Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 2
— Ладно, Артем, серьезно говорю — сходи!..
Артем ушел и, запыхавшийся, возвратился обратно ровно через двадцать минут.
— Ух, — говорил он, — вот бери: консервы, печенье, сахар, спирт… Ух!
Варенька счастливо хлопала в ладоши:
— Я видела в окно, как ты несся по улице, словно за тобой гнались собаки.
— А ты смеешься.
— А мне смешно…
Помогая Вареньке по хозяйству, Артем объяснял:
— Едва умолил интенданта. Не могу, да и все, говорит. Вот уж народ, действительно… Да, между прочим, тебя Кульбицкий на какой срок отпустил из поликлиники?
— На двое суток.
— Меня также.
— Ой, — вздыхала Варенька, — мы тут готовим, готовим, а придут ли они?
— Конечно, придут.
Все пришли: Прохор Николаевич с женой; командир эсминца капитан третьего ранга Бекетов и еще несколько офицеров, приглашенных Пеклеванным; Григорий Платов пришел поздравить новобрачных, а заодно и выпить; ну и конечно, боцман Чугунов со своим командиром («Ведь сидите-то вы на стульях, которые я сбил-сколотил!») — и еще много других, знакомых и незнакомых.
Бекетов, к великому огорчению жениха и невесты, водку пить категорически отказался и на этом основании был выбран управителем вечера.
— Простите меня, — сказал он, обводя гостей долгим взглядом своих умных прищуренных глаз. — Простите меня за то, что сегодня, в этот торжественный день, когда принято говорить только о добром, веселом и милом, я несколько изменю этой традиции, оставшейся нам от беззаботных мирных времен… За всю войну, — продолжал Бекетов, и его голос слегка дрогнул, — мне пришлось присутствовать на многих похоронах и ни разу — на свадьбе. Может быть, именно потому, дорогие жених и невеста, я так тронут вашей любовью, и мне бесконечно дорога ваша судьба — судьба людей, пожелавших соединить свои сердца в такое тревожное время…
Тревожный ветер военного океана 1944 года, казалось, дохнул в лицо каждому. И каждый ощутил его дыхание, в котором предугадывались далекие бури.
Все было очень торжественно; казалось, что после речи Бекетова не хватает какого-то одного простого слова, которое могло бы рассеять эту не совсем подходящую к такому моменту суровость.
И Прохор Николаевич первым чокнулся с Артемом:
— Смотри, — сказал, — не обижай ее!
Ирина Павловна протянула свою рюмку к Вареньке:
— За вашу любовь, девушка.
Всем стало вдруг легко и весело, как и должно быть на свадьбе. Раздались приветственные возгласы, прерываемые зычным голосом Вахтанга:
— В Грузию к нам… В Грузию после войны… Ждать буду, вах!
— Го-орь-ко-а! — поддержал своего командира Чугунов, сохраняя при этом на лице подобающее боцману достоинство.
Артем и Варенька повернулись лицом друг к другу.
— Ну? — спросила девушка, покраснев.
— Что «ну»? — отозвался Артем.
— Нас ждут.
«Порядка не знает, — думал Платов, — первый раз замуж выходит». И он крикнул:
— Целоваться надо, чего тянуть-то!
— Горько!.. Горько! — раздалось вокруг.
И скоро за тесным столом, когда все гости уже подружились между собой, голоса слились в один нестройный гул, в котором было нельзя разобрать, что говорит сосед, а Рябинин, к великому ужасу жены, уже стягивал с плеч свою куртку, кричал:
— Артем, ты сидишь ближе, открой окно — духота!
Ирина Павловна шепотом журила простака мужа:
— Никакого уважения к жениху, ты совсем не понимаешь, что делаешь. Поставь стопку, не держи ее в руке!..
Прохор Николаевич только улыбался в ответ:
— Так ведь он свой парень, подумаешь: окно попросил открыть. А стопку поставлю, все равно пустая…
Боцман Чугунов, часто поправляя усы надушенным платком, налегал на закуску, но пил мало — в море скоро. И за командиром своим следил:
— Товарищ старший лейтенант, вам бы это… того, хватит, как бы сказать.
Вахтанг смеялся:
— Я, старшина, кавказец и сам не люблю пьяных.
Платов, обхватив голову широкими ладонями, присматривался к тому, как разнообразно вели себя люди, и по его улыбке было видно, что он отдыхает среди этого свадебного гомона, беспорядочных тостов и требовательных выкриков «горько!». Отдыхает от качающейся доски, по которой бегал ежедневно над бурлящей в пропасти рекой; отдыхает от учебных стрельб и гранатометания, от головокружительной высоты скал, по которым взбирался, как альпинист, с полной выкладкой бойца за плечами, — от всего того, что ему приходилось делать, готовясь к боям в Заполярье.
Среди шумных гостей торжественно притихшие жених и невеста казались даже малозаметными, и взоры гостей обращались к молодым только тогда, когда Бекетов провозглашал очередной тост за благополучие нового семейного очага. Тогда гости наперебой кричали «горько», чокались через стол друг с другом, и Варенька снова целовалась с Артемом, который под общий шумок говорил девушке:
— Да ты не смущайся, ведь они знают, что не будь их — мы бы все равно целовались…
И вдруг, совсем неожиданно, кто-то настойчиво постучал в дверь с лестницы. Варенька слегка побледнела, опустила рюмку с вином.
Платов пошел открывать дверь, а Пеклеванный сказал:
— Интересно, кто бы это мог быть?
— Это… Мордвинов, — ответила Варенька, — я пригласила его тоже…
Но вошел не Мордвинов, а рассыльный матрос. Остановившись в дверях и положив бескозырку на сгиб локтя, так что все видели на его ленточке надпись: «Северный флот», он отчетливо произнес:
— Капитан третьего ранга Бекетов!
— Есть, — ответил командир «Летучего», привычным жестом застегивая крючки на воротнике кителя.
— Вам, — и матрос протянул конверт.
Бекетов быстро прочел записку, оглядел своих офицеров:
— Товарищи, на миноносец! А вам, лейтенант Пеклеванный, я разрешаю прибыть на борт через полчаса. Извините…
И все ушли, оставив их вдвоем. Артем снял с руки часы, положил их перед собой среди недопитых рюмок и сказал:
— Посиди со мной, Варенька…
Она села, доверчиво прижалась к нему.
— Ну вот, — сказала, — а мне Кульбицкий дал целых два дня.
Помолчали.
— Мордвинов так и не пришел, — вдруг вспомнил Пеклеванный. — Странный он…
— Да, странный, — согласилась Варенька и перевернула часы циферблатом вниз. — Я не могу так, — сказала она, — стрелки бегут очень быстро!..
Когда они вышли на улицу, с залива тянуло холодом.
— Завтра, наверное, выпадет снег, — сказал Артем.
— И ты уже будешь далеко!..
— Море большое, Варенька.
— Большое, Артем.
— Ты проводишь меня до пирса?
— Конечно…
Раскачивались у пирсов строгие, закованные в серый металл корабли; стылая вода жадно облизывала их борта, ветер доносил запахи машинного масла. В эту ночь они казались Вареньке почему-то живыми существами, и она даже ощутила то родное, знакомое по «Аскольду», тепло, которое исходило от них.
Вздохнула.
— О чем ты? — спросил Артем.
— Да так…
Они сейчас расстанутся, может быть, надолго, но все равно для Вареньки сейчас нет никого ближе вот этого человека, который встал из-за свадебного стола, чтобы уйти в промозглую океанскую ночь.
— Смотри, уже отдают носовые швартовы, — сказал Артем. — Ну, прощай, я побегу!
Она поцеловала его на виду часовых, впервые, как жена, и ответила:
— Прощай!..
Потом долго смотрела, как эсминец вышел на середину гавани, развернулся и плавно погрузился в черноту каменного коридора, который вел на выход в открытый океан.
— Здесь долго стоять нельзя, — подошел к ней вахтенный с соседнего тральщика.
— Я иду, — сказала Варенька и продолжала стоять…
Она уже приближалась к дому, когда путь ей преградила колонна курсантов, на рукавах которых тускло поблескивали якоря морской пехоты. Курсанты, видно, возвращались с учения в прибрежных скалах и сейчас шли усталым мерным шагом — земля глухо вздрагивала под ними.
Они проходили мимо, взвод за взводом, смотря на мир из-под низко опущенных касок, все молодые и все суровые. Высокие сапоги с альпийскими шипами, перепоясанные ватники, ладони рук покоятся на стволах автоматов.
И в одном из них, шагавшем с краю, Варенька узнала Мордвинова.
— Яша! — она даже пробежала несколько шагов. — Яша!..
Он ничего не ответил, даже не повернул головы в ее сторону. Он только снял с автомата одну руку, что-то достал из кармана, и когда колонна курсантов прошла, на дороге остался лежать клочок бумаги.
Варенька подобрала, развернула: это было ее письмо, в котором она приглашала его на свадьбу.
Эвакуация
В ночь на 15 сентября к коменданту финских войск, размещенных на острове Суурсаари, явился гитлеровский офицер с требованием передать остров германским войскам. Намерения немцев, желавших заполучить остров, воспользовавшись шатким положением Финляндии, были ясны. Председатель финской делегации, прибывшей в Москву для ведения переговоров, г-н Хаксель лежал в бреду с тяжелым кровоизлиянием в мозг, вверив свое здоровье советским врачам, — переговоры, таким образом, затягивались, тем более что министр иностранных дел Финляндии г-н К. Энкель еще не прибыл в Москву.
