Дмитрий Балашов - Бальтазар Косса
По сути, выбор был невелик. Все ждали, что папой станет Косса. Из прочих всеобщим уважением пользовался, пожалуй, только Петр Филарг, славный не только ученостью и высокой моралью, но и тем, что не участвовал в групповой борьбе кардиналов и не ущемлял ничьих самолюбий. Кроме того, он не имеет родни, жадных племянников «непотов», которых стал бы устраивать за счет папской казны. Зло это было столь широко развито, что появился даже специальный термин – «непотизм». Но, разумеется, с Коссой Филарг сравнения не выдерживал. За Коссу и высказалось большинство кардиналов.
Бальтазар сидел, смеживши очи. Недавно опочившая мать, наверно, была бы рада! Как-то, в короткой предсмертной встрече высказала:
– Ежели тебя изберут, я буду у себя на Искии принимать твоих гостей!
Мама, мама, видишь ли ты теперь, оттуда, час торжества своего сына!
Он открыл глаза. Ведомая всем сдержанно-ироничная улыбка озарила его смугло-бледное, по-прежнему красивое лицо, украшенное, по черни, серебром седины.
– Братья! – возгласил он, подымаясь с кресла. – Я благодарен всем вам, но не могу принять столь высокий сан, ибо среди нас есть достойнейший! – Легким мановением длани он указал на критянина: – Раз между нами есть такой высоконравственный и мудрый церковный муж, как Петр Филарг, никто другой достойнее его не может возглавить западную церковь, особенно теперь, когда взоры всех христиан обращены к нашему конклаву и весь народ ждет исцеления духовных ран, нанесенных предшествующими недостойными папами! Только он один достоин вашего выбора!
Итак, 7 июля папой был избран и утвержден кардинал Петр Филарг, грек, принявший имя Александра V.
Когда они, уже в сумерках, выходили из дворца, Ринери (епископ Фано) недоуменно и с горечью спросил своего старого друга:
– Что ты сделал, Бальтазар? Что случилось с тобой?
Косса удовлетворенно рассмеялся.
– Бедняга Ринери, ты хотел, чтобы я сунул голову в осиное гнездо? Сейчас, когда все смотрят сюда, когда Бенедикт и Григорий еще не сокрушены? Ты хочешь, чтобы меня вновь называли пиратом и порочили в каждой подворотне? Нет! Сейчас еще не время! Пусть весь этот груз примет на свои плечи Филарг! К нему ни У кого нету зла! Обвинить его не в чем. К тому же Франция и Англия будут за него, Польша, Богемия, Венгрия – тоже. Да и в Италии его охотно признают! А власть – власть уже находится в моих руках, и ее я не отдам никому!
Яндра так и не дождалась в эту ночь своего неверного возлюбленного. И рвала зубами и била кулаками ни в чем не виновную, облитую слезами ярости подушку.
Дождалась Има. В нанятом Коссой дворце было пустынно и тихо. Одиноко светилось занавешенное палевыми шторами окно.
Има сидела за столом. О муже она попросту забыла. Коссу ждал сытный ужин, темное вино и раскрытая постель.
Он ел. Има глядела на него, сжимая руками свои щеки, и не спрашивала ни о чем.
– Избрали Филарга! – сказал он, крепкими зубами пережевывая нежное, в меру прожаренное мясо. – Сама готовила? – вопросил, осушая кубок своего любимого кьянти. Она кивнула, просияв лицом.
– Думаешь, он тебе поможет? – высказала погодя.
– Вернее сказать, не помешает! Ему уже семьдесят лет, – отозвался он.
Сама Има почти не ела, не могла. Прошептала только, когда он, отбросив салфетку, поднял ее на руки, повторив хрипло:
– Ты совсем, совсем не изменилась!
– Похудела и груди опустились! – стыдясь возразила она.
И уже потом, когда счастливо затуманенный взгляд Имы узрел раскиданное по полу белье – скомканная шелковая нижняя рубашка Имы непочтительно лежала сверх сброшенной на ковер красной мантии, а расшнурованный корсет обнимался с кардинальскими туфлями Коссы, – и когда уже обоих оцепенила сладкая головокружительная усталость, и Има, все еще ощущая его упоительные поцелуи на своей груди, лоне, бедрах, губах, с удивленною радостью думала о том, что вот молодость вернулась к ней, и ничего не было, совсем ничего! Ни долгого одиночества, ни мужа… К чести которого он, подозревая многое, так никогда и не спросил Иму об ее ночных пизанских отлучках…
Яндра, ее соперница и подруга, знала десятки, возможно – сотни мужчин. Има – только двоих. Но оба любили ее так, как ни один из тех, многих, даже близконе любил ревнивую соперницу Имы Давероне, нынешней госпожи Джаноби. Что лучше? Известно, однако, что и из миллиарда мух не сложить одного слона!
К несчастью, истина эта была известна и Яндре.
Ночь. Все спит. Заснула наконец и Има, счастливая своей воскресшей любовью.
Косса, заснувший было, просыпается, словно его ударили.
– Помнишь, ты говорила мне, Има… – шепчет он в пустоту темноты, – что у меня были и будут много женщин, но среди них единственный друг – это ты! У меня были многие десятки женщин! И до тебя и после! Но друга среди них, кроме тебя, не нашлось!
Он медлит, и Има отвечает сквозь сон, не раскрывая смеженных ресниц:
– Да, Бальтазар, да!
И неясно, слышала ли она его, или нет? Но Косса вновь прижимает Иму к себе и засыпает счастливый.
Это случилось всего через месяц, в начале августа. Косса шел к своей старой любовнице. (Было утро, оба порешили не так часто встречаться ночами.) И на мосту Понте ди Меджо встретил Яндру делла Скала, которая постаралась его не узнать.
Может быть, она проведала что-нибудь про Иму? От кого? Кроме Ринери и Гуиндаччо, никто ничего не знает! И почему столько народу у подъезда?
Действительно, у знакомого палаццо собралась густая толпа. Косса, с пересохшим от волнения ртом, ворвался во дворец.
Има лежала в кровати, обливаясь кровью. Поодаль четверо мужчин держали убийцу. Один из них сжимал отобранный у браво окровавленный стилет.
– Убийца нанес ей четыре удара! – рассказывал он со знанием дела. – Два в грудь, очень сильных, и два в шею. Мы вбежали, когда дело уже было сделано.
Косса вытолкал из комнаты любопытных и схватил убийцу за горло.
– Кто? Кто нанял тебя, говори!
Браво молчал. Косса первым же ударом выбил ему три передних зуба и едва не сломал шейные позвонки.
Обмочившийся бандит, которому вторым ударом Косса почти отбил печень, хрипел, закатывал глаза, бормотал неразборчивые признания.
Буонаккорсо кинулся за лучшим в городе лекарем. Кто-то уже позвал женщин, чтобы обрядить покойницу.
Неподвижную Иму переодели в другое платье, подняли и повезли в дом, где жил Аньоло Джаноби, куда вбкоре прибыли и лекарь, посланный Коссой, и иные лекаря – целый консилиум.
– Я же говорил тебе, говорил, говорил! – шептал Джаноби с ужасом, глядя на белое – ни крови в губах – лицо жены.
Он ничего не говорил ей. И не скажет впредь. Склоним голову и промолчим перед этой по-своему великой любовью.
XXXV
До собора в Пизе в Европе было два папы. Теперь же их стало три. Ибо ни один из отвергнутых собором, ни Бенедикт, ни Григорий, не желали добровольно отказаться от своих званий. И новый папа, Александр V – Филарг, был признан далеко не всеми. Правда, за него были Франция, Англия, Польша, Богемия и многие государства Германии и Италии. Но, однако, Григорий XII господствовал в Римини и Неаполитанском королевстве, в некоторых государствах Германии, а также в Венгрии. Бенедикт XIII, в свою очередь, властвовал в Испании и Шотландии.
Папы анафемствовали друг друга. Грамоты о том читались по церквам, в приходах, остававшихся верными тому или другому из трех пап. Священники, стоя полукругом, со свечами в руках, читали текст анафемы, перечисляя все наказания отступникам «истинного» первосвященника: да будут они прокляты навеки, да низвергнет их меч Господень и забудутся их имена. Да поразит их Господь язвами и чесоточной паршой, ниспошлет на них слепоту и слабоумие.
– Что же теперь будет? – спрашивал у Коссы Александр V.
– Не беспокойся, святой отец! – отвечал Косса. – Законный папа ты, а не они, не робей. Пошли им анафему! (На пятнадцатом заседании собора так было я сделано: обоих прежних пап предали анафеме.)
Косса был бодр. Все складывалось предельно удачно. Владислав, вздумавший было разогнать Пизанский собор, был остановлен устроенной Коссою лигой из флорентийцев и сиенцев. Протесты против компетентности собора со стороны епископов рижского, верденского и вормсского тоже были отвергнуты.
Да и, разумеется, не один Косса уговорил кардиналов избрать Филарга! Безродный ученый грек многим казался лучшим кандидатом: кому по незлобивости своей, кому – по безродности, а кому-то и по возрасту (недолго будет править!). Хотя его противники, старцы за восемь десятков лет (а де Луна прожил более ста!), умирать или складывать оружие отнюдь не собирались.
Александр-Филарг трясся от страха, а Косса понимал, что для упрочения его ставленника необходимо отобрать Рим у короля Владислава и вернуть его новоизбранному папе.
В эти дни Косса был занят так, что даже несчастье с Имой отступило куда-то посторонь. Он мотался из города в город, тихо злясь на этих дураков, которые рвут Италию на части, не понимая того, что отлично понимали великие римляне: что только в единстве – сила, и Италия, разорванная на независимые республики, герцогства и королевства, будет проходным двором Для любых завоевателей, откуда бы они ни пришли.
![Генрих Гацура - Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]](/uploads/posts/books/154669/154669.jpg)
