Анатолий Брусникин - Герой иного времени
На папки, на бумаги хлынула кровь. Жандарм, закатив глаза под самый лоб, прополз грудью по столу и свалился на пол.
«Зигзаг, снова зигзаг», — шептал Олег Львович, быстро шагая по коридору и пряча в карман донесение честноковского агента.
Алина Сергеевна Незнамова
Обед остыл. Разогревать приготовленные в кляре раковые шейки — только губить блюдо. Коротая годы одиночества, Алина часто воображала, как они заживут одним домом и, чтоб быть во всеоружии, научилась готовить не хуже привозных французских поваров. Даже известие о раковых шейках не застало ее врасплох. Наташа была послана на базар и вернулась с полуведерком черных клешастых тварей. Тесто удалось на славу, не разочаровала новая сковорода, не подвел и сливочный соус. Потому-то хозяйка и сердилась.
Это состояние наполняло душу счастьем. Муж (да, именно муж!) задерживается по служебным делам, из-за этого пропали кушанья. Обыкновенная семейная неприятность. Это ль не счастье?
Потом он придет, всё объяснит, будет просить извинения. Она его сначала выбранит, потом простит. Они помирятся и будут, смеясь, есть холодное липкое тесто. Счастье! Вечернее меню обсудят вместе — надо же знать, как угодить гостям Олега Львовича. Снова счастье!
В ожидании она начала решать трудную проблему: как они станут друг дружку называть. Не все же на «вы» да по имени-отчеству. Сначала, наверное, он станет говорить просто «Алина», однако это слишком сухо. Любящие супруги, когда нет чужих, всегда обращаются один к другому как-нибудь по-особенному. Какое ласковое имя изберет он: Аля или Лина? Этот вопрос ее волновал. «Аля» и «Лина» — две совершенно разные женщины. Аля представлялась ей милой домоседкой, хозяйственной хлопотуньей. Лина — возвышенной светской дамой, далекой от всякой прозы. Какой из двоих он захочет ее видеть, такой она и станет.
А он всегда будет только «Олег». Твердое имя, негибкое. В детстве, когда Алина еще не знала своего дальнего родственника, ей воображался какой-то сказочный варяг. Это теперь благодаря Пушкину развелось видимо-невидимо Олегов, а двадцать лет назад днем с огнем было не сыскать. Кажется, Никитин-отец увлекался стариной и древними летописями, оттуда и выудил экзотическое прозвание.
Со вчерашнего дня, с того самого момента, когда Никитин пообещал, что они больше никогда не расстанутся, в сердце Алины поселилось великое спокойствие. Ей хотелось только одного: благодарить Бога, судьбу и людей, которые сделали это счастье возможным.
Была особа, перед которой Незнамова чувствовала себя в неоплатном долгу, — великодушная и щедрая Дарья Фигнер. Прямо с утра Алина послала к ней записку. Послание взяли, но сказали, что барышня еще вчера уехала и неизвестно, когда вернется.
Вдруг — в разгар переживаний из-за остывшего обеда — калитка открылась. Во двор вошла очаровательная блондинка, с которой Алина три месяца назад видалась на бирюлевской почтовой станции.
Радостно вскрикнув, хозяйка бросилась встречать свою благодетельницу.
Та выслушала горячие слова признательности с понятным для деликатной девушки стеснением. Сказала, что только-только вернулась из поездки, прочла записку и решила немедленно явиться. Дарья Александровна была очень бледна — видимо, поездка ее утомила.
Прошли в комнату, где Алина устроила столовую-гостиную.
— Как удачно, что вы пришли именно теперь! Не угодно ль отобедать? Будет кому оценить мои кулинарные способности. Я только немного оживлю соус. Олег Львович присоединится к нам позже. Я даже рада, что его пока нет. Нам о стольком нужно поговорить!
— Я знаю, что его нет, — сказала Дарья Александровна, покачав головой в знак того, что есть не хочет. — Я видела из окна, как он шел к гостинице «Парадиз». Потому и пришла. Есть кое-что, в чем я обязана перед вами повиниться…
— Вы? Предо мной? Ах, милая Дарья Александровна…
— Я не милая! — Голос девушки зазвенел, на ресницах блеснули слезы, на щеках проступили розовые пятна. — Я низкая интриганка! Я предательница! Вы доверились мне, поручили моим заботам самый смысл вашего существования, а я… — Она закрыла лицо руками. — Нет, я не могу смотреть вам в глаза…
— О чем вы говорите? — растревожилась Незнамова. — Я не понимаю!
— Я влюбилась в Олега Львовича, — глухо донеслось из-под сдвинутых ладоней. — Мало того — у меня не хватило сил побороть свое чувство, и я… Я попыталась добиться его взаимности… Вам нечего опасаться. Он отверг меня. Он вел себя безупречно. Но я! На какие мерзости оказалась я способна под воздействием страсти! Знаете, я не могла потом оставаться в отцовском доме. Стыдилась стен, которые были свидетелями моего позора! Я сорвалась ехать в Петербург. Но по дороге поняла, что от себя сбежать невозможно. Я должна вернуться, честно вам во всем признаться. Принять от вас заслуженные упреки и презрение. Может быть, тогда я сумею стать прежнею Дашей…
Бурную исповедь Алина слушала с волнением, схватившись рукой за сердце. Когда же речь бедной девушки оборвалась рыданиями, она воскликнула:
— Я не виню вас! Вы — женщина, чувства в вас сильнее рассудка. Я сама такова. А он — лучший мужчина на всем свете. Было б странно, если б вы не потеряли из-за него голову. Я не испытываю к вам презрения — лишь одно сочувствие, поверьте!
Она взяла барышню за плечи, и обе заплакали, обнявшись.
— Пусть вы будете счастливы, вы выстрадали свое счастье, — горячо шептала Даша. — И скажите ему, что я прошу у него прощения. Больше ни вы, ни он меня никогда не увидите!
— Отчего же? Вы одержали над собою победу, когда решились всё мне рассказать. Теперь мы трое можем быть дорогими друзьями! Ах, вот и Олег! — Алина показала в окно. — Скорее вытрем слезы. Он ничего не должен знать.
Девушка вся задрожала, обернулась. Ее мокрое лицо выражало страх.
Во двор действительно вошел Никитин, однако проследовал не во флигель, а к капитану Иноземцову.
— Слава Богу! Господь сжалился надо мной, — пролепетала Даша. — Теперь я успею уйти. У меня нет сил его видеть. Поймите…
Алина не стала настаивать. С сочувствием и печалью поглядела она на бедняжку.
— Вы можете выйти через спальню. Там дверь в задний двор и еще одна калитка, в переулок. Служанку я послала в лавку за покупками, вас никто не увидит.
— Прощайте…
И Дарья Александровна скрылась за открытой дверью соседней комнаты. Алина немного постояла, грустно качая головой, и стала разжигать спиртовую горелку.
«По крайней мере, соус будет горячим. Еще лучше настоится», — думала она, помешивая в кастрюльке и не замечая, что напевает. Эмоциональная сцена со слезами не испортила ей настроения.
Раздались шаги, звякнули ножны сабли. Незнамова улыбнулась. Она знала, что первыми словами будет: «Простите меня. Иначе было нельзя».
Никитин вошел, виновато потупился.
— Прости меня. Я совершил нечто непоправимое. Иначе было нельзя.
По позвоночнику Алины пробежал холод. Внезапно обессилев, она опустилась на стул.
Коротко и ясно, в две или три минуты Олег Львович объяснил, что произошло. Местный жандармский начальник майор Честноков из карьерных видов изобрел несуществующий заговор. Галбаций убит. Товарищам Никитина и, вероятно, многим из числа бывших каторжан грозил арест. Чтобы спасти их, выход был только один — истребить негодяя майора, пока тот не доложил о своей каверзе начальству. Когда обнаружат тело, подозрение сразу падет на последнего визитера — прапорщика Никитина.
Он сообщил еще несколько подробностей и умолк.
Всё это время Алина смотрела на зажатую в пальцах ложку. Но поняв, что рассказ окончен, подняла голову. Совсем недавно, во время объяснения с Дарьей Фигнер, по ее щекам потоком лились слезы, но теперь глаза были сухи.
— Вы убили человека?
— Не человека — гадину. Пока она не перекусала своими ядовитыми клыками неповинных людей. Поверьте, Алина Сергеевна, ничего другого сделать было нельзя!
— Я в этом не разбираюсь и, конечно, вам верю. Но ведь вы обещали мне, что всё будет хорошо!
Он вздохнул.
— Нет, это сказали вы. Я лишь обещал, что мы никогда не расстанемся.
— Да как же?! Ведь вам надо бежать!
— Мы уедем вместе. Мой друг капитан Иноземцов — я только что с ним переговорил — увезет нас на своем корабле в Новый Свет. Правда, сначала нам придется ненадолго разлучиться. Вы отправитесь в Крым обычным путем: по проезжему тракту до Тамани. Я же совершу путешествие через черкесские горы. Это немирна́я территория, там погоня нестрашна.
— Вы не смеете мне этого предлагать. Вы дали слово, что мы никогда не расстанемся.
— Разлука наша будет недолгой. А ехать со мной через горы вам будет тяжело. Да и опасно. Вы женщина разумная и, конечно же, на одну неделю освободите меня от обещания.
