Наталья Павлищева - Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»
Как все красивые истории любви, рассказ о верной Пенелопе и мужественном Одиссее у Гомера закончился счастливой встречей супругов. У слепого поэта, правда, не повернулся язык сказать, что жили они долго и счастливо и умерли в один день, Гомер просто поставил многоточие.
Давайте и мы поступим так же — закончим историю безо всяких убийств и Телегонов с Цирцеями криком Одиссея: «Сы-ы-ын!!!»…
О чем это все?
Немного истории и размышлений.
Сознаюсь честно: идея не моя, прочитала у других. Гомеровский эпос «Илиада» и тем более «Одиссея» не могли не вызвать вопросов. Особенно «Одиссея».
Слепой Гомер придумал (или просто пересказал), а тысячи зрячих потомков головы сломали, пытаясь понять, правда это или вымысел, вернее, насколько вымысел и зачем? Верили ли древние рассказам Гомера? Можно ли вообще им верить? Нашлось немало серьезных людей, и так и этак трактующих каждое слово, пытавшихся объяснить, кого можно назвать Циклопом, кто такие лотофаги, где жила Цирцея, а где нимфа Калипсо, как умудрился Одиссей на плотике в одиночку за девять дней пересечь Средиземное море, если сейчас этого не могут сделать и быстроходные яхты… И так далее.
«Одиссея» вся несуразна, в ней нельзя верить ни единому географическому указателю, кроме старта и финиша путешествия царя Итаки, причем старт «за компанию», а финиш во сне после пьянки. Десять лет знаменитый пират, знавший каждый клочок суши в Великой Зелени, все ветра и острова лучше собственного огорода, мотался по этой самой Зелени (Средиземному морю, как вы поняли), но не наткнулся ни на один ахейский или финикийский корабль, которых тогда в море было чуть меньше, чем сейчас рыбы, не попал ни на один знакомый остров. Напротив, любая суша оказывалась незнакомой и просто кишмя кишела опасностями, о которых он до путешествия и не подозревал! При этом все разговаривали на знакомом языке, словно были если не ахейцами, то уж точно выходцами из Эллады.
Заколдованное море?
Попробуем разобраться. Иногда полезно брать в руки географические карты и пытаться представить, что же не так в произведениях и что эти «не так» скрывают. Занятная штука получается.
Бывает смех. Бывает хохот (это когда смех уж очень громкий, неудержимый). А бывает гомерический хохот (мы бы сейчас сказали «дружное ржание»).
Как-то неуважительно по отношению к слепому классику — назвать его именем хохот, от которого болят животики. Классик серьезный, настоящий, проверенный веками, даже тысячелетиями, вещал на древнегреческом, который переводится соответствующе — гекзаметром. Смеяться над гекзаметром?
Но в жизни не бывает ничего невозможного. Гомера перевели высокопарным стихом, но гомерический хохот остался. Это подтверждает, что теория и практика не всегда совпадают. Неужели древние действительно смеялись над стихом Гомера?
Удивительно, но, скорее всего. да. И было над чем.
Дело в том, что приключения Одиссея — это барон Мюнхгаузен и капитан Врунгель в одном флаконе. Нам не понять, потому что мы не помним названий островов или мысов, не знаем, как долго нужно идти морем (плавают ведь только утки в луже и кое-что в проруби?) от одного причала до другого (зачем, если есть навигатор?), не представляем, что такое Нот или Эвр, где жила Цирцея или что означает само имя Одиссей…
А слушатели Гомера прекрасно знали, что Ливия и Лувия не одно и то же, одна в Африке, а другая в Малой Азии, что восточный ветер Эвр в отличие от южного Нота не может дуть долго, а Цирцея сестра колхидского царя Ээта и жить на острове в Средиземном море никак не должна, потому что Колхида — это регион западной Грузии. И Одиссей — имя вовсе не героическое, переводится примерно как «ненавистный»! Неудивительно, был отъявленным пиратом, причем довольно жестоким.
Они знали, что разглядеть в тумане или в бурю очертания мыса Малея или той же Итаки можно, лишь «поцеловавшись» с их скалами, что «аримаспы» — это рабы скифов, которых хозяева вместо клеймения нередко лишали одного глаза («арима» — «один», «спу» — «глаз» по-скифски). Знак равенства (по крайней мере, соответствия) между аримаспами и циклопами ставил еще Страбон, а скифы, как и их рабы, отличались высоким ростом и статностью. А если еще вспомнить, что скифы поработили немало антропофагов, которые, вообще-то, занимались каннибализмом… Чем не берег циклопов? Но у страха глаза велики, и доблестный Одиссей принял за громадного циклопа Полифема рослого раба антропофага.
Большая часть злободневных анекдотов пятидесятилетней давности нам непонятна. А если прошли тысячи лет? Над чем они там гомерически хохотали? Над тем, что Одиссей в бурю принял побережье пролива Босфор за очертания мыса Малей или Киферы? Над тем, что прославленный пират перепутал Средиземное море с Черным, Ливию с Лувией, ветры между собой и по пьянке забрался в соседнее море, куда и аргонавты-то плавали трудно и героически?
Враль? Конечно. Наверное, слушатели покатывались от хохота, держась за животики. Это для нас царь Итаки знаменитый путешественник, хоть и поневоле, а для современников Гомера он был отъявленным лгуном. Украсть из Трои не только священный палладий (статуэтку небольшого размера, что для внука знаменитого вора не составляло труда), но и двух белоснежных коней Реса — национальное достояние троянских конюшен — можно, лишь предварительно споив до полной невменяемости всех троянцев от стара до млада и открыв ворота, — коней под мышкой не унесешь.
Гомер устами Одиссея просто рассказывал современные ему анекдоты, которые весьма отличались от нынешних, зато действительно вызывали гомерический хохот у слушателей.
Откровенное вранье с массой преувеличений звучит тем смешней, чем более высоким слогом пересказано. Имел слепой дедушка Гомер чувство юмора… А то, что оно не вполне понятно нам, так не для нас сочиняли.
И «Война мышей и лягушек» вовсе не чья-то пародия на гомеровский эпос, как пытаются ее представить, а произведение самого слепого насмешника. Разве не пародия — назвать скромного болотного ужика Гидрой?
Откровенных несуразностей хватает и в повествовании об аргонавтах, чего стоит один рассказ о «переброске» корабля «Арго» от реки Эридан в реку Родан (Рону) в земли кельтов или перенос в течение двенадцати дней корабля на руках через ливийскую пустыню до Тритонийского озера! Аргонавты за один день оказываются то на востоке Черного моря, то на западе Средиземного, то за недельку пробираются (с кораблем на руках?) от Истра к Женевскому озеру (в Рону), то вдруг телепортируются в Ливию, потому что от берегов Пелопоннеса к побережью Африки за сутки даже сейчас попасть можно только самолетом… Причем за ними с той же скоростью мотается и колхидский флот, отправленный вдогонку царем Колхиды Ээтом с целью расправы за убийство сына и измену дочери.
Можно долго указывать на откровенные нелепости, но в том-то все дело, что этих нелепостей ахейцы не замечали, для слушателей-ахейцев Колхида, остров Ээя, Рона, кельты, тавры, феакийцы, циклопы и прочие были «где-то там», то есть далеко, а потому неясно. Никто не представлял себе расстояний и даже взаиморасположения Эридана и Родана, места жительства многих народов, поэтому скалы Сцилла и Харибда в легендах заступали героям путь то на востоке, то на западе (в зависимости от погоды?). Для нас большинство этих названий тоже мало о чем говорят. Многие ли помнят, где Рона, а где Эридан (Рона делит пополам город Женеву, а Эридан течет через Афины), все ли могут сказать, сколько гектаров леса нужно вырубить в качестве просеки, чтобы перетащить корабль от Истра (Дуная) до Швейцарии?
Для ахейцев повествование об аргонавтах означало настоящие сказки, сродни нашим фантастическим произведениям середины двадцатого века, в которых описывались посещения туманности Андромеды или вообще границы Вселенной. Кто же будет придираться к неточностям во взаимоположении разных там туманностей? Сотня тысяч парсеков левее, сотня правее…
А вот десять лет пребывания почти у дома в Эгейском море, где и запутаться невозможно, — это совсем другое, это смешно. Вы же посмеетесь над придурком, спьяну принявшим статую Свободы за скульптуру Петра Великого работы Церетели? Или спутавшим очертания пирамиды Хеопса с сараем своей бабушки? Для ахейцев времен Гомера это было равнозначно «узнаванию» очертаний мыса Малея во время бури. Потому и смеялись.
Плюс все тот же гекзаметр… Попробуйте высокопарным слогом пересказать, как в выходные на даче в стельку пьяный сосед пару часов ползал по огороду в поисках лифта, а потом еще минут двадцать демонстрировал виртуозное владение «великим и могучим», приняв за лифтовую совсем другую кабинку, в которой засела его теща.
Если сумеете сохранить серьезный вид, гомерический хохот слушателей обеспечен.
