Наталья Павлищева - Екатерина Медичи. Любовница собственного мужа
И это было обычным. Корзинку нашли неподалеку от того места, где он повстречался с мальчиком. Ни следов борьбы, ни каких-либо признаков насилия… Но корзинка брошена.
Первые дни Диана просто ждала, надеясь, что Себастьян погуляет и вернется. Потом стала нервничать, снадобья оставалось еще достаточно, но кто знает, сколько будет отсутствовать алхимик? Шло время, а Себастьян не появлялся. Диана уже ругала себя за то, что столь привязана к его средствам, просто с каждым днем ей становилось все хуже…
Когда-то маг предупреждал, что стоит прекратить прием средств – и старость начнет наверстывать упущенное, причем с огромной скоростью. Что тогда будет с ней, с ее красотой? Однажды Диана сидела перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение и пытаясь понять, не пробиваются ли все же признаки возраста. Они, конечно, были, все же Себастьян не всесилен, но сколь разительно отличалась она не только от сверстниц, но и от куда более молодых женщин! И вдруг… красавица отшатнулась от зеркала, в ужасе вскрикнув: на мгновение ей показалось, что лицо стало именно таким, каким должно быть в ее возрасте!
На крик хозяйки примчалась верная Аннет:
– Что случилось, мадам?
– Убери его!
– Кого?
– Зеркало убери!
Немного погодя она вернула зеркала, но больше подолгу в изображение не вглядывалась, чтобы убедиться в своей молодости и неувядающей красоте, достаточно беглого взгляда.
Теперь, когда Себастьяна не было, Диана каждое утро особенно пристально следила за Аннет, капающей зелье в бокал. Однажды ей показалось, что девушка и сама готова проглотить то, что пьет хозяйка. Присмотревшись к камеристке, Диана вдруг поняла страшную истину: Аннет тоже не старела! Это могло означать только одно: камеристка принимала зелье Себастьяна. Аннет не смогла больше скрывать и честно рассказала хозяйке о своей связи с магом и том, что пила зелье. Диана ужаснулась не тому, что девушка обречена, а тому, что она может выпить или украсть остатки!
С этого дня большой флакон с зельем хранился под замком, а ключ на шее у Дианы.
Аннет, которая теперь вообще ничего не принимала, старела стремительно, глядя на камеристку, Диана приходила в ужас, понимая, что это же будет и с ней самой! Если Себастьян не появится, то остатки удастся растянуть не больше чем на полгода. А потом? Потом и у нее, как у Аннет, повиснут мешки под глазами, станет дряблой кожа, полезут волосы, тело пройдет все пропущенные годы за недели, моложавая красотка превратится в дряхлую старуху, и это превращение будет ужасным.
И вдруг…
– Почта, мадам…
Седина у Аннет уже не просто заметна, она забила собственные волосы. И два зуба выкрошились прямо на глазах. Видеть это не было сил, очень хотелось сказать, чтобы не приходила.
Диана протянула руку за письмом, и рука ее откровенно задрожала: печать была королевской! Причем не просто королевской, а королевы-матери. Екатерина… Что ей нужно?!
Буквы прыгали перед глазами, никак не желая сливаться в слова и строчки… Но не из-за слабости зрения, а от того, что прочитала.
«Мадам, прошло много времени с тех пор, как вы покинули мое общество, чему я очень рада… Думаю, вы скоро покинете и этот мир тоже.
На вашей совести очень много грехов, мадам, и прелюбодеяние не худший из них.
Вы отравили мне жизнь, наверное, не только те годы, которые провели рядом с моим мужем, но и те, что будут впереди тоже, потому что вы отравили мне душу. Я была добра и желала любить всех вокруг – вы заставили меня ненавидеть. Вы травили людей – меня в этом подозревали. Я хотела быть незлобивой, но вынуждена идти по вашим стопам. Я хотела прощать, но буду мстить. У меня нет другого выбора, я должна сохранить французский престол для своих детей.
Что касается вас, то ваши дни сочтены просто потому, что Себастьян больше не вернется…»
Что?! Флорентийка знает о Себастьяне?! Мир мгновенно померк! Диана не скоро смогла вернуться к письму.
«…Я не смогу изменить или вернуть ничего из того, что было испорчено вами, мне не вернуть прожитых в горе лет, не вернуть мою молодость, но и вы больше не сможете сохранять вашу.
Я могла бы отомстить вам давно, вынудив Себастьяна сказать правду и о дофине Франциске, и о короле Франциске, и еще много о ком и о чем…
…Вас нельзя отравить, как и меня, в состав ваших средств тоже входил яд, но умирать вы будете медленно и страшно, в том нет моей вины, только ваша собственная.
Прощайте и будьте прокляты!»
Диана долго сидела, безжизненно уронив руки на колени. Теперь она знала свое будущее, оно было не просто безрадостным – оно было страшным… И вдруг в красотке все встрепенулось от неожиданной мысли: ее не должны увидеть и запомнить седой беззубой старухой! В памяти всех она должна остаться нестареющей красавицей!
Письмо полетело в огонь, а немного погодя гонец уже повез приглашение Пьеру Брантому, после долгих размышлений Диана именно его выбрала, чтобы этот любитель галантных дам запечатлел ее невянущую красоту в своих записях. Мадам де Брезе прекрасно понимала – то, что увидит Брантом, узнают все.
Флакон был почти пуст… Если средство не экономить, а принимать побольше, чтобы восстановить прежний вид, его хватит совсем ненадолго… Но другого не дано. Ну что ж, на сколько хватит, на столько хватит…
Аннет уже не вставала с постели, а новые камеристки ничего не смыслили, страшно раздражая Диану и доставляя ей дополнительные мучения. Их удивляло, что госпожу сильно рвет каждый день, она почти не ест и мучается от каких-то непонятных болей. А Диане было некому пожаловаться на невыносимые боли в суставах и справа под ребрами… Болели мышцы, глаза, кости, болело все, что вообще могло болеть…
С трудом поднявшись с постели утром, Диана с ужасом покосилась на отражение в зеркале, волосы можно покрасить, отсутствие зубов спрятать отсутствием улыбки, а что делать со страшными складками кожи, которые все сильнее повисают на щеках? С дрожащими руками и ногами? С тошнотой, которая не позволяет нормально есть?
Она добралась до шкафа, в котором заперт флакон с остатками средства от Себастьяна, с трудом попала трясущимися руками ключом в отверстие и открыла дверцу. Почему-то вспомнилось, как ее водила в свой кабинет ядов Екатерина. Диана тогда страшно перепугалась, а все оказалось простой насмешкой королевы, Екатерина поиздевалась над соперницей.
Издевалась… Диана сумела отплатить сполна! Как она унижала Екатерину! Кто из них в действительности был королевой? Но иногда Диане казалось, что та все знает и понимает, что нарочно позволяет эти выходки, словно со стороны, не возмущаясь и не выходя из себя, наблюдая за всем, что делает соперница. Впервые Диана поняла, что не все так просто, когда объявила о том, что король подарил ей Шенонсо. Только позже она догадалась, что Екатерина ожидала или все знала, не могла она столь спокойно отнестись к такому известию! А потом как дура почти год боялась приблизиться к вожделенному замку, опасаясь заразы, а это оказалось королевской шуткой…
А случай, когда ей пришлось с пеной у рта защищать честь ненавистной Екатерины, укоряя Генриха в неверности супруге перед рыжей Джанет Флеминг?! Королева потом возмущалась вместе с ней, а чуть позже Диана узнала, что Флеминг… состояла у Екатерины на службе в «летучем эскадроне любви», то есть соблазняла Генриха по заданию супруги! Екатерина наставила Диане рога при помощи рыжей шотландки, еще и заставив устроить пошлую сцену ревности!
Сколько их в действительности было, этих случаев скрытого унижения? Временами Диане начинало казаться, что это не она все годы издевалась над королевой, а Екатерина над ней. От сознания этого становилось совсем худо.
И теперь вот последний удар – Себастьян! Как же тяжело, просто невыносимо видеть, что тают капли во флаконе, понимать, что с ними утекает сама жизнь. Еще немного, несколько дней – и то, что начнется, будет стремительно. Если Брантом не приедет в ближайшие дни, то пусть не едет совсем, Диана не желала представать ни перед кем в виде дряхлой старухи.
Руки дрожали слишком сильно, ей бы позвать кого-то на помощь, но Диана не желала, чтобы камеристки видели эти капли, вернее, то, что их уже больше нет, а потому капала сама.
Одна… две… три… Достаточно или добавить четвертую? А если поэт еще задержится? Диана попыталась прикинуть, сколько еще этих живительных капель, превращавших ее хотя бы на полдня в прежнюю красавицу.
И вдруг…
– Мадам, вам почта!
От неожиданности рука дрогнула, и флакон вылетел из рук! Диана с ужасом смотрела, как последние капли впитываются в ковер. Все, больше пить нечего, красавицы Дианы де Пуатье больше не существовало. А глупая камеристка, ахнув, бросилась поднимать пустой флакон.
Принесенный пакет остался на столе.
Она пришла в себя только к обеду. Снова сильно рвало, кружилась голова, болело все тело… Но пить больше нечего, и она мучилась молча. Красавица сидела в кресле, пытаясь унять дрожь в руках, ногах и успокоить стучавшие как в лихорадке зубы. Ее корежило все сильнее.
