и подивились богатству тамошнего храма, посвященного Одину.
Так прошла зима, а когда наступило равноденствие, то Сигрид стала готовиться отправиться морем в Конунгахеллу на встречу с Олафом сыном Трюггви. Олаф, ее сын, поначалу был против такого отчима, но Сигрид убедила его в том, что земли его и Олафа Норвежского разделены горами и из-за этого не будет меж ними споров. Зато вместе смогут они подчинить себе данов, а там — разделить земли на те, где будут властвовать свеи, и на те, где будут платить дань Олафу Норвежскому. И выходило, что если забыть про Свейна Вилобородого Датского, то весь южный берег Балтики мог оказаться во власти Олафа. А с ним и дорога на юг, в Миклагард и в Сёркланд. А к сыну Трюггви могут отпасть часть Дании и земли дальше на запад.
