Бернард Корнуэлл - Столетняя война
— Вы мессир Гийом?
— Он самый.
— Я хотел убить вас.
— Так почему бы мне не убить тебя? — спросил мессир Гийом. — Ты лежишь на моей постели, жрешь мою кашу и дышишь моим воздухом. Английский ублюдок. И хуже того, ты — Вексий.
Томас с трудом повернул голову, посмотрел на грозного мессира Гийома и ничего не сказал. Его озадачили последние слова.
— Но я решил не убивать тебя, — сказал мессир Гийом, — ведь ты спас от поругания мою дочь.
— Вашу дочь?
— Элеонору, дурень. Она, конечно, незаконная дочь, ее мать служила у моего отца, но, кроме Элеоноры, у меня никого не осталось, и я привязан к ней. Она говорит, что ты был с ней добр, потому она и перерезала веревку, на которой ты висел, и положила тебя в мою постель. Девочка всегда отличалась сентиментальностью. — Он нахмурился. — Но мне по-прежнему хочется перерезать твое поганое горло.
— Четыре года я мечтал перерезать ваше, — сказал Томас.
Единственный глаз мессира Гийома злобно уставился на него.
— Еще бы не мечтать. Ты Вексий.
— Никогда не слышал о Вексиях. Мое имя — Томас из Хуктона.
Томас ожидал, что мессир Гийом наморщит лоб, пытаясь вспомнить Хуктон, но тот моментально откликнулся.
— Хуктон, — проговорил он. — Хуктон. Господи Иисусе, Хуктон. — Он несколько мгновений помолчал. — Конечно же, ты чертов Вексий. У тебя на луке их герб.
— У меня на луке?
— Ты отдал его Элеоноре! И она его сохранила.
Томас закрыл глаза. Шея болела, и боль отдавалась в спине и голове.
— Думаю, это герб моего отца, — сказал он, — но он никогда не говорил о своем происхождении. Я знаю, что он ненавидел своего отца. Я тоже своего недолюбливал, но ваши люди его убили, и я поклялся отомстить.
Мессир Гийом отвел глаз от окна.
— Ты в самом деле никогда не слышал про Вексиев?
— Никогда.
— Значит, тебе повезло. — Он встал. — Это дьявольские отродья, и ты, подозреваю, один из их щенков. Я бы убил тебя, парень, и испытал бы угрызений совести не больше, чем раздавив паука. Но ты был добр к моей дочери, и я благодарен тебе за это.
Ковыляя, он ушел, оставив Томаса в полном замешательстве.
* * *Томас потихоньку выздоравливал. В саду мессира Гийома, затененном от солнца двумя деревьями айвы, он в тревоге дожидался ежедневного вердикта доктора Мордехая о цвете, консистенции, вкусе и запахе своей мочи. Лекарь как будто не обращал внимания, что чудовищно распухшая шея Томаса приходит в норму и что пациент снова может глотать хлеб и мясо. Значение имела только моча. Доктор заявлял, что нет лучшего способа поставить диагноз.
— Моча выдает все. Если она пахнет кисло, или темная, или на вкус отдает уксусом, или мутная, значит, пора принимать серьезные меры. Но чистая, светлая, сладко пахнущая моча вроде этой — самое худшее известие.
— Худшее? — обеспокоенно переспросил Томас.
— Она означает снижение оплаты врачу, милый мальчик. Доктор пережил разграбление Кана, укрывшись в свинарнике поблизости.
— Англичане перерезали свиней, но упустили еврея. Однако они переломали все мои инструменты, разбросали все лекарства, перебили все склянки, кроме трех бутылей, и сожгли мой дом. Вот почему я вынужден жить здесь.
Его передернуло, как будто жизнь в доме мессира Гийома была невыносимой. Мордехай понюхал мочу Томаса, а потом, неуверенный в диагнозе, взял каплю на палец и, попробовав на вкус, проговорил:
— Прекрасно. К великому сожалению, прекрасно. — Он вылил содержимое бутыли на клумбу лаванды, где трудились пчелы. — Таким образом, я потерял все. И это после того, как наши власти заверили нас, что городу ничего не угрожает!
Сначала, рассказал Томасу Мордехай, командиры гарнизона решили защищать лишь окруженный стенами город и крепость. Но на стенах они нуждались в помощи горожан, а те настаивали на защите Иль-Сен-Жана, поскольку там находились все их богатства. Поэтому в последнюю минуту гарнизон потянулся через мост, что и привело к катастрофе.
— Болваны, — презрительно сказал Мордехай. — Доблестные болваны. Болваны.
Томас и Мордехай жили в доме мессира Гийома, а сам рыцарь отправился набирать новых солдат в свое поместье в Эвеке, находившееся милях в тридцати к югу от Кана.
— С раной в ноге или нет, он все равно будет сражаться дальше, — говорил Мордехай.
— А что он сделает со мной?
— Ничего, — уверенно ответил доктор. — Ты ему нравишься, несмотря на его угрозы. Ты спас Элеонору, ведь так? Он всегда любил ее. Жена не любила, а он любит.
— А что стало с его женой?
— Умерла, — ответил Мордехай. — Просто умерла. Томас уже мог должным образом есть, и его силы быстро возвращались, так что он гулял с Элеонорой по Иль-Сен-Жану. Казалось, что по острову прокатилась чума. Более половины домов были пусты, и даже те, где кто-то жил, несли следы разорения. Отсутствовали ставни, двери были разбиты, а в лавках не торговали никакими товарами. Кое-кто из крестьян продавал с повозок бобы, горох и сыр, мальчишки предлагали только что выловленных в реке окуней, но голодные дни продолжались. Было неспокойно: выжившие боялись, что ненавистные англичане могут вернуться, и в городе все еще витал тошнотворный запах трупов из рек, на берегах которых жирели чайки, крысы и собаки.
Элеонора терпеть не могла гулять по городу, предпочитая выходить в южные предместья, в поля переспелой ржи, пшеницы и ячменя, к ручьям, где над водяными лилиями летали голубые стрекозы.
— Люблю время сбора урожая, — говорила она Томасу. — Мы обычно выходили на поля помогать крестьянам.
В этом году урожая не ожидалось. Некому было жать зерно, колосья опустошались овсянками, а за остатки дрались голуби.
— После сбора урожая обычно устраивали праздник, — задумчиво проговорила Элеонора.
— У нас тоже был праздник, — сказал Томас, — и мы обычно вешали в церкви зерновых кукол.
— Зерновых кукол?
Он сделал из соломы куколку.
— Мы вешали тринадцать над алтарем — одну для Христа и по одной для апостолов.
Он сорвал несколько васильков и протянул Элеоноре. Девушка вплела их в волосы. Волосы у нее были очень светлые, как залитое солнцем золото.
Они говорили без умолку, и однажды Томас снова спросил ее про копье; на этот раз Элеонора кивнула.
— Я соврала тебе, — сказала она, — потому что оно у него было, но его похитили.
— Кто похитил?
Она дотронулась до своего лица.
— Тот человек, который лишил его глаза.
— Вексий?
Девушка серьезно кивнула.
— Думаю, да. Но копье было не здесь, оно хранилось в Эвеке. Там его настоящий дом. Дом в Кане ему достался после женитьбы.
— Расскажи мне про Вексиев, — попросил Томас.
— Я ничего о них не знаю, — ответила Элеонора, и он ей поверил.
Они сидели у ручья, где плавала пара лебедей. В камышах охотилась на лягушек цапля. Томас как-то сказал, что уйдет из Кана искать английское войско, и его слова, похоже, запали Элеоноре в душу, поскольку она вдруг нахмурилась.
— Ты и правда уйдешь?
— Не знаю.
Ему хотелось вернуться в войско, ведь он принадлежал ему. Но он не знал ни как найти своих, ни как выжить в землях, где ненавидели англичан. К тому же ему хотелось остаться. Хотелось больше разузнать про Вексиев, а только мессир Гийом мог удовлетворить его любопытство. И день ото дня ему все больше хотелось быть рядом с Элеонорой. В ней была спокойная доброта, какой не обладала Жанетта, — доброта, заставлявшая относиться к ней с нежностью из страха, что девушку можно обидеть грубым словом или неловким прикосновением. Ему никогда не надоедало смотреть на ее бледное лицо с чуть впалыми щеками и большими глазами. Элеонора смущалась под пристальным взглядом Томаса, но не могла запретить ему рассматривать себя.
— Мессир Гийом, — сказала она, — утверждает, что я похожа на свою мать, но я плохо ее помню.
Мессир Гийом вернулся в Кан с дюжиной латников, нанятых в северном Алансоне, и сказал, что поведет их на войну вместе с полудюжиной собственных солдат, уцелевших после падения Кана. Нога у него все еще болела, но он мог ходить без костылей и в день возвращения бесцеремонно велел Томасу отправляться вместе с ним в церковь Святого Иоанна. К ним присоединилась Элеонора, бросив работу на кухне, и мессир Гийом не остановил ее.
Люди кланялись, когда рыцарь проходил мимо, многие ждали от него подтверждений, что англичане действительно ушли.
— Они идут на Париж, — отвечал он. — Наш король поймает их там в ловушку и перебьет.
— Вы действительно так думаете? — спросил его Томас после одного из подобных заверений.
— Я молюсь об этом, — зло сказал мессир Гийом. — Ведь для этого короли и существуют, не так ли? Чтобы защищать свой народ. А видит Бог, мы нуждаемся в защите. Мне говорили, что, если подняться на ту башню, — он кивнул в сторону церкви Святого Иоанна, куда они шли, — можно увидеть дым от сожженных вашим войском городов. Они проводят зачистку.
