Жан-Луи Фетжен - Вуали Фредегонды
В часовне ничего не было, за исключением огромного деревянного креста, возвышавшегося над алтарем. Хильперик приблизился к нему, сначала почтительно склонив голову, потом все же осмелился поднять глаза и измерить распятие взглядом сверху донизу. Было нечто ужасающее и одновременно захватывающее в том, чтобы чувствовать себя в руках Божьих. Отец карает тех сыновей, которые оказываются недостойными Его, каковы бы ни были их могущество и богатство. Однако для самого Хильперика в смерти Карибера не было ничего от Божьей кары, напротив. Теперь огромное королевство старшего брата, согласно обычаю, будет разделено между Гонтраном, Зигебером и им самим. Какой бы жребий ему ни выпал — сейчас это означает новые земли, новые деньги, новое могущество...
Когда Хильперик вышел из часовни, уже поздно вечером, его былое отвращение рассеялось, так же как и лихорадочное возбуждение, пришедшее ему на смену. Он чувствовал себя умиротворенным, его сердце было полно великодушного снисхождения к своему заурядному окружению, ко всем, кто был рядом с ним все эти мрачные дни. На встревоженных лицах его приближенных читалось такое непонимание того, что произошло, что это делало их смешными и жалкими. Да и как они могли понять? Даже Фредегонда, со всеми своими обидами брошенной женщины, была далека от того, чтобы догадаться об истинном смысле последних событий. Все ее уловки и приемы были трогательными в своей наивности. Без сомнения, он мог бы все им объяснить, но пусть факты скажут сами за себя. Участь, которую Бог ему уготовил, вот-вот должна была свершиться.
* * * * *
Карты всех размеров занимали целую стену, и, судя по числу пергаментных и папирусных свитков на столах, были еще десятки других, которые писцы Гонтрана не смогли развернуть. Самая большая карта, стоявшая на возвышении в центре зала совета в Шалонском дворце, ранее принадлежала их деду Хловису. Эта карта, высотой в человеческий рост, была изображена на выдубленной коже и оправлена в деревянную раму, и на ней были в подробностях вычерчены все франкские земли. На карте еще можно было различить старые границы, которые стилеты монахов не смогли полностью соскрести. Все крупные города, расположенные на фискальных землях, реки и горы были нанесены с точностью, которую считали совершенной.
Было еще рано. Хильперик появился первым. Между тем как слуги расставляли на столах фрукты, хлеб и бургундское вино, он стоял перед картой, медленно обводя взглядом огромную территорию, которая отделяла Нейстрию от вестготских владений на юге. Между ними располагались Париж, Анжер, Пуатье, Бордо, Тулуза...
— А, ты уже здесь!
Хильперик вздрогнул, словно его застали за какой-то провинностью, но тут же справился с собой и взглянул на своего брата Гонтрана как равный. На том была широкая туника и поверх нее — нечто вроде ризы, расшитой золотом. Круглая шапочка на голове еще усиливала сходство с церковником За Гонтраном вошла целая толпа монахов в рясах с капюшонами, надетыми на голову. В своей обычной жизнерадостно-добродушной манере король Бургундский прижал Хильперика к груди, потом небрежным жестом указал на карту и спросил
— Мечтаешь о своем будущем королевстве?
— У меня еще не было на это времени, — отвечал Хильперик, наблюдая за монахами, которые молча заняли места за столом возле каждого свитка. — По правде говоря, я думал о том, каким образом эта карта оказалась здесь.
Он фамильярно хлопнул старшего брата по плечу и улыбнулся ему, чтобы смягчить впечатление недоверия от своих слов.
— В последний раз я ее видел у отца на вилле Брэн.
— А я — в Париже! — произнес чей-то голос позади них.
Оба брата одновременно обернулись. Зигебер, в этот момент вошедший в зал, быстрыми шагами приблизился к ним в сопровождении двух стражников, у каждого из которых на поясе висел меч. Гонтран посмотрел по сторонам, словно ища поддержки.
— Посторонним нельзя входить в зал, — напомнил он.
— Ты имеешь в виду — кроме твоих монахов? Не беспокойся, они здесь не задержатся.
Зигебер расстегнул плащ и сбросил его на руки одного из своих спутников. Затем обратился к Хильперику:
— Извини, что я не зашел к тебе вчера вечером. Пришлось совершить небольшую конную прогулку.
Хильперик недоуменно нахмурился, но Зигебер больше ничего не сказал и, отпустив своих людей кивком, подошел к столу и налил себе вина. При каждом шаге с его одежды осыпалась дорожная пыль. Волосы были в беспорядке, лицо осунулось. Казалось, он проскакал верхом всю ночь.
— Эту карту, — он устало опустился в одно из высоких резных кресел, стоявших вокруг стола, — Карибер унаследовал после смерти отца.
— Теперь я старший! — воскликнул Гонтран. — Поэтому неудивительно, что она перешла ко мне!
— Никто и не возражает.
Братья обменялись взглядами, и Хильперик в очередной раз испытал неприятное чувство, что совершенно не понимает, о чем идет речь.
— Впрочем, это неважно, — наконец сказал Зигебер. — Думаю, мы можем начинать.
Гонтран мгновение поколебался, потом подошел к одной из пергаментных карт, висевших на стене. Земли их покойного брата, закрашенные красным цветом, длинной яркой лентой тянулись с севера до самых Пиренеев. Некоторое врел4я он молча изучал карту, затем повернулся к двум младшим братьям.
— Что касается меня, — он обвел свои собственные владения — земли Бургундии до границ с Нантскими территориями, — мне нужен выход к морю, поэтому я забираю города на Луаре, Тур, Анжер и Нант.
— И это все? — спросил Зигебер.
Гонтран не уловил насмешки в его голосе, пребывая в собственных мечтах. Территория, которую он очертил, была половиной Франкии.
— Все, — подтвердил он, скромно улыбаясь. — Не считая Парижа, конечно.
— Нет.
Зигебер не шелохнулся в кресле и, по своему обыкновению, не повысил голоса. Хильперик завидовал его спокойствию, уверенности и хладнокровию, с которой он одним лишь взглядом усмирил ярость Гонтрана.
— Париж должен принадлежать старшему! — произнес тот голосом, срывающимся на крик. — Так было всегда!
— Ты забрал себе уже достаточно парижских сокровищ, — заявил Зигебер. — Больше не получишь.
Гонтран побледнел. Он обернулся к Хильперику, словно призывая его в свидетели, но тут же отвел глаза, увидев растерянное выражение лица младшего брата.
— Я... я не понимаю, что ты хочешь сказать, — пробормотал он.
— И я тоже! — воскликнул Хильперик. — Пусть меня повесят, если я понимаю хоть слово из того, о чем вы говорите! Ты можешь мне объяснить, что происходит?
— Охотно, — Зигебер широко улыбнулся. Потом, повернувшись к Гонтрану, добавил. — Мне начать прямо сейчас или лучше подождать, пока мы останемся одни.
Гонтран долго смотрел на брата, и видно было, что он едва сдерживается, чтобы не наговорить лишнего. Затем, поскольку взгляды всех присутствующих устремились на него, он слабым движением руки приказал монахам выйти. Когда за ними закрылась дверь, Зигебер поднялся с кресла.
— Когда я прибыл в Шалон, вчера утром, мне сообщили интересную новость... Представь себе, братец, — повернулся он к Хильперику, — королева Теодегильда: последняя законная жена нашего дорогого Карибера приехала искать покровительства у Гонтрана.
— Так ты теперь за мной шпионишь?
— Так же, как и ты за мной... Итак, мои шпионы, как ты их называешь, сообщили мне, что затем она поспешно покинула Шалон под надежной охраной, — должен тебе сказать, нагнать ее оказалось не так-то просто.
Он замолчал, тогда как Гонтран, очевидно, всеми силами пытаясь сохранить достоинство, в свою очередь подошел к столу и налил себе вина. Оба младших брата продолжали оставаться напротив друг друга, и теперь Зигебер продолжал, обращаясь только к Хильперику:
— После смерти Карибера Теодегильда отправила нашему доброму братцу послание, в котором предлагала ему стать ее супругом, и он принял это предложение.
— Я не принимал! — возразил Гонтран, садясь за стол. — Я ответил, чтобы она приезжала, и тогда я обеспечу ей достойную жизнь среди своих подданных.
— Да, верно, ты пригласил ее приехать... вместе с сокровищами Карибера. И когда она эти сокровища привезла, ты их забрал.
— Не лучше ли, чтобы они принадлежали лше, чем этой вздорной женщине, которая не заслуживала того, чтобы наш брат разделял с ней ложе?
Они некоторое время смотрели друг на друга, потом Зигебер, явно позабавленный, покачал головой, и Гонтран облегченно засмеялся.
— Вы бы видели ее лицо! — воскликнул он. — Она даже не поняла, что произошло!
— И что ты с ней сделал? — поинтересовался Хильперик.
— Он отправил ее в монастырь в Арле, — ответил вместо Гонтрана Зигебер.
— Ты ведь не собирался провожать ее всю дорогу, чтобы убедиться в этом?
Гонтран расхохотался еще громче.
— О, нет... Мне стоило немалых усилий догнать ее в пятидесяти или шестидесяти лье отсюда. К счастью, твои люди, сопровождавшие ее, были так любезны, что дали нам свежих лошадей для обратной дороги.
