Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы
Шум стоял такой, как если бы сам громовержец Куар, спустившись на землю, метал свои молнии. Грохот барабанов смешивался с воинственными воплями. Что–то дикое виделось и слышалось в странных гибких телодвижениях, беспорядочном стремительном мелькании тел и безумных криках в пыли и грохоте.
Аттила наблюдал за плясками с помоста. Бледа, раздув ноздри, пригнув голову, подобно разъяренному быку, бросился в толпу. За ним последовали Куридах, Васих, многие тарханы и этельберы.
Диор сказал Аттиле:
— Деяния великих людей обрастают домыслами. Тебе следует назначить человека, который бы записывал важнейшие события и беседы. Только тогда твое имя останется в веках.
Вечером постельничий Овчи, рана которого уже зажила, принес Диору тонко выделанный пергамент и письменные принадлежности.
— До возвращения Ратмира записывателем событий будешь ты! — прокричал он, выпучив на Диора глаза. — И держи все в большом секрете!
Диор шутливо спросил, какое наказание ожидает того, кто разгласит тайну. Овчи, не умевший шутить, добросовестно перечислил, загибая для достоверности пальцы:
— Его ждет отрубание головы, четвертование, перепиливание, перетирание шершавой веревкой, отрезание языка, утопление в реке с камнем на шее, сдирание кожи с живого, повешение вниз головой, усаживание на острый кол, сваривание в котле заживо, съедение крысами. Но чаще мы прибегаем к взятию на аркан. Что бы ты предпочел?
Диор серьезно ответил, что лучше умереть от яда. Тот убивает быстро и безболезненно.
— Но мы не пользуемся ядом! — разочарованно прошептал Овчи.
2
В тот день состоялся Большой совет вождей. Диор расположился на скамейке за спиной Аттилы, имея при себе несколько дощечек, натертых воском, и стило. Потом он перепишет свои заметки на пергамент. Бледа и Аттила сидели в креслах соправителей. Кресло Бледы раньше принадлежало Ругиле, оно было выше и богаче украшено. Совет проходил в шатре покойного вождя, «вмещающем тысячу душ и устланном коврами». Позади вождей толпились тарханы и наиболее прославленные этельберы.
Аттила объявил о результате своей встречи с Флавием Аэцием. В шатре возник недовольный шум. Этот шум только усилился, когда Аттила спросил, согласны ли вожди заключить с Римом новый мир и стать его федератами. Первым, согласно старшинству, выступил Бледа, сказав кратко и энергично:
— Почему римляне хотят мира? Потому, что боятся нас! А раз боятся, значит, слабы. Зачем нам подачки, если мы можем взять все!
Бледу горячо и бурно поддержали. Он с победительным видом глянул на брата. Особенно усердствовал в одобрении великан Ардарих:
— Грабить лучше, все возьмем!
Пришлось опять взять слово Аттиле.
— Вы предпочитаете грабить! Прекрасно! Но те, у кого вы собираетесь отнять все, могут объединиться. Задумывались ли вы над этим? Да, мы ходили походами на Византию. И что получилось? Она приняла своими федератами вестготов Алариха и ищет союза с Римом. Осмелитесь ли вы теперь напасть на нее? Скорей наоборот! Более того, за спиной у гуннов крепости Витириха! У императора Феодосия очень умный советник Руфин, хитрец из хитрецов! Что вы знаете о его замыслах? А ведь готы построили крепости при содействии магистра Руфина! Теперь получено известие: Руфин предложил Витириху объединиться с Византией. Знайте, вожди, это будет означать наше окружение!
Здравый ум Аттилы проникал в суть явлений и грядущих изменений. Но чтобы оценить грозную справедливость его слов, надо было иметь ум, равный его уму. Бледа насмешливо выкрикнул:
— Что–то слишком мудрено ты говоришь! Какое дело мяснику до количества баранов, окруживших его?
Слова старшего соправителя вызвали одобрительный смех вождей. Глаза Аттилы бешено сверкнули.
Большой совет оставил у Диора тягостное впечатление беспечного маловразумительного действа. Единственно разумная речь Аттилы была пренебрежительно осмеяна.
Вожди разъехались на следующий день. А вскоре в ставку прискакал предводитель готов Витирих со своим тысячником Валарисом.
Войдя в шатер и увидев братьев, сидящих в креслах, грузный старик Витирих проницательно вгляделся в обоих и остановил свой взгляд на Аттиле, явно отдавая ему предпочтение. Это рассердило Бледу. Что опять же не ускользнуло от внимания опытного вождя остготов. Он подарил Бледе серебряное седло превосходной работы, а Аттиле золотой кубок, наполненный монетами.
После взаимных уверений в искренней дружбе Витирих заявил, что приехал заключить вечный мир.
Бледа ответил, что согласен заключить с готами вечный мир. Витирих не мог скрыть своей радости, сказал, что дарит Бледе табун отборных лошадей. Бледа хладнокровно пообещал отпустить на волю всех пленников–готов, ставших рабами гуннов. Вмешался Аттила, спросил, зачем Витириху понадобилось строить крепости?
— О могучий, чья слава простерлась от восхода до заката! — ответил гот, — Возле нас обитают анты, с коими мы не имеем договора, ибо анты находятся в диком состоянии. Поэтому наши земли постоянно под угрозой захвата. Дикарей сдерживают лишь крепости.
— Но теперь вас охранять будут гунны! — ответил Аттила. — Крепости следует разрушить!
Бледа встал на защиту Витириха, заметив, что незачем разрушать то, что впоследствии может пригодиться самим же гуннам. Яростно раздув ноздри, Аттила промолчал.
Утром тархан Овчи доложил Аттиле, что вчера вечером Витирих и Валарис зашли в шатер Бледы и пробыли там долго.
— Тас—Таракай, — угрюмо выругался Аттила. — Мой братец, подобно пауку, плетет вокруг меня заговор!
3
И опять наступила ночь полной луны. В шатре Аттилы пел древнюю песню певец–бахши.
В медвежьей шкуре мехом наружу, с бычьими рогами, искусно вшитыми в лохматую шапку, он быстро кружился, ударяя в трехструнный шуаз, голос его был подобен крику птицы:
Юных вскормят ветра и поднимет судьба
На крупы красногривых коней,
И по кругу земли поведет нас Тэнгри
В нескончаемый гул ковылей.
Громоносный Куар нам устроит привал,
Где небесный пасется марал,
У походных костров, где ночлег был и кров,
Мы оставим заплаканных вдов.
Рослые воины, расположившись вдоль стен, держа в каждой руке по мечу, ударяли ими друг о друга, восклицая:
Мечом руби, стрелой убей,
Врага отвагой одолей!
Свирепые лица воинов напоминали глиняные маски громовержца Куара, что хранятся в святилищах гуннов. В глазах их разгорались зловещие огоньки. Отвага соседствует с безумием. О, громовержец будет сегодня доволен, и духи ночи, возможно, снизойдут к откровениям.
Вот отброшены мечи, воины, тяжело дыша, уселись на корточки. Лишь метался бахши, убыстряя движения, по смуглому лицу его струился пот, отрывистые заклинания срывались с посинелых губ.
Вдруг в шатер стали проникать таинственные отдаленные голоса, доносившиеся снаружи, подобно завываниям ветра, чьи–то крылья бились о стены жилища, когти царапали шелк, то ли птицы, то ли духи стремились проникнуть внутрь.
Шаман вскрикнул:
— О духи, вы явились на мой зов!
Язычок светильника изгибался от движений воздуха, казалось, кто–то невидимый летал по шатру. Бахши остановился, рухнул на кошму. Тотчас погас светильник.
Возле Аттилы сидели три его сына, и старший Элах негромко сказал:
— Отец, бахши куда–то исчез.
— Молчи! — оборвал его Аттила, не поворачивая головы.
Десятилетний Денгизих и восьмилетний Ирник, дружно посапывая, прижались друг к другу, младший вскрикнул:
— Какая–то птица летает возле нас.
— Тише, она не страшная! — успокоил его брат.
Диор слышал усиливающиеся завывания ветра и странные всхлипывающие звуки, словно в шатре неразборчиво бормотал и плакал ребенок. Все ждали. Снаружи раздались неуверенные шаги. Кто–то повозился, развязывая тесьмы дверного полога. В распахнувшийся проем проник свет луны. Все увидели, как в шатер вошел бахши.
Никто не выразил удивления. Для шамана исчезать из закрытого помещения — дело привычное. Один из воинов зажег светильник.
Устало подойдя к помосту Аттилы, бахши сказал:
— О джавшингир, явивший величие! Ищи четыре лапы у будущего! — и в изнеможении опустился на кошмы.
— Пусть воины выйдут! — приказал Аттила.
Воины поднялись и направились к двери, обходя неподвижно лежащего шамана.
Не стало слышно шума крыл, затихли, удаляясь, странные голоса. Опустив крупную седеющую голову, Аттила упорно размышлял. Старый бахши со стоном приподнялся, сел, открыл глаза, из закушенной губы его текла кровь. Аттила с плохо скрытой насмешкой крикнул:
