Алекс Маркман - Заговор против террора
— Зачем ты выходил, Лаврентий? — хмуро спросил он. — Чего тебе там понадобилось?
Берия откинулся на спинку кресла и повременил с ответом. Краем глаза он заметил румянец на щеках Хрущева и Маленкова. Булганин сидел, как каменный, ни жив, ни мертв от страха, прямо-таки идеальный военный министр для Сталина. Наверное, жалеет сейчас, что согласился на заговор, да отступать уже некуда.
Берия прогнал последние остатки колебаний, они уступили место холодному гневу и решительности. Он посмотрел в глаза Сталину так жестко, как он смотрел на подследственных высокого ранга во время допросов, и с удовлетворением заметил в глазах Сталина тень испуга и удивления.
— Ты слышал мой вопрос? — повысил голос Сталин.
— Слышал, — четко, с металлом в голосе ответил Берия. Он решил доставить себе удовольствие и отойти на шаг в сторону от намеченного плана. — На вопрос твой, Сталин, я не отвечу, а задам тебе свой вопрос, на который тебе придется ответить.
К Сталину никто и никогда не обращался на «ты». Глаза у него широко раскрылись, он приподнялся и сжал кулаки.
— Что-о-о?! — попытался закричать он, но голос отказал ему, и он захрипел. Лицо его стало сначала бордовым, а потом сизым, он стал задыхаться и хватать руками край стола.
— Сегодня тебе, Сталин, придется распрощаться с постом председателя Совмина, — продолжал Берия. — Хватит стране твоих интриг и крови. Пора идти тебе на покой.
Сталин встал во весь рост и диким взглядом осмотрел членов Политбюро.
— Пад-длы, — прохрипел он. — Бунт затеяли. Всех вас, сук, расстреляю.
Он хотел выйти из-за стола, но тут по сигналу Берии Маленков и Хрущев схватили его за руки и силой усадили обратно в кресло.
— Булганин, закрой ему рот, — грубо скомандовал Берия, доставая из кармана шприц. — Этот скот достаточно много наговорил за свою жизнь. Теперь настало время заткнуть ему глотку.
— Предатель, змея, — слабеющим голосом хрипел Сталин, пытаясь вырваться из рук Маленкова и Хрущева, но те держали его крепко. Булганин, наконец, оправился от шока, поспешно вскочил и, зайдя за спину Сталина, зажал ему рот и нос ладонью, как инструктировал Берия. Лицо Булганина исказилось накопившейся за долгие годы ненавистью. Хватка его окрепла до удушающего зажима. Сталин пытался сопротивляться, но вдруг ослаб, обмяк и затих.
— Его, наверное, кондрашка уже хватила, однако не будем шутить с судьбой, товарищ Сталин, правда ведь? — со злой ехидцей сказал Берия и всадил вождю шприц в шею. Глаза властителя устало закрылись. Маленков и Хрущев отпустили его, и он отвалился на спинку стула в глубоком наркотическом сне.
— Еще не все, — пробурчал Берия, доставая другую, целую ампулу. — Я влил ему лошадиную дозу снотворного, достаточную, по крайней мере, на сутки. Сейчас я всажу ему последний подарок — мелатонин. Даже у здорового человека он вызовет кровоизлияние в мозг, а уж у этого пса после двух кровоизлияний не будет шансов выжить.
Берия разломал ампулу и стал наполнять шприц.
— Ты уверен, Лаврентий, что он не оклемается? — спросил Хрущев.
— Уверен, — спокойно ответил Берия, всаживая в шею повергнутого повелителя второй укол. — Этого будет достаточно. — Он завернул шприц в тряпку.
— Давайте разденем его и положим в постель, — предложил Булганин.
— Зачем раздевать? — резко спросил Берия, стараясь справиться с волнением. На уколы вождю ушло много психической энергии, а еще предстояло выйти из этого логова. — Положим его, как есть, на диван.
— Будет подозрительно, если завтра обнаружат его в той же одежде, в какой он нас принимал. — Хрущев встретился с каждым внимательным взглядом, подчеркивая важность аргумента. — Дескать, как так, не раздевался после того, как мы ушли.
— Кому подозрительно? — спросил Берия, схватив безжизненные ноги вождя. — Давайте, помогите лучше перенести его.
Маленков, Хрущев и Булганин подняли обмякшее тело за руки и за плечи и положили его на диван. Как будто в знак прощания, они выстроились перед ним в шеренгу, разглядывая умирающего диктатора.
— Есть шанс, что он оклемается? — опять спросил Хрущев. Пухлые щеки его хранили следы румянца. Взгляд, однако, был жесткий, как у злого волка.
— Никакого шанса, — ответил Берия. — Слишком много снотворного и разжижающего кровь. Учти, Никита, что у него уже было два инсульта. Третий идет сейчас. Он будет обширный, спасти его будет невозможно, да и врачей не осталось, чтобы его спасать.
— И все же, — заговорил Булганин, — заметят, что он в той же одежде.
— Кто заметит? — Берия метнул негодующий взгляд в его сторону. — А если и заметит, кто что скажет? Сейчас Политбюро здесь хозяин, а не этот труп. — Он решительно махнул рукой. — Все, гасим свет и выходим. Всем улыбаться и весело болтать. — Он говорил как новый повелитель. — Ты, Георгий, позвони Суслову и Ильичеву прямо сегодня утром, когда домой придешь, и прикажи прекратить печатать статьи про дело врачей. Вообще, всю эту антиеврейскую кампанию нужно сегодня же прекратить. И грузинское дело тоже. — Он взглянул на часы. — Половина пятого. Уже утро. Пора уходить.
Берия потушил свет, и четверка направилась в выходу.
— Я согласен с тобой, Лаврентий, — сказал Маленков. — Всю прессу нужно известить, чтобы прекратили печатать статьи о врагах народа.
— Позвони Игнатьеву, Георгий, и напомни ему, чтобы по всем вопросам, связанным со здоровьем Сталина, обращались к членам Политбюро, — продолжал давать указания Берия. — На прямые звонки не отвечать. Я сообщу Молотову, чтобы держался от всего подальше. Ты, Никита, позвони Кагановичу — на всякий случай. Соберемся здесь к вечеру, когда все встанет на свои места.
Хрущев распахнул дверь, и все четверо вывалились из нее, весело и громко болтая. Хрусталев ждал их на выходе за пределами проходной комнаты, как приказал Берия.
— Товарищ Сталин лег спать, — сказал ему Берия. — Не тревожьте его, не докучайте, дайте старине выспаться и отдохнуть от дел. Понятно, Хрусталев?
— Понятно, товарищ Берия, — сказал Хрусталев и отдал честь.
Снаружи, возле входа, зябко подергивая плечами под тулупом, стоял его верный исполнитель Кирилл Селиванов. Он явно хотел что-то сказать. Берия подождал, пока члены Политбюро рассядутся по своим машинам и колонной двинутся к пропускному пункту. Выслушав его просьбу, Берия внимательно посмотрел ему в глаза и согласно кивнул.
Глава 5
Несколько месяцев Кирилл служил в охране Кремля. Во второй половине февраля 1953 года его неожиданно перевели в охрану дачи Сталина в Кунцево. «Неспроста и, быть может, не к добру это», — размышлял Кирилл. Берия перемещал его туда, где нужно было выполнять особо важные и почти всегда опасные поручения. Что же затевалось сейчас?
Помимо обычных патрульных обязанностей, ему надлежало обыскивать всех, кто допускался к Сталину. В основном это были доверенные люди из Политбюро. Сталин, согласно слухам, неважно себя чувствовал и редко кого принимал, за исключением Маленкова, Берии, Булганина и Хрущева, которые приезжали почти каждый вечер.
Кирилл обыскивал их поверхностно, порой пропуская без формальной процедуры. Во время этих коротких задержек ни Берия, ни Кирилл не подавали виду, что знают друг друга.
Работа была скучной; никаких событий, кроме коротких осмотров этих четырех самых влиятельных лиц в стране, да патрулирование вокруг здания холоднющими, порой снежными ночами, заканчивающееся проводами сталинских гостей под утро, когда они подвыпивши, но всегда угрюмые, вываливались на мороз и рассаживались по своим машинам.
Во время этих дежурств Кирилл пытался представить себе, в чем же будет заключаться его основное задание. По газетным статьям, по слухам, усиленно бродившим среди охраны и работников МТБ, можно было судить, что замышляется что-то грандиозное не только против евреев, но и против кое-кого из правительственного аппарата.
Кирилл хорошо усвоил лекции Панина: Россией всегда правит царь. Что царь захочет, то и сделает, а остальные будут выполнять его волю. Если это так, то значит царь задумал все это, а Берия — как раз тот, который его волю выполнять не будет. От этих мыслей пробирал озноб, проникающий даже под теплый армейский тулуп.
Двадцать восьмого февраля неожиданно для Кирилла процедура обыска изменилась. Берия обратился к нему по имени, как к старому знакомому, как будто давая понять сопровождающим его гостям, что Кирилл — свой человек, и не разрешил даже формальный обыск. У Кирилла внутри что-то трепыхнулось, а потом застыло противным комом.
«Сегодня что-то произойдет, — решил он. — Но почему нет никаких инструкций от Берии?»
Четверка вошла внутрь здания, оставив за собой ночную тишину и нарушающий ее скрип снега под ногами. Чтобы занять свои мысли, Кирилл стал думать о Софе.
