Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка
— Не спорь со мной! Ла Болдюк продала двенадцать тысяч дисков! Это значит, что ее песни нравятся людям, — отрезал Жозеф.
— Жозеф, говорю вам, гостям отеля это не понравится. Лучше я выучу несколько оперных арий.
— Ты всегда идешь наперекор, совсем как Симон! — взвился опекун. — Твое счастье, что ты девочка, а то не миновать бы тебе моего ремня! Спроси у Армана, по вкусу ли ему порка. Я привык, что меня слушаются. Без возражений, понятно?
Жозеф никогда прежде не говорил с Эрмин в таком тоне. От него сильно пахло пивом. Получив деньги Лоры, он позволил себе пропустить несколько кружек.
Эрмин не стала с ним спорить.
— Я сделаю, как вы скажете, — вздохнула она. — Беги, мой Шинук, беги быстрее!
Эрмин хотелось как можно скорее оказаться в Валь-Жальбере. Жозеф не сводил с нее глаз, и на губах его блуждала странная улыбка. В его взгляде ей чудилась неясная угроза, природу которой она отказывалась понять.
«Почему он так на меня смотрит? — взволнованно думала девушка. — И почему-то сел так близко… Нет, этого просто не может быть! Жозеф знает меня с младенчества. Он всегда относился ко мне уважительно…»
Она постаралась незаметно отодвинуться. Рабочий что-то проворчал себе под нос и обнял девушку за плечи.
— Хотя, может, ты и права, Мимин, — сказал он. — Пой то, что тебе нравится. И веди себя достойно. Официант строил тебе глазки, я не слепой. Директор советовал мне присматривать за тобой. Тебе нельзя разговаривать с постояльцами. Ты меня поняла?
Жозеф еще сильнее сжал ее плечо. Испуганная Эрмин попыталась вырваться.
— Пожалуйста, отпустите меня! — попросила она робко. — Так мне неудобно держать поводья!
— Да брось, Мимин, я же тебе как отец! — отозвался Жозеф.
Однако, к огромному облегчению девушки, руку убрал. Хорошо отдохнувший на конюшне Шинук бежал бодрым аллюром. На свежем воздухе рабочий быстро протрезвел, и мысли его снова закрутились вокруг Лоры Шарден. Она намеревалась жить в Робервале. Какая неудача! Она оказалась достойным соперником. Как же отвадить ее от девчонки? Наконец на него снизошло озарение.
— Мимин, держись подальше от одной постоялицы, — начал он после долгой паузы. — Я болтал с грумом, с тем, у которого веснушки. Ты заметила даму в черном?
— Да, она сидела в глубине зала, — сказала девушка.
— Так вот, не вздумай с ней заговорить! Оказывается, эта дама почти сумасшедшая. Она приехала сюда не без причины. Прошлым летом ее дочка утопилась в озере. И, похоже, дама надеется, что в годовщину смерти ее ребенок к ней вернется. Персоналу она рассказывает, что девушка выйдет из воды и останется с ней навсегда. Сумасшедшая, что тут скажешь! Более того: встретив девушку твоих лет, она принимает ее за свою дочь. Если эта дама подойдет и станет называть тебя своей дочкой, беги от нее подальше. Она станет совсем невменяемой, если ты дашь ей к себе притронуться, да и директор будет недоволен. Эта дама очень богата, и он не хочет, чтобы она съехала из отеля.
Эта басня показалась Жозефу вполне правдоподобной, хотя, говоря откровенно, была шита белыми нитками. Он решил, что лишняя предосторожность не помешает, если Лора все-таки решится подойти к Эрмин.
— Скажешь ей: «Нет, мадам, я тороплюсь и не могу говорить с вами!» И быстрее беги ко мне. Главное — не слушай ее бредни!
— Но ведь это ужасно! — воскликнула Эрмин. — Я спрашивала себя, по кому она носит траур. Я перебирала разные варианты, но представить такое… Ее дочь утопилась в этом озере… Какой кошмар!
Эрмин с упреком посмотрела на поверхность воды, такую мирную, серебристую под светом луны.
— В газетах об этом не писали, — заметила она.
— Ты не обратила внимания, — сказал Жозеф. — Ты не все газеты читаешь. Хотя, может статься, семья замяла это дело. Если бы у меня была дочка и она утопилась, я бы не хотел, чтобы о моем горе рассказали всему миру. Говорю тебе, держись от этой дамы подальше. Я не хочу неприятностей с директором.
— Будьте покойны, я к ней не подойду. Мне было бы очень больно, если бы она со мной заговорила, приняв за свою дочку, — со вздохом отвечала Эрмин.
Оба, и Эрмин, и Жозеф, погрузились в свои мысли. Опекун подсчитывал будущие доходы девушки и прикидывал, в какую сумму выльется поездка в Монреаль и запись диска. Он уже забыл о том моменте, когда девичьи губки сердечком, хорошенькое личико и запах юного тела пробудили в нем желание.
Эрмин всей своей доброй душой жалела несчастную даму в черном. Стремясь скорее позабыть неприятное ощущение, которое оставили после себя неуместные объятия Жозефа, она стала думать о Тошане, своем «странствующем канадце». Через год он вернется, через год она снова его увидит… Однако недолго она утешалась этой надеждой. Год, проведенный под игом Жозефа, вдруг показался ей непреодолимым испытанием.
* * *Валь-Жальбер, 22 июля 1930 года
Неделя подходила к концу. Эрмин с тревогой смотрела на календарь. Ей не хотелось ехать в Роберваль и еще меньше — возвращаться оттуда ночью, в компании Жозефа. Последние несколько дней он вел себя как обычно, но девушка успела прийти к заключению, что, оказавшись вдалеке от дома и супруги, Жозеф становился другим человеком.
Элизабет как раз наглаживала шелковое белое платье — аккуратно, через чистую влажную тряпочку, чтобы не испачкать утюгом нежную ткань и сохранить ее блеск.
— Завтра вы с Жо снова едете в Роберваль, — сказала молодая женщина. — Везет же тебе! Если бы ты знала, как мне хочется посмотреть на убранство этого роскошного отеля!
— А мне больше нравится на лугу возле мельницы Уэлле, Бетти, — ответила девушка. — Там красиво и не так шумно, как в отеле.
— Ты чем-то огорчена, а, Мимин? — встревожилась Элизабет. — Ты плохо ела утром, и я не слышала, чтобы ты репетировала…
— У меня болит горло. Не знаю даже, смогу ли петь.
Это была полуправда, но девушка решила немного преувеличить свои страдания, решив, что это может помочь ей остаться дома, в Валь-Жальбере.
— Я приготовлю тебе настой ивовой коры с кленовым сиропом. Не хватало только, чтобы у тебя пропал голос! Ведь контракт уже подписан! Не многим девушкам твоего возраста так легко даются деньги. Хотя мне не нравятся люди, которые тебя там окружают. Будь осторожна, не разговаривай ни с персоналом, ни с постояльцами.
Жозеф рассказал супруге о том, что встречался с Лорой Шарден, не забыв упомянуть о басне собственного сочинения про молодую утопленницу. Элизабет с ним не согласилась.
— Ты переходишь границы, Жо! — с возмущением заявила она. — Закон защищает права этой женщины. Представь, что будет, если она обратится в полицию!
— Она не предлагала бы мне денег, если бы могла пожаловаться в полицию. Я делаю все ради блага твоей дорогой Мимин, а ей лучше здесь, с тобой.
— А что ты планируешь делать в сентябре? — не сдавалась Элизабет.
— Скажу ей, что переговорил с Эрмин, но девчонка отказывается ее видеть.
Жозеф говорил с такой уверенностью, что жена в конце концов согласилась действовать с ним заодно. И все-таки она чувствовала себя виноватой перед Эрмин, ей казалось, что она предает свою воспитанницу.
Девушка же и в страшном сне не могла представить, что творится у нее за спиной. Она вошла в кухню и села за стол, на котором стоял букетик ромашек.
— Бетти, может, ты позвонишь в отель из мэрии? Боюсь, я не смогу петь сегодня.
— Жозеф страшно рассердится, Мимин! Будь умничкой, выпей настой, и тебе станет легче. Когда все решено и на бумагах стоят подписи, нельзя так просто отказаться. Скажи лучше, что ты поленилась повторить песни!
— Нет, Бетти, я перепела весь репертуар, когда была в каньоне! — воскликнула девушка. Казалось, она вот-вот заплачет. — Мы ходили туда гулять с Шарлоттой. Там меня никто не слышит.
— Ну, ради этого не стоит ходить так далеко. Кстати, как поживает твоя слепая подружка?
— Она еще не слепая, — возразила Эрмин. — Вчера я зашла к ним в дом. Ее мать можно только пожалеть! Ноги у этой бедной женщины распухли и посинели! Она очень страдает.
— Не вмешивайся в дела этих людей, — отрезала Элизабет. — Ладно еще, когда ты гуляешь с Шарлоттой, но у ее родителей плохая репутация! Как и у старшего брата, Онезима.
По лестнице спустился Симон. Услышав последние слова матери, он разразился возмущенной тирадой:
— Послушать вас с отцом, так надо держаться подальше от всех новых соседей! У Эрмин, в отличие от вас, доброе сердце! Поселок почти опустел, и те, кто остался, ничем не хуже нас. Онезим никогда не ходил в школу, но он неплохой парень.
— Ты как разговариваешь с матерью? — взвилась Элизабет. — Или у тебя в голове помутилось? Слава Богу, что отец на работе. Он быстро выбил бы из тебя привычку говорить со мной в таком тоне. Иди-ка лучше забери корову и подои ее. Я оставила ее на лугу возле дома Амеде. Он огорожен, и забор еще хорошо держится.
