Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха
И Сталин в «перегибы» больше не верил. Прекращать разгулявшуюся вакханалию снова пришлось ему лично. 22 августа 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен Лаврентий Берия, которому Иосиф Виссарионович доверял лично. 15 ноября было запрещено рассмотрение дел «тройками». 17 ноября вышло постановление Совнаркома и ЦК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Указывалось, что «массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные… при упрощенной процедуре следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений… Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка следствия, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» на массовые аресты…».
Постановление запрещало масштабные операции по арестам и депортациям, предписывалось проводить их строго в соответствии с Конституцией, по решению суда или с санкции прокурора. 27 ноября Ежов был снят со своего поста, а 1 февраля 1939 г. генеральный прокурор Вышинский доложил Сталину о разоблачении чекистов, которые «встали на путь подлога и фабрикации фиктивных дел». Многие дела пересматривались, в 1939 г. было освобождено более 327 тыс. заключенных. А в тюрьмы и под расстрелы пошли те, кто был виноват в чрезмерном раздувании репрессий — Ежов, Фриновский, Блюхер, Постышев, Косиор и т. д.
Настоящее число жертв остается неизвестным. Роберт Конквест, прославившийся опусом «Большой террор», нашумел разоблачениями о 700 тыс. расстрелянных, 7–8 миллионах заключенных в лагеря. Его цифрами до сих пор оперируют и западные, и многие отечественные авторы, хотя Конквест их высосал в лучшем случае из пальца. По официальным данным, на 1 марта 1940 г. общий контингент заключенных ГУЛАГа составлял 1.668.200 человек. Причем лишь 29 % были осуждены по политическим статьям, остальные по уголовным [113]. На основе тех же официальных данных исследователи, получившие к ним доступ, внесли поправочку: «Число жертв политических репрессий в РККА во второй половине 30-х годов примерно в десять раз меньше, чем приводимые современными публицистами и историками» («Военно-исторический журнал», 1993, № 1, с. 59). Однако сами цифры ни хрущевские, ни горбачевские антисталинисты почему-то не обнародовали. Наверное, это говорит само за себя. Нет, автор ни в коем случае не оправдывает репрессий против невиновных. Но… зачем их искусственно преувеличивать? Пожалуй, это тоже говорит само за себя.
18. Россия оживает…
Очищение нашей страны от «нечисти» и преступников сопровождалось важнейшими конструктивными процессами. Сталин стал круто менять политический курс из «революционной» в государственно-патриотическую систему координат. В рамках СССР начала возрождаться Российская держава. Нет, далеко не прежняя, она осталась коммунистической. Однако она была уже не непонятным новым образованием, возникшем на трупе России, а Советской Россией. Во многом изменившейся, во многом отличавшейся от Российской империи, но тоже великой и по-своему прекрасной.
Эти процессы шли далеко не сразу и не просто. Ведь и у самого Сталина взгляды не были неизменными. В начале 1930-х он предстает перед нами твердым и убежденным последователем Ленина. В своих речах и статьях громит «кулаков», «контрреволюционеров» и в один ряд с ними ставит «попов». В 1934 г. на партийном съезде Иосиф Виссарионович воззвал под гром аплодисментов: «Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне ликвидировано». Разумеется, подобными настроениями вождя очень плодотворно пользовались и враги народа. Те самые враги, которых можно называть без кавычек и которые успешно делали из Сталина собственного сообщника.
Но он оставался и твердым «государственником», держал курс на укрепление Советской державы и не мог не замечать — творится не то. Кое-что начинал переосмысливать. В 1931 г. Сталин вернул в обиход оплеванное понятие Отечества. Вернул осторожно, с оговорками. Можно ли было спорить с самим Марксом, утверждавшим, что у пролетариев нет отечества. Сталин пытался лавировать, пояснял: «В прошлом мы не имели и не могли иметь отечества. Но сейчас, когда мы сбросили капитализм, и власть принадлежит нам — сейчас у нас есть Отечество» [113].
Он начал бороться и с русофобством, с погромами российской культуры. Взял под покровительство и защитил от грозивших им расправ Михаила Булгакова, Алексея Толстого, Андрея Платонова, Алексея Лосева, Шолохова. Надо сказать, что борьба была нелегкой даже для Сталина. Предводители РАПП Леопольд Авербах и жена Ягоды Ида Авербах, отправлявшие «на свалку» классику отечественной литературы, настолько распоясались, что подчиняться и слушаться не желали. В 1930 г. официальный орган ЦК, газета «Правда», по поручению Сталина начала атаки на РАПП, но Авербахи нагло потребовали… «унять «Правду»!
Лишь через два года, в 1932 г., было принято постановление ЦК «О перестройке литературно-художественных организаций», разогнавшее РАПП. Как сказал Сталин одному из руководителей этой организации Александру Фадееву, «вы просто еще маленькие люди, совсем небольшие люди, куда вам браться за руководство целой литературой». Но РАППовцы даже постановление ЦК проигнорировали, не опубликовали в своих изданиях! Пытались опротестовать его, подавали апелляции в Политбюро, устраивали дискуссии. Самому Сталину приходилось участвовать в них, спорить с активистами «пролеткульта» [113]. Только в 1934 г. удалось сформировать новую организацию, Союз писателей СССР. А одновременно в литературу возвращались «изгнанные» из нее Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский. Но книги Троцкого, Зиновьева, Каменева и прочих «теоретиков», заражавшие умы советских людей, все еще считались полезными. Их изъяли из библиотек лишь в марте 1935 г.
В 1934 г. Совнарком и ЦК приняли постановление, отвергшее прежние методы преподавания истории. Из лагерей и ссылок была возвращена вся плеяда российских историков, загремевших туда усилиями «красного академика» Покровского, Бухарина и иже с ними. Им ставилась задача разработки новых учебников. Сталин, Киров и Жданов изучили конспекты учебников, выдав массу замечаний. Хотя в этих конспектах и замечаниях еще хватало половинчатого, хватало дани положенному «интернационализму». Только в 1936 г. была официально осуждена линия Покровского. А в школах учебник Покровского сменил учебник Шестакова, где восстанавливалась преемственность между царской и советской Россией [83].
Правда, и ее восстанавливали осторожно. В такой форме, чтобы она согласовалась с коммунистической идеологией. Князья, цари, полководцы, государственные деятели, способствовавшие успехам России, представлялись «прогрессивными» — поскольку тем самым они создали основу обширного и сильного Советского Союза. Тем не менее, для той эпохи сдвиг был колоссальным. Люди снова получали возможность гордиться, что они принадлежат к великому русскому народу, имеющему великое и славное прошлое. Эта слава популяризировалась и пропагандировалась. Начали выходить книги и сниматься фильмы о Петре I, Александре Невском, Суворове, Ломоносове и др.
В мае-июне 1935 г. были распущены Общество старых большевиков и Общество бывших политкаторжан [20]. Толчком послужило «кремлевское дело»: активисты этих самых старых большевиков и политкаторжан были связаны с махинациями Енукидзе (и с его сексуальными извращениями). Но были и другие причины. Оба общества состояли из бывших «профессиональных революционеров», сохранявших дружеские контакты с зарубежными масонами. Оба общества ставили своей целью «культивировать дух революции», отнюдь не патриотический, а изначальный — интернационально-космополитический.
В том же 1935 г. Сталин прекращает финансирование через Коминтерн иностранных компартий. Прикрывает канал, по которому утекали за рубеж огромные суммы в золоте и валюте. Прихлопывает сытную «кормушку» для зарубежных дармоедов. Вместо этого Сталин перенацеливает финансы на другие нужды. Принимается генеральный план реконструкции Москвы — грязный и запущенный город должен был стать красивой и величественной столицей державы. В 1935 г. в армии вводятся маршальские и офицерские звания. Комроты, комбаты, комполка превратились в капитанов, майоров, полковников. Только слово «генерал» в советском обиходе все еще несло слишком негативный оттенок, поэтому генеральские звания были восстановлены позже, в 1940 г.
Но по мере того, как стали раскрываться гнезда подпольных структур и заговоров, перемены пошли более быстрые и более радикальные. С одной стороны, только сейчас Сталин обретал полноту власти. С другой, менялись его взгляды на те или иные события, установки. Еще в 1931 г. в разговоре с Шолоховым он интересовался, откуда тот брал материалы для описания казачьего геноцида. Михаил Александрович ответил: «В архивах документов предостаточно… Троцкисты, вопреки всем указаниям Ленина о союзе с середняком, обрушили массовые репрессии против казаков, открывших фронт. Казаки, люди военные, поднялись против вероломства Троцкого, а затем скатились в лагерь контрреволюции. В этом суть трагедии народа». Тогда же, после беседы с Шолоховым, Сталин сделал первые послабления казакам, их начали принимать в авиацию и другие «элитные» войска [143].
