Юрий Трусов - Каменное море
Возле самого села на луговине, где в 1812 году собирались и пошли в поход на врага ополченцы, решили высадить более чем полтысячи десятин леса. Он станет как бы прикрытием главного водоема, от которого в глубь степи двинутся ставки, ручейки, озерца. А 90 оврагов, превращенные в запрудья, позволят распахать вокруг большие участки земли.
– Глубокой вспашкой надобно поднять степные пласты. Не так, как у нас до сих пор сохой слегка верхний слой ковыряют. Пахать будем специальным станочным английским плугом с лемехами стальными, запряженными шестеркой волов. Вот как! – со страстью в голосе сказал Виктор Петрович. – Я сию рекомендацию в немецкой книге прочел. Да-с! Вот тогда будет толк!.. И Виктор Петрович выразительно посмотрел на Кондрата и Иванко, недавно прибывшего из Одессы.
Разговор происходил у Сдаржинского в кабинете, который более походил на библиотеку. Книги, не умещаясь в шкафах, беспорядочными горками обступали широкий стол своего хозяина. Стол был обширен. Но и на нем не хватало места книгам. Иванко, все еще находившийся под впечатлением встречи с Раенко, невольно, глядя на книги, вспомнил полюбившегося ему человека. Здесь, в Трикратном, он уже успел совершить с отцом несколько рейдов по степи. Помогая ему, он подробно узнал о замыслах Сдаржинского.
И хотя ему, как и отцу, был родным степной край, за освобождение которого некогда сражались его предки, и дорого стремление Сдаржинского оживить этот край, но не все в этом деле было ему ясно.
Наедине с Кондратом он не раз уже толковал о затее Сдаржинского и пытался докопаться до самого корня.
– Батько, а к чему эти хлопоты все Виктору Петровичу? Разбогатеть еще, что ли, он хочет?
– Я сам, сынку, про то спрашивал его. Он говорит, что мол, желает не зря на земле прожить, добро людям сделать.
– Добро?… – с недоверчивой усмешкой переспросил Иванко. И вдруг зло прищурил зеленоватые глаза. – А ты ему не сказал, батько, что добро бы он сделал поболее, если бы без хлопот снял неволю со своих крепаков, да землю отдал бы им свою. Тогда без его печали эту землю вольные люди выдюжили б и обводнили сухие степи. Да и распахали бы из края в край. Говорил ему об этом, батько?
– Думку об этом имел, но не говорил, – хмуро ответил Кондрат. – Уважаю я Виктора Петровича. Человек он, сам видишь, редкостный. Ну, да какой он – ты сам знаешь. Вместе с ним Наполеона воевали…
– Человек он и впрямь отличнейший. А все же спросить его об этом надобно. Спроси, батько. Обязательно спроси.
– Ты прав, Иванко. Обязательно спрошу. Только случай выйдет…
И сейчас, когда Сдаржинский с увлечением рассказывал о своих замыслах, отец и сын, посмотрев друг на друга, поняли, что случай для серьезной беседы вышел самый подходящий. Лучше не найти. Они были втроем в кабинете. Иванко подтолкнул незаметно в бок Кондрата и тот, когда Сдаржинский кончил говорить, спросил:
– А скажите, будьте ласковы, Виктор Петрович, к чему вам такая затея? Хлопот у вас много с ней. А зачем? Гроши вам еще надобно?… Так их у вас куры не клюют. Не лучше бы вам крепакам своим вольную дать да наделить их землицей? И сразу степи эти сухие зацвели бы от труда вольного… И спасибо великое вам сказали бы не только крепаки, с которых вы ярмо сняли, но и внуки их.
Он смолк и выжидающими глазами впился в лицо Сдаржинского. Так же, затаив дыхание, смотрел на него и Иванко. – Я ожидал от вас этого вопроса. Вы имеете полное право его задать. Ты, Кондрат Иванович, верно сделал, что спросил меня. Я постараюсь ответить без утайки. – Виктор Петрович провел рукой по волосам, поднялся с кресла и зашагал по кабинету, обходя груды лежащих на полу книг.
– Ну так будет вам известно, – сказал он взволнованно, – что я еще несколько лет тому обращался к имевшему власть лицу с прошением, в котором выражал желание освободить своих крестьян и отдать им землю[90]… Но когда это лицо узнало, что количество крестьян исчисляется тысячами душ, а земля – десятками тысяч десятин, этот человек испугался: «Да вы с ума сошли! – сказал он мне, – правительство никогда не позволит осуществить вам такое преступное намерение». «Помилуйте, – возразил я, – почему же преступное?» «Самое что ни на есть опасное преступление», – настаивало это лицо. И пояснило мне. «Поступок ваш будет развращающим примером для остальных. И знайте, вас просто посадят в сумасшедший дом, отберут права на крепостных и на землю, передадут все это в опеку». Его слова заставили меня отказаться от дальнейших хлопот. И решил я тогда делать то, что в силах моих.
Сдаржинский опустился в кресло, вопросительно посмотрел на своих собеседников.
Кондрат хотел ему что-то ответить, но пылкий Иванко опередил.
– Тогда мы с вами, Виктор Петрович. Мы верим словам вашим.
Сдаржинский облегченно вздохнул.
– Спасибо!
XXXIV. Новое озеро
С приездом Иванко Сдаржинский приобрел не только хорошего помощника, но и способного ученика. Любознательность молодого моряка вызвала в Викторе Петровиче горячую симпатию и желание заботиться о его дальнейшем образовании. Сдаржинский предоставил в распоряжение Иванко свою библиотеку, а потом, как когда-то Раенко, стал заниматься с ним по математике, литературе, истории и географии.
Занятия эти проводились не только в усадьбе, но и в разъездах.
Так незаметно пришел знаменательный для России 1825 год.
В начале его, весной, Виктор Петрович начал посадку леса в степи возле Трикратного.
Замысел Сдаржинского по мнению соседей и даже лесников был смелым. «В наших южных новороссийских степях древонасаждение невозможно. Здесь нет для леса подходящих условий. Безводне и палящие степные суховеи уничтожают всякую растительность. Сам господь-бог эти места обрек на бесплодие», – рассуждали «знатоки».
Идею Сдаржинского считали безумной. Узнав, что он, кроме семян, и саженцы выписал, подняли его на смех.
– На ветер богач деньги бросает! Девать, видимо, некуда!
– Чудак! – говорили о нем соседи-помещики.
– Он просто – дурак! Начитался там книжек всяких, – уточняли другие.
Сдаржинский знал обо всех пересудах, но был тверд и последователен.
На громадном пространстве степи в один из погожих весенних дней он приступил к эксперименту.
В аккуратно вырытые ямки легли жолуди дубов, семена акаций, кленов, тополей. Были врыты в землю и первые саженцы.
Когда закончилась посадка леса, Виктор Петрович, Кондрат и Иванко верхом на лошадях помчались проверить новое сооружение – запрудье. Так называли они озеро, что образовалось недели три тому назад. Оно возникло на месте глубокого оврага, который по плану Сдаржинского перекрыли еще зимой земляной греблей. Весенняя талая вода веселыми ручейками стекла в овраг, запертый плотиной, и щедро до самых краев наполнила его.
…Они подъехали на разгоряченных лошадях к береговой кромке нового озера. Поверхность весенней воды, как мутноватое зеркало, отразила трех всадников.
– Озерцо удалось на славу! Я на него большую надежду имею. Спасти оно должно от суховеев лесные насаждения наши. Как вы думаете, спасет? – обратился Сдаржинский к своим бывшим однополчанам.
Кондрат, прищурясь, долго разглядывал покрытое легкой рябью озеро, словно измерял его ширину. Виктор Петрович и Иванко ждали его ответа.
– На мой взгляд, эта вода не даст солнцу иссушить посадку нашу.
– Не даст?
– Точно! – Голос Кондрата звучал уверенно.
Сдаржинский знал, что Хурделицын никогда не утверждает того, в чем сам сомневается.
Удивительное чувство удовлетворения, которое приходит к человеку, когда он выполнил трудную работу, наполнило сейчас Виктора Петровича, словно весенняя вода озерную котловину.
– Сюда и невесту не стыдно пригласить? А? Я ведь жениться задумал.
– Давно пора, Виктор Петрович… А потом, может, и Иванко оженим на какой-нибудь молодице, – улыбнулся Кондрат.
– Да мне еще рановато, – покраснел Иванко.
Виктор Петрович заразительно рассмеялся.
– Смотри, какой! Рановато… А по-моему, в самый раз.
Кондрат знал, на ком собирался жениться Сдаржинский. Это для него не было секретом. Натали уже несколько месяцев проживала в усадьбе. Она вернулась из Одессы в Трикратное более опытной в делах медицины. Она снова взялась за врачевание.
После того, как ей удалось вылечить от болотной лихорадки десятилетнюю девочку – дочку местного крестьянина, а затем исцелить кучера Виктора Петровича, страдавшего застарелой флегмоной, о ней хорошо стали говорить в селе:
– Молодая барышня в усадьбе – добрая. Не то, что Сдаржинщиха, старая упокойница, что совой глядела. Эта молодая приветлива и лечить способна… Хорошей хозяйкой будет…
Через месяц в старинной усадьбе Сдаржинского была отпразднована его женитьба на Натали.
На свадьбу поспел и поручик Николай Алексеевич Раенко. Наконец-то его произвели в офицеры и перевели в лейб-гвардейский драгунский конный полк, который был расквартирован на севере Украины. Раенко прямо со свадьбы должен был отправиться в новую часть.
